Отец жил в столице и до войны , с 1936 по 1939 год, когда переехал сюда из Львова. После того, как в 1952 году он вернулся из Израиля в Польшу, то сначала поселился в Прушкуве, где снимал комнату, а в начале 1956 года, уже в период оттепели, получил жилье в Варшаве. Так начался последний десятилетний период его творчества — именно тогда отец написал все свои афоризмы, более 5,5 тысяч.

Станислав Ежи Лец в Новом городе , 1960-е. Фото: Ирена Яросиньская. Источник: личный архив Томаша Леца

У нас была квартира в потрясающем месте — центральном районе , который называется Новый город (Nowe Miasto). Я потом еще расскажу об этом доме. Не такая маленькая квартира, 62 квадратных метра, но в ней проживало пять человек: отец, мать, бабушка (мамина мама) и двое детей. Я родился в тот год, когда семья въехала туда, а брат был почти подростком. Об отдельном кабинете отца даже не было речи. Дома было правило — не мешать отцу, но все же теснота его угнетала, и он часто принимал решение поработать в другом месте.

Я расскажу о почти ежедневном маршруте отца от Нового города через кофейни , в которых он любил проводить время, не только чтобы выпить чашку чаю (даже чаще, чем кофе), но и чтобы на время сбежать от домашнего шума.

Сейчас уже не получится выяснить , что где было написано, но сохранилось множество черновиков на салфетках. Отец записывал свои мысли в маленький блокнот, который часто заканчивался неожиданно, поэтому, чтобы не потерять мысль, он продолжал писать на салфетках.

Салфетки с записями Станислава Ежи Леца. Источник: личный архив Томаша Леца

Alibaba. Место уединения

У отца было много знакомых , его очень любили, и сам он с удовольствием со всеми здоровался и начинал разговаривать. Но такое концентрированное общение могло ему мешать в работе, нужна была минутка только для себя, поэтому время от времени он заходил в кофейню Alibaba (Miodowa, 3), которая была отдалена от его обычного маршрута по Краковскому предместью на пару десятков метров. Многое было написано именно здесь.

Перед войной в этом здании не было кофейни , но отец, скорее всего, помнил это место: под конец 1930-х он жил буквально 300 метрах отсюда на улице Новы-Зъязд (Nowy Zjazd), в одной квартире с Ициком Мангером, известным поэтом и писателем на языке идиш.

Варшава , улица Мёдовая, 3. После войны здесь располагалось кафе Alibaba. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Это здание — одно из тех , которые уцелели во время Варшавского восстания , его недавно внесли в реестр памятников архитектуры. Такая частичка предвоенной Варшавы. Сейчас здесь расположен бар. Очень многие элементы здания не уцелели, например, крыша полностью сгорела. Но весь декор входа сохранился.

У отца были и другие места недалеко от дома — например , Союз сценических авторов и композиторов (ZAiKS — Związek Autorów i Kompozytorów Scenicznych по адресу Hipoteczna, 2). Его еще в 1918 году основали Юлиан Тувим, Ян Бжехва и другие польские литераторы. Это была первая польская организация по защите авторских прав, она существует и по сей день.

Кафе Telimena

Эта кофейня начала свое существование в момент послевоенного восстановления Варшавы. Тогда в первую очередь отстроили Краковское предместье , там некоторые дома были сданы уже в 1949 году. Отец вернулся в 1952, и восстановление еще продолжалось, вплоть до 1957 года.

Кафе Telimena. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Пропаганда того времени не акцентировала на этом внимания , но к восстановлению Варшавы приложили руку предвоенные архитекторы. На любимом маршруте отца было множество кофеен, которые напоминали не только предвоенные, но и те, что украшали город в XIX веке, то есть самые первые кофейни Варшавы.

Одна из них находилась на углу Краковского предместья и улицы Козья. Когда-то оно называлось U Brzezińskiej , потому что ее первой владелицей была пани Катажина Бжезиньская. Тут была красивая мебель, прекрасный интерьер, особенно на втором этаже, который был оформлен в стиле ампир, в том числе камин — настоящий шедевр! Наверху был еще так называемый салон Шопена (говорят, он приходил туда).

