Польские «кролики» Равенсбрюка
Узницы Равенсбрюка. Источник: allthatsinteresting.com
Среди узниц нацистского женского лагеря Равенсбрюк была особая категория: «подопытные кролики» в страшных медицинских экспериментах. Большинство их составляли польки. Еще будучи в заключении, выжившие начали собирать свидетельства, чтобы наказать своих мучителей.
Глава СС Генрих Гиммлер еще с тех пор, как владел птицефермой, был серьезно озабочен темой медицинских экспериментов и выведения чистой породы. Именно он лично курировал медицинские эксперименты в женском концлагере Равенсбрюк.
В восьми километрах от лагеря находилась клиника Хохенлихен, где во время войны располагался санаторий для высокопоставленных офицеров вермахта — там они лечились после ранений. Директором Хохенлихена был доктор Карл Гебхардт, занимавший в рейхе в разное время много важных должностей, включая пост личного врача Гиммлера, главврача СС и президента немецкого Красного Креста. По его указанию доктор Вальтер Сонтаг отбирал в Равенсбрюке здоровых женщин для опытов. Большинство из них, 74 человека, были польками: совсем юные девушки из Варшавы и Люблина, в основном гимназистки-подпольщицы. С июля 1942 по август 1943 года над ними проводились медицинские эксперименты.
Соузницы называли их кроликами – одним словом на разных языках. Иногда польское «królik» сокращали до «król» — король — отдавая должное их мужеству.
Опыты
В ходе экспериментов здоровых женщин калечили, чтобы изучить свойства организма и медицинских препаратов, в интересах военной медицины или в чисто исследовательских целях. Например, «кроликам» ломали ноги и забирали фрагменты костей или мышц, оставляя разорванную мышечную ткань и омертвевшие нервные окончания. В других экспериментах конечности отрезали или пытались пересаживать.
Концлагерь Равенсбрюк во времена Второй мировой войны. Источник: ravensbrueck-sbg.de
Один цикл опытов был организован, чтобы проверить эффективность противоинфекционного препарата сульфаниламид. Чтобы травмы, наносимые в ходе эксперимента, были максимально похожи на боевые, врачи намеренно вызывали инфекцию, помещая в раны особо живучие бактерии. Вот как описывал это на Нюрнбергском процессе врачей доктор Фриц Фишер: на икре женщины делали надрез, в рану вводили бактерии и зашивали. По мере продолжения экспериментов выбирались все более серьезные бактерии: стрептококк, газовая гангрена, столбняк. В рану добавляли мелкие щепки, опилки или стеклянную крошку и останавливали приток крови, перевязывая сосуды по обе стороны раны. И педантично записывали, что, например, бактерия Clostridium Perfringens (возбудитель газовой гангрены) вызывает «успешное» заражение в течение 24 часов.
Есть версия, что настоящей целью этих экспериментов было обелить Карла Гебхардта в глазах Гитлера: фюрер осерчал на врача за то, что тот не ввел вовремя сульфаниламид раненому офицеру СС и тот умер. Гебхардт решил продемонстрировать неэффективность препарата и действовал таким образом, чтобы доказать, что сульфаниламид при боевых ранениях не помогает. Чтобы подогнать результаты эксперимента под эту концепцию, подопытным в контрольной группе давали другие лекарства, а получивших сульфаниламид оставляли без лечения. Результаты этих экспериментов активно обсуждались на конференции нацистских врачей в Берлине 24-26 мая 1943 года.
Выжившие
Из 74 «кроликов» пятеро умерло сразу после операции. Еще шесть были впоследствии казнены, поскольку они «больше не представляли ценности как экспериментальный материал». Остальные выжили — хотя у них, перенесших варварские операции и живших впроголодь в антисанитарных условиях были все шансы умереть. Многие были искаллечены на всю жизнь.
Вот как вспоминала позднее свое состояние одна из узниц, Мария Грабовская: «В ноябре 1943 года раны на моей правой ноге зарубцевались. Шрам на левой ноге воспалился, а потом, когда гной вышел, зажил снова. Еще долго после этого я испытывала странное ощущение, когда мне приходилось вставать на ноги, я не могла этого сделать с первой попытки. Когда я стояла, мне казалось, что я вот-вот упаду. Ходить я могла только медленно, когда пробовала быстрее — казалось, что в голенях у меня как будто находится посторонний предмет. Это ощущение бывает и сейчас. Когда я долго хожу, часто чувствую эту царапающую боль».
