Ксения Голубович: Дмитрий ушел служить в армию давно или только сейчас , когда началась полномасштабная война?
Дарья Юрченко: Это долгая история. Мы из города Малин Житомирской области. Еще до начала войны в 2014 году , с самого детства Дима был патриотом. У нас восемь лет разницы, и сколько я его помню, он постоянно говорил об Украине. Он такой, как наша мама говорит, романтик, и у него все было в радужных красках: все так чудесно, мир прекрасен — он всех любил. И природу любил. И в школе он был успешным — не отличником, но самым активным. Принимал участие во многих городских олимпиадах и выигрывал, ездил на областные. Потом после окончания школы были дополнительные баллы за эти олимпиады, и он поступил бесплатно на факультет информационных технологий в Польшу. Это теперь границы открыты и все проще, а в то время это было очень сложно, просто вау! И он поехал учиться. Учился, почувствовал там свободу, начал работать, вел передачу на радио по утрам и уже задумывался, не стать ли журналистом.
Когда начался Майдан , он был в Польше, но сразу же сказал: «Я хочу ехать в Украину!» — и в один прекрасный день, еще до разгона студентов в Киеве, приехал автостопом за шесть гривен. Он очень хотел поехать на Майдан, его прямо тянуло туда. Но мама сказала — нет, нельзя.
И вот он меня попросил , чтобы в четыре утра я встала: он откроет входную дверь, а я — двери в туалет, громко, чтобы перебить этот звук. Я еще маленькая была, не понимала, плохо я поступаю или хорошо. Он тогда оставил письмо маме и поехал на Майдан. Было очень страшно. Можно не верить в какие-то потусторонние силы, в знаки, но у нас была кошка, очень тихая, а в ту ночь, когда Дима поехал, она просто сошла с ума: начала царапаться, очень громко что-то делать. Родители проснулись — где Дима, что случилось? Начали ему звонить. Папа сказал: «Если ты любишь маму, то сейчас же берешь и возвращаешься». И Дима все-таки одумался. А это было перед тем, как разгоняли студентов… Он же сам еще ребенок был, 19-20 лет. Мне сейчас будет 19, и я себя не считаю взрослой.
А когда все там немного успокоилось , мама сказала — ладно, поезжай уж, если ты так хочешь. Он поехал и стал официальным волонтером. Вообще у нас семья была очень активная, мы все на Майдан ездили, даже я в свои 11 лет. И потом Дима сказал: «Все, я в Польшу не поеду. Буду тут — в Украине».
Потом он начал работать. Маме это не нравилось , потому что у нас маленький город — зачем себя обрекать, если можно поехать куда-то дальше. И через какое-то время он решил идти в армию. Это не было однозначное решение — наверное, просто хотел попробовать. Его отправили в какое-то учебное заведение, и прямо перед тем, как он приехал, началось наступление со стороны России. А самое страшное — сказали, что он поедет в Харьков , в Киев или во Львов , а его отправили в Мариуполь. Там как раз тогда начались бои , маме очень тяжело было. Это было в 2015 году, с тех пор он жил в Мариуполе.
КГ: Как Дмитрий попал в «Азов»?
ДЮ: Он решил туда пойти через несколько лет после начала службы. Он всегда говорил , что в «Азове» нет такого — так, я командир, значит делай, как я сказал! Там все равны. Когда бойцы гибнут, там есть дни почестей для каждого, собираются с родственниками этого бойца. Не то что скажут, мол, очень жаль, а потом забудут. Ему нравилось, что они там не просто на словах братство, а действительно как братья, все как родные друг для друга. Поэтому он туда и захотел. Он был в восторге: это была вроде работа, но и удовольствие. Мы к нему приезжали в гости, я ходила по Мариуполю гулять… Вы там бывали? Там было очень красиво. Город, который не стоял на одном месте, всегда развивался. Я приезжала каждые полгода к Диме в гости и каждый раз я видела что-то новое.
У него была мечта — возглавить пресс-службу. С самого детства ему очень нравилось фотографировать: помню , как он видел то, чего не видит обычный человеческий глаз, всегда замечал какие-то детали. «Боже, посмотри как красиво!» Я говорю: «Ну, обычно». Тогда он делал фото, я смотрела, и оказывалось, что это реально очень красиво. И его мечта сбылась, он стал руководителем пресс-службы. Он был счастлив, и я очень горжусь им. А сейчас такая ситуация…
В начале , через неделю после начала полномасштабной войны, нам сказали, что Малин — спокойный город, где не будут особенно стрелять. Мы приехали с парнем, и через два или три дня нас обстреляли. Было очень страшно. Я не помню, какой это был звук, но помню картинку: я смотрела ночью из окна и было настолько светло… После этого у меня была сильная паника, когда я слышала какие-то незнакомые звуки. Но потом привыкаешь и уже не так боишься. Сейчас, когда воздушные тревоги, — знаю, что это очень плохо, но я иногда сижу дома, не хожу в убежище.
КГ: Когда вы узнали , что они «застряли» на «Азовстали»?