Когда отец вернулся , само кафе уже называлось Telimena. Сюда он также приходил писать и пить чай.

Томаш Лец в кафе Telimena. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Это место очень много потеряло за последние годы. Кое-что из старой мебели сохранилось до наших дней , по крайней мере еще несколько лет назад было на месте. Но, к сожалению, верхний этаж уже давно был переделан. От послевоенного облика осталась лестница (хотя ее детали также менялись), небольшой элемент декора, окна и, кажется, радиаторы.

Редакция еженедельника Przegląd Kulturalny

Отцовский маршрут помимо кафе включал также редакции , одна из них располагалась по адресу Краковское предместье, дом 15. Тогда, как и сейчас, это было здание Министерства культуры, а на втором этаже находилась редакция еженедельного журнала Przegląd Kulturalny, в котором отец публиковал свои работы. Это был еженедельник общественно-культурной тематики, основанный еще во времена соцреализма, но в 1956 году он был полностью модернизирован.

Томаш Лец перед зданием , где располагалась редакция еженедельника Przegląd Kulturalny. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Это был очень важный журнал , характерный для периода оттепели, своего рода символ творческой мысли тех лет. В ту эпоху цензура, конечно, существовала, но была намного мягче. В Przegląd Kulturalny публиковали не только литературные произведения, но и, например, работы американских абстракционистов — как-то удавалось об этом договариваться. Закрытие этого еженедельника в 1962 году символизировало завершение оттепели, которое окончательно наступило в марте 1968 года, уже после смерти отца. В 1968 году в Польской Народной Республике начался массовый протест студентов и интеллектуалов против культурной политики государства и ограничения гражданских свобод, ответом на который стала, в частности, государственная антисемитская кампания. Многие поляки еврейского происхождения тогда эмигрировали из страны, в их числе — Ян Лец, старший сын писателя.

Отец никогда не был в журнале на ставке , но постоянно сотрудничал с ним, публиковался каждую неделю до самого закрытия. В первую очередь это были его «Непричесанные мысли», а также несколько прозаических произведений, которые не вошли в его книгу «Малые мифы».

Квартира священника Яна Твардовского

Отец очень дружил со священником Твардовским и нередко заходил к нему (Krakowskie Przedmieście , 34). Правда, не знаю, проводили ли они время в самой квартире, так как в доме был выход во внутренний дворик, а неподалеку — очень приятный сквер с лавочками. Сейчас на одной из лавочек установлен памятник Твардовскому, а сам сквер носит его имя.

Сквер им. Яна Твардовского. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Я тоже часто проводил время в этом дворике , лет с шести отец меня брал на прогулки, и с того времени я помню Твардовского. В начале двухтысячных я навещал его, и оказалось, что у него сохранились два рисунка, которые я сделал в детстве. Также у меня есть письмо от Твардовского с благодарностью за открытку или что-то в этом роде.

Отец вообще искал людей , которые могли бы соответствовать его уровню эрудиции. Сам он закончил юридический факультет, но ведь у него был очень широкий круг интересов. В детстве он учился играть на пианино, — впрочем, сам считал, что это время было потрачено впустую, потому что вместо этого стоило бы играть в футбол во дворе. Кроме того, он хорошо рисовал, хотя не склонен был это демонстрировать.

При этом надо иметь в виду , что долгое время, почти весь этот десятилетний период, отец особенно никуда не ездил. Только в самые последние годы жизни, когда появились деньги и возможность свободно выезжать из страны, было несколько поездок: к родственникам в Вену, в Лондон, в Париж. А так жизнь отца проходила здесь, на этом почти ежедневном маршруте.

Отец , по-видимому, ценил поэтический дар Твардовского и любил с ним побеседовать. Тот был невероятно понимающим, умным и хорошо начитанным. В лице священника отец нашел достойного собеседника, и это имело решающее значение. Отец не был религиозным человеком, а был ли он верующим — я не могу сказать.

