Ялтинский контекст
В феврале 1945 года Иосиф Сталин, Франклин Делано Рузвельт и Уинстон Черчилль встретились в Ялте, чтобы в ходе предстоящей конференции обсудить действия антигитлеровской коалиции. Победа над Третьим рейхом была фактически предрешена, и переговоры о будущем Европы вступили в решающую фазу.
Первое предложение о созыве конференции поступило со стороны Рузвельта еще летом 1944 года, но Сталин неслучайно несколько месяцев откладывал встречу. За это время у советского лидера появились серьезные аргументы, сделавшие его самым сильным игроком за столом переговоров. Во-первых, он приступал к ним в атмосфере впечатляющих успехов наступления Красной армии: в январе 1945 года началась операция по взятию Берлина, осуществляемая с территории Польши силами 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов. Когда лидеры Большой тройки обменивались приветствиями в Ливадийском императорском дворце под Ялтой, войска под командованием маршала Георгия Жукова уже могли похвастаться взятием нескольких плацдармов на западном берегу Одера. И как раз в это же время близилась к завершению кровопролитная осада Будапешта — в последний день Ялтинской конференции в венгерской столице капитулировал гарнизон ваффен-СС.
Одновременно с военным наступлением Сталин неуклонно проводил политику, направленную на то, чтобы подчинить себе страны Центральной и Восточной Европы. Благодаря победоносному маршу Красной армии в зоне советского влияния оказалась, в числе прочих, и Польша. С 1942 года предпринимались попытки создания на польских землях, оккупированных Третьим рейхом, коммунистической организации, которая положила бы начало центру политической власти, полностью подчиненному Москве и конкурирующему с законным польским правительством в изгнании в Лондоне. Эта задача была доверена польским коммунистам, которых перебросили в страну советские военно-воздушные силы. Они прошли подготовку в центрах Коминтерна под Москвой и сразу же по прибытии образовали в Варшаве Польскую рабочую партию (ПРП).
Три года спустя, когда в Ялте — в числе прочего — обсуждалось формирование правительства в освобожденной Польше, эта партия вследствие протекции Сталина стала важнейшим политическим фактором переговоров. С июля 1944 года власть на территориях, занятых Красной армией, перешла к Польскому комитету национального освобождения — квази-правительству, созданному под контролем Москвы и переименованному в январе 1945 года во Временное правительство.
Благодаря военной мощи и расчетливой игре Сталина польское правительство в изгнании было полностью маргинализировано. Понимая это, западные союзники в Ялте не выступили инициаторами возвращения в Польшу из Лондона ее законных властей.
Кроме того, Армия Крайова (АК) — самое многочисленное польское вооруженное формирование периода оккупации, которая имела статус официальной армии, подчиненной правительству в Лондоне, и вела вооруженную борьбу, — была использована советскими властями в качестве орудия, а затем дискредитирована.
В январе 1944 года подразделения АК присоединились к операции «Буря», предполагавшей, что поляки включатся в сражения против отступающих немцев и в роли хозяев польских территорий встретят идущие с востока подразделения Красной армии. Однако после непродолжительного сотрудничества СССР начал разоружать и арестовывать выявленных солдат АК и представителей гражданской администрации ППГ, то есть Польского подпольного государства — тайных гражданских и военных структур, действующих в оккупированной Польше от имени польского правительства в Лондоне. На Ялтинской конференции Сталин сообщил союзникам, что лондонское правительство несет ответственность за нападения в Польше на советских солдат, которые в это самое время освобождают страну, и поэтому — несмотря на благие намерения — власти сформированного на Висле Временного правительства не хотят вступать в сотрудничество с «изменниками» из Лондона.