ДЮ: Понимаете , там постоянно велись боевые действия. И не было, наверное, такого, чтобы не стреляли: каждый час по взрыву. Это уже как-то привычно стало, что там ведутся боевые действия. Дима же снимал все видео «Азова», я всегда их смотрела и иногда слышала его голос за кадром. Помню, листаю видео, услышу его — это как чудо, сразу как-то тепло на душе. Конечно, мы могли переписываться, но когда слышишь родной голос… Но очень тяжело, когда не знаешь, что будет дальше. Ты слышишь, как один его побратим погиб, как другого ранили. Всё слышишь и понимаешь, что ничем не можешь помочь. Только финансово: мы покупаем боеприпасы. Но это не гарантирует на сто процентов от того, что в него вот сейчас не попадет бомба.
«Азовсталь» стала точкой , которую бомбили постоянно, даже в голосовых сообщениях фоном слышно, как бомбят, бомбят… Это очень страшно. Даже на видео, где он поет «Стефанию», это слышно, и нельзя сказать «это постановка» — это реальная жизнь. 83 дня они там жили — и неизвестно, что будет завтра. Ни про кого не известно, но я хотя бы сижу на кухне с включенным светом, могу выпить стакан воды и съесть какую-то еду… У них было не так. Непонимание того, что будет через пять минут, убивает сильнее всего. Это очень тяжело. Когда твой родной человек находится в окружении, не может быть других чувств.
КГ: А была у него девушка?
ДЮ: Не было. У Димы , когда он концентрируется на чем-то, все пролетает мимо: вся лишняя информация, все посторонние мысли — девушки, погулять, выпить, сходить в кино… Он сконцентрирован на одном деле и все. А тут у него было даже два дела — выжить и отбиться. Я думаю, что он там своей любви пока что не искал. Но было бы чудесно, да.
КГ: Среди погибших на «Азовстали» были и девушки тоже?
ДЮ: Про военных девушек я не знаю , но гражданских очень много погибло от того, что обстреливали.
КГ: Когда приказали сдаваться , для Дмитрия это было тяжело?
ДЮ: Мы договорились с ним обсуждать эмоции уже после того , как он приедет домой. Не хочется его наводить на дурные мысли, не хочется себя наводить на плохие мысли, потому что и так худо. Мы договорились, когда он приедет, сесть и обо всем поговорить. Насчет плена я информации совсем не знаю — знаю, что мой брат поехал, очень надеюсь на звонок от него и очень надеюсь, что он скоро вернется. А как это было, под чьим управлением, кто это предложил и какие были мысли у «азовцев», я не знаю.
КГ: Перед тем , как их забрали, он успел с вами и с мамой поговорить?
ДЮ: Да , мы говорили за день до того, как их забрали в плен. Вся наша семья собралась на видеоконференцию. Наверное, ему было страшно, ведь выбор был или умереть на «Азовстали», или выжить в плену. Но у нас были бытовые разговоры, мы не задавали вопросов «какое у тебя настроение?», «какие у тебя мысли?». Об этом решили разговаривать, когда он уже вернется. Мама говорила — мы сейчас с вами разговариваем, и будто все нормально. Будто сейчас Дима не находится в окружении, а Даша действительно возле меня. Я говорила про футболки с димиными фотографиями — мне с этим помогали, и Дима тоже, в том, что касается профиля в инстаграме, например. Были бытовые разговоры. И это, наверное, лучше, что мы насладились какой-то будничной жизнью: обсуждали, кто что поел, какие планы на завтра. Дима показывал свою одежду: вот так пойду, вот так надену кофту, покрасоваться. Хорошо, что не было разговоров про плен, потому что было бы сейчас намного сложнее. Нам Дима всегда говорил, что все будет хорошо. И я всегда в это верю и надеюсь, что моя вера не пропадет никогда.
КГ: Я видела фотографию Димы с котом на «Азовстали». Можете рассказать , что это за кот?
ДЮ: Это очень трогательная история. В последнем разговоре Дима рассказал , что к нему прибилась кошка. Там было очень много животных, которых спасли наши бойцы из «Азова». Эти животные жили своей спокойной жизнью, как и их хозяева, до того, как разбомбили дома в Мариуполе. Может, животные сами чувствовали, где люди, а может, кого-то бойцы забирали, когда выходили. И эту кошку, которая к Диме прибилась, он с собой забрал в плен, чтобы она не умерла там, на «Азовстали». Знаете, кто-то говорит, что они нелюди, но когда человек в такой ситуации думает не только о себе, но и про своего четырехлапого друга — это показатель человечности и доброты.
КГ: Как вы себе представляете возможность возвращения Димы и остальных бойцов домой?
ДЮ: Насчет освобождения — я даже не знаю , чего ждать, просто надеюсь, что он вернется, вот и все. Мы уже придумали, как будем его встречать, как все вместе соберемся. Но как это все будет — не знаем.
КГ: Что будете делать , когда Дима вернется?
ДЮ: Мы себе грандиозных планов настроили уже , идем с Катей Осадчей популярный в Украине блогер кофе пить , идем на телеканал ТСН... Все осуществим, когда он приедет домой. По-другому быть не может.
21 сентября 2022 года Дмитрий Козацкий был освобожден из плена.