Книжные магазины

На маршруте отца было два очень важных книжных , в которые он заходил почти ежедневно — всегда была вероятность, что пришло что-то новое. Ведь это было время, когда выходило очень много новых книг, но тираж очень быстро расходился. Был своего рода дефицит в том смысле, что книг не было на полках: их продавали, как говорится, из-под полы. Ни о каких дополнительных оплатах, взятках речи не шло — продавец просто из любезности откладывал книги для постоянных покупателей.

Станислав Ежи Лец на Краковском предместье , 1963. Фото: Ирена Яросиньская. Источник: личный архив Томаша Леца

Один книжный был в тогдашнем Доме Войска Польского (Krakowskie Przedmieście , 11), он потом еще долго просуществовал. Это был двухэтажный магазин, с огромным выбором. Этот книжный получал весь возможный ассортимент, поэтому был достоин внимания. Когда отец заходил туда, он очень часто брал меня с собой.

Но было и еще одно место (Krakowskie Przedmieście , 50), возле Храма Вознесения Богоматери, где вообще не было вывески, разве что небольшая надпись в окошке. Там в 1960-е годы можно было купить западные издания, в основном западногерманские — конечно, не какие-то шикарные альбомы, но многое. К тому же там был хороший курс: в то время на черном рынке один доллар стоил 100 злотых, а в этом книжном окошке считали по курсу 24 злотых за доллар. Поэтому можно было купить маленькие книжки карманного формата. Отец свободно читал по-немецки, и поэзию, и прозу. Были такие книжечки издательства Rowohlt, небольшие брошюры, у меня до сих пор сохранилось около сотни штук. Все они из Германии, но куплены здесь. Каждая книжечка была завернута в красивую тонкую бумагу с интересными принтами в стиле супрематизм и перевязана шнурком.

Консервационная мастерская Грациана Лепянко

Отец время от времени заходил сюда поболтать с Лепянко , владельцем консервационно-реставрационной мастерской (Krakowskie Przedmieście, 10). Кажется, он тоже был родом из Львова, наверняка это их роднило. Лепянко — очень красочная фигура 60-х годов; тогда перед сеансами кино показывали документальные короткометражки, так вот Лепянко был героем одной из них.

Здание бывшей мастерской Грациана Лепянко. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

В то время не было доступа к консервационной мастерской в Национальном музее или где-то еще , реставраторы почти не могли заниматься частной практикой. Так что у Лепянко было одно из немногих мест, где можно было что-то починить. Это была мастерская с традициями, буквально забитая произведениями искусства, который порой годами ждали реставрации.

Кафе Nowy Świat

А вот мы уже на улице Новый Свят (Nowy Świat). Ее восстановление до сегодняшнего дня не изучено. Улица была перестроена , все дома выровняли, ведь в довоенной коммерческой застройке здания были разной высоты. Однако это не полная реконструкция: многие элементы сохранились еще с предвоенного времени, просто изменения не были документированы.

Томаш Лец перед кафе Nowy Świat. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Кафе по адресу Новый Свят , 63 — еще одно место, возникшее благодаря реконструкции Варшавы. Это была не просто кофейня, а самое элегантное заведение города, спроектированное по образцу лучших кафе Парижа и Брюсселя. Отец приходил сюда. Место достаточно просторное, по сей день тут есть сцена и проходят выступления.

Еженедельник Świat

Здесь (Nowy Świat 58) была редакция еженедельника Świat. С ним была похожая история , что и с Przegląd Kulturalny, и отец писал поочередно для одного и другого издания.

Журнал был основан в худшие годы , во времена сталинизма. Но после 1956 года он претерпел определенную трансформацию и стал очень важным местом: там выходили прекрасные репортажи и фотохроники. В те годы там публиковались великие польские фотографы! Также эта редакция устраивала вернисажи современного искусства.