Уинстон Черчилль, Франклин Рузвельт и Иосиф Сталин на Ялтинской коференции, 1945 год. Источник: wikipedia.orgПоследняя партия
Однако в том, что касалось Польши, Ялтинская конференция прошла не совсем так, как предполагал Сталин. Хотя и были согласованы новые границы государства, оставившие за ее пределами восточные районы — так называемые Кресы (что противоречило sine qua nonлат. «то, без чего невозможно», непременное условие польского правительства в Лондоне), было одно «но»: западные союзники не согласились признать Временное правительство. Они лишь постулировали расширение его состава «на более широкой демократической базе c включением демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы».
Вторым оговоренным условием должно было стать проведение «свободных и ничем не воспрепятствованных выборов», которые гарантировали бы, что решение будут принимать поляки. При том, что территория Польши была занята Красной армией, подобные формулировки звучали как стандартная дипломатическая вежливость, но из-за них Сталину, пришлось приложить чуть больше усилий для того, чтобы избавиться от лидеров Польского подпольного государства, чем он предполагал изначально.
Члены польского правительства в изгнании назвали ялтинские соглашения «новым разделом» страны. Но что с того, что, с точки зрения Лондона, ситуация была патовой? Протест против решений конференции прошел незамеченным и не имел ни малейшего значения даже для западных союзников. В последующие месяцы в кругах эмиграции все еще надеялись, что при значительной поддержке поляков удастся каким-то чудом выиграть игру, условия которой диктовал Сталин.
Томаш Арцишевский. Источник: Нациольный цифровой архив ПольшиКак кабинет министров Польши, возглавляемый премьер-министром Томашем Арцишевским в Лондоне, так и политическое представительство ППГ в стране (Совет национального единства) опротестовали решения Ялтинской конференции, выражая при этом — как гласило коммюнике премьер-министра в изгнании — «готовность к установлению дружественных отношений с СССР и сотрудничеству в создании в Польше правительства, которое было бы истинным выражением воли польского народа».
Изначально предполагалось, что переговоры будут вестись на международном уровне, т.е. под контролем советско-британско-американского Комитета трех, созданного партнерами по коалиции для наблюдения за формированием нового правительства в Польше.
Польские власти решили начать переговоры в надежде на то, что в ближайшем будущем действительно состоятся свободные выборы, в надежде, что у избирательной урны коммунисты получат от польского общества «красную карточку».
Казалось, это был последний шанс для польской демократии. Между тем начиналась подготовка к очередной партии игры. Советская сторона выложила на стол новые карты — требование легализации партий, входящих в Совет национального единства, и раскрытия командного состава польского подполья. При этом всем лидерам гарантировалась безопасность. Параллельно проводились закулисные мероприятия по нейтрализации деятельности Комитета трех, а все приготовления к расправе над представителями законных польских властей прошли в атмосфере переговоров и обсуждений, которые проводила отнюдь не международная общественность, а советское командование НКВД.
Генерал Серов приглашает
В начале марта 1945 года главный комендант АК Леопольд Окулицкий (псевдоним «Медвежонок»), делегат Правительства на родине Ян Станислав Янковский и лидеры отдельных политических партий, входящих в Совет национального единства, получили письменные приглашения на встречу с представителем штаба маршала Георгия Жукова, неким генералом Ивановым. Под этим псевдонимом скрывался управляющий делами НКВД в Польше генерал Иван Серов. Целью встречи должно было стать согласование условий легализации организаций, формирующих ППГ. Как сообщалось в письме, «...взаимопонимание и доверие позволят решить важные проблемы и не допустить их обострения», заканчивался же текст многообещающим заверением со стороны посредника, передавшего приглашения, который назвался гвардии полковником Пименовым:
«Я же как офицер Красной армии, которому выпала столь важная миссия, даю Вам полную гарантию, что с того момента, как Ваша судьба будет зависеть от меня (с приезда к нам), Вы будете в полной безопасности».
Вначале адресаты писем не хотели соглашаться на встречу. Генерал Окулицкий уже имел дело с «советской дипломатией»: в 1941 году он был заключен в тюрьму НКВД во Львове и Москве. Но в то же время они опасались, что отказ может быть использован коммунистической пропагандой для дискредитации лидеров ППГ.