Жертвы проявили невероятную выносливость и волю к жизни. Они были как сестры, поддерживали друг друга – и, глядя на это, им стали помогать другие узницы, в основном такие же польские подпольщицы. К каждой прикрепили напарницу, которая ее опекала и защищала.
Открытка, которую узницы написали своей соратнице с пожеланием скорейшего выздоровления — кролик с перевязанной лапкой. Источник: arthahallkelly.com
6 марта 1943 года, несмотря на обещания прекратить эксперименты над польками, пятерых узниц вызвали на новую операцию. На следующий день делегация «кроликов» отправилась в комендатуру на переговоры со старшей надзирательницей, Йоханной Лангефельд[1]. Шествие искалеченных женщин, многие из которых хромали, а некоторых приходилось нести, представляло собой страшное зрелище — во многом именно благодаря ему непокорные «короли» стали легендой в лагере.
На следующий день начальнику лагеря Фрицу Шухнеру был передан письменный протест. Там говорилось: «Мы, нижеподписавшиеся польские политические заключенные, спрашиваем, знает ли господин комендант о том, что медицинские эксперименты проводятся на абсолютно здоровых женщинах. Мы хотим знать, являются ли эти эксперименты, запрещенные международным правом, частью нашего приговора. Мы, их жертвы, заявляем свой формальный протест».
8 марта на опыты были вызваны новые пять узниц, однако две из них воспротивились: одна просто заявила, что не пойдет больше на операцию, другая бежала через окно.
27 апреля руководство рейха приняло решение, что отныне «подопытными кроликами» будут только психически больные заключенные.
Последний бунт
В начале 1945 года и тюремщики, и заключенные уже понимали, что поражение Германии и освобождение лагеря — лишь вопрос времени. Утром 4 февраля было объявлено, что узницам запрещено покидать блок №24 — тот самый, где находились польские «кролики». Стало ясно, что их собираются казнить: нацисты хотели скрыть следы медицинских опытов.
Всех женщин вывели на плац в окружении конвоя, после чего француженок и русских отделили, оставив лишь полек. Однако тогда соузницы кинулись в их сторону, возникла стычка с надзирателями, и в этом хаосе «кроликам» удалось разбежаться в разные концы лагеря и спрятаться.
Как писала одна из них, Ванда Полтавская, в своей книге «Теперь я боюсь своих снов», четыре человека, например, «все ночи проводили в бельевой комнате, за стопками платьев и белья. Они лежали там и мерзли, ведь был февраль и холод давал о себе знать. Те, у кого было хуже всего с ногами (...), взяли одеяла из бельевой, еду, лопаты и… закопали себя под барак. Было холодно и смрадно, поскольку канализация давно не работала и узницы справляли нужду возле здания. Там бегали встревоженные крысы — огромные, черные, с голыми скользкими хвостами. (...) Семь дней и семь ночей они прожили там, в этой холодной и мокрой норе».
Ванда Полтавская, 1963. Фото: Евстахий Коссаковский
Сама Полтавская затесалась среди евреек, которых пригнали в Равенсбрюк маршем смерти из Аушвица в конце января-начале февраля 1945 года. Она нарисовала себе на руке номер наугад и смешалась с толпой.
С этого момента только две женщины из числа «кроликов» контактировали с лагерным начальством как представители всей группы. Их пытались убедить сдаться и подписать заявления, что шрамы на ногах появились в результате несчастного случая на производстве. Но, несмотря на угрозы, узницы не пошли на сделку. Многие из них прятались вплоть до освобождения лагеря Красной армией 30 апреля 1945 года.
Рассказать миру
«Нам было бы легче умирать, если бы мы твердо знали: весть о том, как мы погибли, дойдет до внешнего мира», — писала Полтавская.
Еще будучи в лагере, узницы решили во что бы то ни стало рассказать о том, что с ними творили. В 1943 году Богумила Ясюк и Кристина Чиж (в замужестве Вильгат; ее письма хранятся в отделе мартирологии Люблинского музея) начали писать мочой между строк и на полях своих писем. Чтобы адресаты догадались о невидимом послании, первые буквы строк письма были сложены в слова «письмо мочой», а в тексте чернилами девушки напоминали про книги, где использовался подобный метод.