Станислав Ежи Лец на Рынке Старого Города. Фото: Ирена Яросиньская. Источник: личный архив Томаша Леца

Отец каждую неделю писал для Świat фрашки — легкие , колкие. Это была скорее сатира, чем философия. Я помню, как он приходил сюда пользоваться телефоном в 1950-е, когда у нас дома его еще не было. При этом звонил не по личным вопросам, а по издательским. Неудивительно, что он звонил именно отсюда: с этой редакцией у отца были самые теплые отношения, он был от нее в восторге. Это было несравнимо с Przegląd Kulturalny: они все же были при министерстве, и там все было более официально. А в редакции журнала Świat он мог задержаться на какое-то время, посидеть и поработать. Это место было для него как второй дом, и хотя он не был постоянным работником, для него всегда находилось место, какое-то время даже был свой стол.

После событий марта 1968 года , когда окончательно завершилась оттепель, Świat разделил судьбу Przegląd Kulturalny: его переименовали и сменили руководство. Правда, репортажный профиль остался. Произошел своего рода ребрендинг, и новоиспеченный еженедельник Perspektywy начал выходить в цветной печати, что было делом небывалым. Кроме того, он был известен тем, что первым в Польше стал публиковать на последней странице фотографии и рисунки в стиле ню.

Государственный издательский институт

В доме на улице Фоксаль (Foksal , 17) вот уже долгие годы расположен Государственный издательский институт, PIW (Państwowy Instytut Wydawniczy). Это еще одно уцелевшее довоенное здание. Оно было построено в царские времена, тут можно увидеть элементы архитектуры 1910-х годов, стиля модерн, а в 1930-е здание было перестроено.

Здесь , среди прочего, в послевоенные годы издавали поэтические сборники тогдашних поэтов. Отец также публиковал здесь свои стихи. У меня до сих пор есть эти сборники, они выходили под конец его жизни: «Авелю и Каину» (1961), «Объявление о розыске» (1963), «Поэмы, готовые к прыжку» (1964), ну и еще — избранные стихи, такой томик в серии изданий. Кстати, российское издательство Вахазар переводило некоторые стихи отца на русский для огромной антологии польской поэзии.

Тираж книг отца был достаточно символическим , от трех до пяти тысяч, но всегда было несколько дополнительных тиражей. Можно сказать, что отец тогда был очень популярен в Польше, эти последние десять лет жизни были для него очень плодотворными.

Кафе на улице Фоксаль. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

В этом здании в шестидесятых годах была легендарная кофейня PIW-a; она вмещала всего четыре или пять столиков , а остальные сиденья были у стены, как и сейчас. И это было главное логово варшавской интеллигенции, место, где бурлила интеллектуальная жизнь. Сюда также приходил Стефан Киселевский, заглядывал Антоний Слонимский. Здесь велись разговоры, шли дискуссии.

Однажды в PIW-е вышла книга Жана-Поля Сартра , он приехал в Варшаву и его принимали. Отца тогда не было в Варшаве, но есть одна байка, связанная с ним, которую мне рассказал Томас Венцлова. Незадолго до этого отец , ходя по всем этим кафе и другим местам, потерял где-то тетрадку со своими афоризмами (этот момент я и сам помню). Он даже дал объявление в газету, но тетрадь так и не нашлась. Отец пытался что-то восстановить и был ужасно удручен. Он был известен, поэтому это было на слуху, и кто-то сказал Сартру, что, мол, Лец в отчаянии, потому что потерял тетрадь с «Мыслями». На что Сартр сказал: «Целая тетрадь с мыслями? В Париже если одна мысль придет в голову — это уже чудо, а тут целая тетрадь — вот это трагедия!»

Уже после смерти отца , окончания оттепели и мартовских событий 1968 года, кафе при PIW-е не то что ликвидировали, а в прямом смысле слова замуровали. Я видел это собственными глазами: книжный магазин на месте, а вход в кафе замурован кирпичами, со всей мебелью внутри. Это было очень символично.

Площадь Трех Крестов. Кафе Lajkonik и журнал Szpilki

Интерьер этого кафе (Plac Trzech Krzyży , 16) тоже внесен в реестр памятников. Раньше тут был антикварный магазин, но он уже давно закрылся. Все эти рисунки на стенах были сделаны после войны карикатуристами журнала Szpilki, редакция которого в то время была прямо за стеной. В какой-то момент оно перестало существовать, тогда здесь был какой-то дом моды. Они закрыли все рисунки плиткой, но, к счастью, не уничтожили их. Потом здесь опять открыли кафе, поэтому рисунки снова видны. Все они создавались при участии Анны Гоцлавской-Липиньской (она была известна под псевдонимом Ха-Га), Эрика Липиньского, Хенрика Томашевского.