Наконец состоялись предварительные переговоры с «полковником Пименовым», на которых было решено, что встреча пройдет под Варшавой, в городе Прушкув, 27 и 28 марта. Первые консультации проходили в атмосфере «изысканной учтивости» и несколько ослабили бдительность польской стороны.
В назначенный день в Прушкув приехала делегация в составе:
- генерал Окулицкий;
- Янковский, делегат эмигрантского правительства на родине;
- Казимеж Пужак, председатель Совета национального единства;
- Адам Бень, Антоний Пайдак и Станислав Ясюкович, члены Национального совета министров;
- Казимеж Багиньский и Станислав Межва, лидеры Народной партии;
- Збигнев Стыпулковский и Казимеж Кобыляньский, члены Национальной партии;
- Юзеф Хачиньский и Францишек Урбаньский, члены Партии труда;
- Эугениуш Чарновский и Станислав Михаловский, члены Демократического объединения;
- Юзеф Стемлер-Домбский, сотрудник Делегатуры.
По дороге к ним присоединился также арестованный двумя неделями ранее Александр Звежиньский из Национальной партии.
Военные автомобили остановились, как вспоминал Бень, «у дома из красного кирпича, в каком-то безлюдном месте». Это была штаб-квартира НКВД на улице Пенчиской, 3 в Прушкуве. Затем их всех доставили двумя самолетами в Москву.
И только когда нас уже завезли на машинах во двор Лубянки, стало ясно, куда мы направляемся...
Противодействие союзников и «реальная политика»
31 марта Стефан Корбоньский проинформировал правительство в Лондоне, что люди, отправившиеся на переговоры с «генералом Ивановым», до сих пор не вернулись, и неизвестно, что с ними могло случиться: они не связывались даже со своими семьями. Представители правительства немедленно сообщили об этом министру иностранных дел Великобритании Энтони Идену.
В течение следующих недель британские дипломаты пытались получить в Москве хоть какую-то информацию о пропавших лидерах ППГ. Министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов упорно делал вид, что ничего не знает об их судьбе. Как писал связанный с АК Тадеуш Женьковский, лишь 3 мая на учредительной конференции ООН в Сан-Франциско, во время ужина с министрами иностранных дел США и Великобритании, «прямо перед тем, как сесть за стол, Молотов, продолжая общую беседу, бесцветным голосом сообщил, что польские лидеры <...> находятся в тюрьме в Москве. Их арестовали, потому что они в ответе за диверсионные акты против Красной армии». На следующий день советский министр объяснил возмущенным дипломатам, что АК ведет «вражескую работу» против Красной армии.
Несмотря на публикацию соответствующих коммюнике США и Великобритании, а также вмешательство самого Уинстона Черчилля, Сталин остался непреклонен. Поле битвы быстро опустело, тем более что в это время новый президент США Гарри Трумэн смягчил политический курс в отношении «польских» планов Сталина. В Москве появился известный своей просоветской позицией советник президента Гарри Хопкинс, который на каждом шагу заверял Сталина в лояльности своего правительства.
Хопкинс
Власти Соединенных Штатов хотят, чтобы будущее польское правительство было дружественно настроено к СССР.
Надо отметить, что в июне 1945 года о заключенных напомнил также генеральный секретарь ЦК ПРП Владислав Гомулка. Что интересно, руководство партии — как следует из одного отчета генерала Ивана Серова — было информировано о планах ареста лидеров подполья еще за несколько дней до похищения в Прушкуве.
Так что возражения Гомулки касались не похищения и незаконного ареста элиты Польского подпольного государства, а лишь того, что процесс и «образцовое наказание виновных» должны проходить в Польше.
Согласно одной из легенд, Сталин на это иронично ответил, что переправка генерала Окулицкого и всех остальных в Москву стала результатом рвения НКВД: «Чекисты — такой народ, что, уж если поймали рыбу за хвост, то тянут ее прямо в корзину, а корзина здесь, на Лубянке».
