В сентябре 1940 года, я — восемнадцатилетний поляк – впервые прошел через ворота с надписью «Arbeit macht frei» и встал на аппельплац в Аушвице I, став отныне Schutzhaeftling (политзаключенным) № 4427, одним из пяти с половиной тысяч других поляков в лагере. Мне тогда и в голову не приходило, что я переживу Гитлера и Вторую мировую войну. И мы даже не представляли себе, что Аушвиц (точнее Аушвиц–Биркенау и Моновиц) станет местом осуществления единственного в своем роде плана биологического уничтожения европейских евреев, без различия пола и возраста.
Первые пятнадцать месяцев существования этого ужасного места мы, польские заключенные, были всеми покинуты. Наши страдания и смерти не интересовали свободный мир, а ведь тайная организация сопротивления в лагере делала все возможное, чтобы передать вести наружу. В конце лета 1941 года в Аушвиц доставили несколько тысяч военнопленных красноармейцев — на них и на больных польских политзаключенных испытали в сентябре 1941 года действие отравляющего газа «Циклон Б».
Никто из узников не мог тогда себе представить, что это «всего лишь» проба, преступная подготовка к геноциду, осуществлявшемуся индустриальными методами. Однако именно этому суждено было произойти в памятные 1942–1943–1944 годы. Строительство газовых камер и крематориев, их отлаженная работа — всего лишь технические элементы дьявольского проекта. В Польше, на родине Давида Бен-Гуриона, Шимона Переса, Исаака Башевиса Зингера, Артура Рубинштейна и Менахема Бегина, было создано — по решению Берлина — место уничтожения ненавистных евреев.
Польское движение сопротивления, гражданское и военное, информировало свободный мир и било тревогу; правительствам Великобритании и Соединенных Штатов уже в последнем квартале 1942 года было доподлинно известно, что происходит в Аушвиц–Биркенау, — благодаря миссии польского эмиссара, офицера запаса Войска Польского Яна Карского, а также и из других источников. Однако ни одно государство в мире не отреагировало должным образом на ноту министра иностранных дел польского правительства в Лондоне от 10 декабря 1942 года Организации Объединенных Наций, в которой он призывал «не только осудить преступления, совершенные немцами, и наказать преступников, но и изыскать действенные средства, чтобы воспрепятствовать Германии в применении методов массового уничтожения».
Действенные средства не нашли, да и не пытались искать. А ведь на тот момент более половины от общего числа жертв еще были живы. Единственным реальным следствием польской инициативы стала краткая декларация двенадцати союзных государств об ответственности за уничтожение евреев, опубликованная в Лондоне, Москве и Вашингтоне в один и тот же день, 17 декабря 1942 года. В этой декларации — без упоминания, впрочем, названия Аушвиц–Биркенау — десять правительств оккупированных европейских стран, а также правительства США и Великобритании объявляли, что им известно о страшной судьбе евреев «в Польше, которую гитлеровцы сделали своей главной камерой пыток», и обещали покарать ответственных за это преступление.
Спустя 65 лет со дня освобождения последних узников Аушвиц–Биркенау, последние — еще присутствующие здесь сегодня — заключенные вправе верить, что их страдания и смерть их близких имели важное значение для лучшего будущего всех людей в Европе и даже в мире, независимо от этнической принадлежности или вероисповедания. Мы хотим верить, что память о судьбе узников и жертв этого места, которую трудно даже себе вообразить, обяжет новые поколения жить вместе, уважая достоинство каждого человека, и действенно противостоять проявлениям ненависти и презрения одних людей к другим, и в частности, всем формам ксенофобии и антисемитизма, даже если его лицемерно называют антисионизмом.
Мы должны — себе и всему миру — задать вопрос: сколько правды о страшном опыте тоталитаризма удалось нам донести до молодого поколения? Я думаю, что много, но недостаточно. Реакция мира никогда не была и не является автоматическим следствием знания о том, что происходит. Точно так же способность противостоять злу происходит не из знания о существовании зла, а из нравственной позиции каждого из нас. Всем нам сегодня доступна информация о нынешнем распространении ненависти и расизма, презрения и антисемитизма; о геноцидах и смертных приговорах, вынесенных невинным людям в разных частях света. Вопрос в том, делаем ли мы что-то с этим знанием? Способны ли мы встать на сторону жертв? Или же остаемся на стороне всех тех, кто знал, но ничего не сделал, чтобы помочь?
Сегодня Аушвиц–Биркенау посещает множество людей со всего мира. Они ищут здесь историю, и ищут правду о человеке. Правду о себе. Чаще всего это школьники или студенты — более 1 300 000 посетителей в прошлом году. Молодые люди, образование которых находится в ваших руках, нуждаются в этом месте памяти и в его поистине красноречивой аутентичности. Осознание этого должно учитываться при разработке политики образования. Если мы хотим, чтобы эти молодые люди становились сознательными гражданами наших стран, мы должны позволить им углубиться в осмысление Аушвица.
Это место порождает особую ответственность — свидетельствовать грядущим поколениям. Его аутентичность должна сохраняться как можно дольше... Могилы заставляют задуматься каждого нормального человека. Но здесь могил нет. А значит, на месте совершения этого непостижимого уму преступления задумчивость должна преобразоваться в особую ответственность, в постоянную память о том, что произошло. Как и пять лет назад, закончу словами Книги Иова, равно важной для евреев и для христиан: «Земля! не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему».
Перевод Елены Барзовой и Гаянэ Мурадян