Рисунки в кафе на Площади Трех Крестов. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Отец вырезал из журналов свои публикации и вклеивал в тетрадь: что где вышло , под какой датой, чтобы не опубликовать то же самое где-нибудь еще. Эти тетради сохранились и до сегодня. Самый, так сказать, крупный калибр был в ежемесячном журнале Dialog. Там он публиковал свои философские мысли. В других местах его репертуар был полегче. В том числе в Szpilki — там были фрашки и афоризмы.

Отец публиковался в этом журнале еще до войны , так что наблюдается некая преемственность. Тогда он публиковался вместе с Юлианом Тувимом , Слонимским, Марьяном Хемаром. Когда я был маленьким, у отца не было ни одного предвоенного журнала: тогда было сложно их достать. Сейчас же у меня есть номеров десять, даже с фамилией отца на первой странице. Там жирным шрифтом написано: Лец, Леон Пастернак, Тувим, Хемар...

Рисунки в кафе на Площади Трех Крестов. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Сразу после войны отец вместе с Эриком Липиньским возродил Szpilki. Это было в Лодзи , там тогда находился Дом писателей, потому что Варшава лежала в руинах. Позже, уже в 1950-1960-е, отец сотрудничал с редакцией уже здесь, бывал в ней почти каждый день, хотя никогда не числился постоянным сотрудником.

Улица Вейская. Журналы Twórczość и Dialog

Это (Wiejska , 16) один из лучших варшавских домов, который сохранился с 30-х годов. Тут же во дворе было расположено несколько организаций, в том числе две редакции. Одна — это журнал Twórczość, в котором публиковали рецензии на творчество отца. Здесь же находилась редакция ежемесячного журнала Dialog, посвященного театральному искусству. Главным редактором был тогда Адам Тарн — кстати, лет десять назад была опубликована его замечательная переписка со Славомиром Мрожеком. Отец в те годы переводил пьесы, например, «Мамашу Кураж» Брехта и «Служанку-госпожу» Перголези. Правда, «Мамаша Кураж» была объемная, и я не знаю точно, выходила ли она в Dialog.

Вейская , 16. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Но зато для этого журнала отец писал серьезные афоризмы , глубокие философские размышления о человеческом существовании. Они выходили в нижнем блоке на странице. Кстати, в 1960-х годах отец написал афоризм о Фейсбуке: «Можно иметь профиль, не имея лица».

Улица Вейская. Издательство Czytelnik

Здание , где находились эти редакции, принадлежало издательскому концерну Czytelnik, основанному в 1940-е годы. Когда-то рядом был книжный магазин издательства: здесь продавали только их книги, проходили встречи с авторами. Сейчас на этом месте (Wiejska, 14) просто книжный, выбор стал шире. Все книги отца, вышедшие после войны — и стихи, и фрашки — вышли в издательстве Czytelnik. «Прогулка циника» (1946), «Полевой блокнот» (1946), «Жизнь — это фрашка» (1948), «Иерусалимская рукопись» (1956) — все это издал Czytelnik. Здесь также делали обложки книг. Обложки для двух первых послевоенных книг отца спроектировал Хенрик Томашевский.

Сама редакция была наверху , а внизу — столовая, которая существует и по сей день. Здесь бывали многие писатели. Отец чаще всего обедал дома, но иногда, когда уходил в город на целый день и был неподалеку, ел здесь. Для самых известных людей — таких, как Тадеуш Конвицкий , Марек Гроньский, Януш Гловацкий — здесь всегда был зарезервирован столик.