Процесс в Москве
18 июня 1945 года начался показательный процесс Военной коллегии Верховного суда СССР над лидерами польского подполья, вошедший в историю как «процесс шестнадцати». Его главными режиссерами были народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Берия, глава НКВД Всеволод Меркулов и генеральный прокурор Андрей Вышинский. Об оформлении «черного спектакля» позаботились с особым тщанием. В зале сидели иностранные журналисты, дипломаты из британского посольства в Москве, фоторепортеры и даже кинооператоры. Пресса в СССР и Польше вела ежедневные репортажи из зала суда, целиком посвящая этому минимум 3-4 страницы. Стенограммы процесса были переведены и опубликованы на польском, английском и французском языках. О ранге процесса мог свидетельствовать состав судебной коллегии. Ее председателем стал сам председатель Военной коллегии, генерал-полковник Василий Ульрих. Только в 1936—1938 годах под его руководством Коллегия вынесла свыше 30 тысяч смертных приговоров.
Судебный отчет по делу об организаторах, руководителях и участниках польского подполья в тылу Красной Армии на территории Польши, Литвы и западных районов Белоруссии и Украины, рассмотренному Военной коллегией Верховного суда СССР 18 – 21 июня 1945 г.Издательство: Юридическое издательство НКЮ СССР.
Четырем обвиняемым (Окулицкий, Янковский, Бень, Ясюкович) было предъявлено обвинение, что они «были организаторами и руководителями польской подпольной организации в тылах Красной армии на территории западных областей Украины и Белоруссии, в Литве и Польше и действовали по инструкциям так называемого эмигрантского правительства, руководили подрывной работой против Красной армии и СССР».
Основное внимание прокуратуры было сосредоточено на генерале Окулицком, которому приписывались также сотрудничество с Третьим рейхом и план совместного с Германией выступления против СССР. Лидер АК продемонстрировал в зале суда достойное поведение. В какой-то момент один из прокуроров, Николай Афанасьев, спросил его о связанной с АК организации «НЕ»Nie – cокращение от niepodległość, т.е. независимость, которая должна была продолжить борьбу на территории Польши после вступления Красной армии.
Афанасьев
Прежде всего, скажите о целях организации?
Борьба за независимость Польши.
Как вы понимали эту борьбу — борьба с Красной армией?
Окулицкий
В присяге и в нашем организационном уставе была предусмотрена борьба против всех, кто будет посягать на независимость Польши.
В своей защитной речи генерал Окулицкий, обратившись к председателю коллегии, дал точное определение всего «спектакля».
Процесс этот имеет характер политический. В нем речь идет не <…> о наказании отдельной личности. В действительности речь идет о том, чтобы наказать общество, заклеймить определенные идеи.В советском издании последних двух предложений нет, вероятно, их не пропустила цензура — прим.пер. Одним словом, речь идет о наказании польского подполья.
Действительно, в этом процессе речь шла не о справедливости, а о демонстрации всему миру отношения советской власти к Польше. Его квинтэссенцией стала речь Афанасьева, оглашенная после допроса всех обвиняемых.
…данный судебный процесс в известном смысле подводит итог преступной деятельности представителей польской реакции, боровшихся в течение многих лет против Советского Союза и предавших интересы своего народа. Именно о них говорил товарищ Сталин <…>: „Они предпочитали вести политику игры между Германией и Советским Союзом и, конечно, доигрались… Польша была оккупирована, ее независимость — аннулирована, при этом немецкие войска получили возможность в результате всей этой пагубной политики оказаться у ворот Москвы”.
Цитируя Сталина — «Красная армия есть армия защиты мира и дружбы между народами всех стран. Она создана не для завоевания чужих стран, а для защиты границ Советской страны» — советский прокурор напрочь «забыл» о пакте Молотова-Риббентропа и нападении СССР на Польшу в сентябре 1939 года.