Цензоры видели только невинные приветы близким, а тем временем информация об экспериментах дошла до дяди Богумилы, который служил в Армии Крайовой. С помощью армейских курьеров он отправил письма племянницы дальше – в Лондон, польскому правительству в изгнании, и в Женеву, в Международный Красный Крест.
В мае 1944 радиостанция в городке Бакингемшир выпустила передачу, где письма девушек зачитали на польском с переводом на английский. Однако Красный Крест не откликнулся никак: глава организации Макс Хубер был давним личным другом Карла Гебхардта, и он сделал все, чтобы никто не мешал работать его «уважаемому коллеге». Свидетельства этого хранятся в небольшом лондонском музее, посвященном польскому подполью (The Sikorski Museum). Там их нашла английская журналистка и писательница Сара Хелм, чья книга о Равенсбрюке вышла в 2015 году.
Богумила Ясюк, Равенсбрюк, 1944. Источник: Мемориальный музей Холокоста (США)
«Кролики» были политически подкованы: они понимали, что главное и неопровержимое доказательство нацистских медицинских пыток — это их искалеченные ноги. С помощью фотоаппарата, спрятанного в лагере, они фотографировали свои раны и прятали пленку под половицей в бараке. 23 апреля 1945 года, по соглашению между Генрихом Гиммлером и главой шведского Красного Креста, графом Фольком Бернадоттом, 7500 узниц Равенсбрюка погрузили на автобусы и отправили лечиться в Швецию. «Кроликов» не включили в их число, потому что они оставались живыми свидетельствами нацистских экспериментов. Но узницы нашли выход – отдали пленку француженке Жермен Тильон, которая позднее, приехав в Париж, проявила ее.
После войны
На Нюрнбергском процессе врачей давали показания четверо «кроликов»: Ядвига Дзидо, Мария Кусмерчук, Владислава Каролевская и Мария-Яна Броэль-Платер. На основании их показаний было осуждено трое врачей: Карл Гебхардт, Фриц Фишер и Герда Оберхаузер.
Ядвига Дзидо демонстрирует свою травмированную ногу на Нюрнбергском процессе. Эсперт объясняет природу медицинского эксперимента, проведенного на ней в Равенсбрюке. Источник: jewishvirtuallibrary.org
Гебхартд был повешен по приговору суда 2 июня 1948 года. Фишер получил пожизненное заключение, однако срок почти сразу сократили до 15 лет. В итоге он вышел на свободу через три года, восстановил лицензию врача и работал химиком в фармацевтической компании. Герда Оберхаузер получила 20 лет тюрьмы. Отсидев четыре года, она вышла на свободу. Скрывая свое прошлое, Оберхаузер работала педиатром в сельской местности близ Киля, пока в 1956 году одна из бывших узниц Равенсбрюка не узнала ее и не устроила скандал. Оберхаузер лишилась лицензии и заплатила штраф.
Дополнительные процессы против персонала Равенсбрюка проводились в Гамбурге в 1946-1948 годах. Тогда приговорили к смерти и повесили шестерых врачей, включая Вальтера Сонтага. Кроме того, было осуждено и казнено некоторое количество медсестер и охранниц. Комендант Равенсбрюка Фриц Зурен и начальник рабочих команд Ганс Пфлаум бежали из-под стражи, но их поймали французы. В 1950 году они были казнены.
После войны выжившие «кролики» вернулись в Польшу. Равенсбрюк оказался на территории ГДР, и в лучших коммунистических традициях там стали переписывать историю — то есть превозносить коммунистическое сопротивление и замалчивать любое другое. Поэтому «кролики», большинство из которых сели в лагерь как польские националистки и активные католички, были забыты.
Как и многие другие жертвы нацистских преступлений, оказавшиеся по советскую сторону железного занавеса, на компенсации от ФРГ они рассчитывать не могли. Как ни удивительно, в 1958 году коммунистическое правительство Польши отпустило 35 «кроликов» в США на лечение и восстановительные операции. Оплатили это филантропы.