Указав рукой на скамью подсудимых, Афанасьев добавил:
Эти господа, не зная никаких пределов в своей наглости и бесстыдстве, позволили себе назвать Красную армию “новым оккупантом”. Из мрачных закоулков своего темного подполья все эти “подпольные министры” и члены так называемого “парламента” <…> протягивали свои преступные руки, пытаясь нанести удар в спину наступающей Красной армии <…> Жалки ваши потуги, господа подпольные “министры”! Bы <…> принимали наше великодушие за слабость.
Приговор польской демократии
«Процесс шестнадцати» завершился уже через три дня приговорами: 10 лет лишения свободы генералу Окулицкому, 8 лет — Янковскому, по 5 лет — Беню и Ясюковичу, 1,5 года — Пужаку, год — Багиньскому. Трое подсудимых были оправданы, остальным вынесли приговор от четырех до восьми месяцев лишения свободы. Пайдак был осужден на отдельном секретном процессе в ноябре 1945 года — его приговорили к 5 годам тюрьмы.
Учитывая специфику советской судебной системы того периода, такие приговоры можно оценить как относительно мягкие. Приговорив «всего лишь» к лишению свободы, СССР мог похвастаться перед Западом своими «гуманизмом» и «великодушием».
Но сами условия заключения, в которых находились приговоренные, в достаточной мере компенсировали «мягкость» приговора. Из четырех главных осужденных лидеров ППГ один лишь Бень пережил советскую тюрьму и в 1949 году вернулся в Польшу.
Генерал Окулицкий, по свидетельствам очевидцев — человек полный сил, был вывезен из камеры московской тюрьмы в канун Рождества 1946 года и умер в тот же день. Эта информация была обнародована в Польше лишь восемь лет спустя. 22 октября 1946 года в тюремном госпитале в Бутырке скончался Ясюкович (точная дата смерти выяснилась спустя много лет). А в 1956 году советский Красный Крест сообщил, что 13 марта 1953 года умер Янковский.
В мире не было громких протестов против позорного процесса, а высказывания интеллектуалов — таких, как Джордж Оруэлл, который заявил на страницах левой Tribune, что «поляков обвинили в том, что они хотели сохранить независимость собственного государства», — были редкостью.
О Польше больше писали в другом контексте: параллельно с «процессом шестнадцати» в Москве велись переговоры с представителями стран Запада по вопросам создания Временного правительства национального единства. Таким образом Сталин одним махом закончил игру, которую вынужден был начать после Ялтинской конференции. Благодаря атмосфере травли лидеров ППГ польские коммунисты приступили к переговорам с более сильных позиций.
В историю вошло циничное высказывание Гомулки, адресованное представителям оставшихся партий, которые должны были войти в состав правительства.
Гомулка
Не обижайтесь, господа, что мы вам предлагаем только такие места в правительстве, которые сами считаем возможными. Ведь мы же хозяева <…>. Раз обретенной власти мы не отдадим никогда <…>. Мы уничтожим всех беспринципных реакционных бандитов. Вы еще можете кричать, что льется кровь польского народа, что Польшей правит НКВД, но это не заставит нас свернуть с дороги.
Приняв результаты переговоров, послы США и Великобритании в Москве объявили о признании нового правительства, в то же время подчеркивая, что все ялтинские решения по Польше завершатся «свободными выборами». Они апеллировали тем самым к свободе и демократии, в то время как на глазах всего мира были вынесены приговоры на процессе, ставшим примером нарушения принципов международного права — ведь согласно нему невозможно осуждение властей одного государства другим.
Вместе с признанием нового правительства в Варшаве (ключевые министерства, естественно, получили коммунисты) 6 июля 1945 года западные союзники окончательно отказали в поддержке правительству Республики Польша в Лондоне. Игра завершилась со счетом 1:0 в пользу Кремля.
Перевод Елены Барзовой и Гаянэ Мурадян