Томас Бернхард , великий австрийский драматург, много раз приезжал в Варшаву. Один раз (его тогда еще мало кто знал) он привез рукопись своего первого романа «Стужа», который потом стал очень известным. Когда узнали, что должен приехать кто-то из Австрии, тут же позвонили отцу. Лец жил в Вене ребенком во время Первой мировой войны и затем в 1946-1950 годах. Они встретились в издательстве Czytelnik и оттуда пошли к нам в Новый Город: так Бернхард оказался у нас в гостях , и потом приходил еще несколько раз. В своих произведениях он потом несколько утрировано, но все же замечательно описывал правление коммунистов в Польше, то, о чем мы так много говорим сейчас, об ужасных убийствах, которые совершило Управление безопасности в сталинские годы. Как писал Бернхард, это мой отец тогда ему рассказывал, например, что возле Нового Свята похоронено множество людей, убитых спецслужбами. Вот такой, видимо, у них был разговор по дороге из издательства в центр.

Замковая площадь , Союз польских литераторов

Вернемся и мы обратно на Краковское Предместье. Здесь , практически на самой Замковой площади, расположен Союз польских литераторов (Krakowskie Przedmieście, 87/89). До 1989 года это было единственное подобное объединение.

Станислав Ежи Лец в кафе Союза польских литераторов , 1960-е. Источник: личный архив Томаша Леца

Отец очень любил заходить сюда. Там была очень приветливая гардеробщица; все подозревали , что она, как и каждый портье в любом отеле, сотрудничала со службой безопасности, но ее очень любили. У нее можно было просто оставить какие-то вещи и пойти по своим делам или оставить для кого-то сообщение. В этом кафе, в отличие от Telimena, уцелел камин.

Этажом ниже была столовая. В те времена могли быть перебои с газом , или же просто бабушка хотела отдохнуть, и сколько-то там дней в месяц обедов дома не было — тогда отец ел в городе и часто приходил сюда. В то время здесь не было каких-то изысканных блюд, самая обычная еда, но все же здесь какой-никакой, а ассортимент. А самое интересное, что официантки приносили заказ к столикам: в других столовых нужно было подходить к окошку.

Здесь составляли негласный рейтинг писателей и тем , кто считался лучшим, официантки приносили чуть быстрее. Внизу остались старые столики тех лет. Это была мебель польских дизайнеров: столики Владислава Волковского, а стулья, если я не ошибаюсь, Ханны Лахерт или Зофьи Хоментовской.

Я тоже часто ходил в эту столовую , уже в 1980-х. Сейчас, уже многие годы, тут обычный ресторан под названием Literatka и несколько гостиничных номеров. Раньше на их месте были квартиры, где жили писатели. Для них даже был стоматолог и медицинский кабинет в том же здании.

Библиотека Союза польских литераторов

Наверху здесь расположена библиотека. В нее , в отличие от кафе, всегда был свободный вход. Здесь практически ничего не изменилось, только нет таких дизайнерских ламп-грибков на столах, которые были модными в те годы. Зато сохранилась замечательная мебель, спроектированная еще в 40-х, и специальный шкаф с прессой. Тогда ведь газеты и журналы не так просто было купить в киоске: тиражи были небольшие, а стоило все не так мало. К тому же, на этой полке было и что-то из зарубежной прессы, даже журнал Kultura. Ежемесячный журнал Kultura, который с 1947 года издавал в Париже Ежи Гедройц, был важнейшим литературным и общественно-политическим изданием польской эмиграции.

Эта библиотека была ближе всего к нашему дому , и отец часто приходил сюда, проверял, какие из его афоризмов напечатали, а что не пропустила цензура, что часто случалось. Вот за этим столом он просматривал газеты. Между прочим, работницы библиотеки вырезали из прессы о каждом писателе все, что о нем было опубликовано, аккуратно все приклеивали на бумагу и складывали в папки. У каждого писателя есть такое большое досье, это очень удобно для исследователей.

Библиотека Союза польских литераторов. В центре — стол , за которым обычно сидел Станислав Ежи Лец. Слева на стене видно его фото в этом месте. Фото: Юрий Друг / Новая Польша

Я часто приходил сюда с отцом , и меня невероятно трогает вид этого шкафа, ведь он ни на йоту не изменился. И эти библиотечные стеллажи с традиционным каталогом… Еще есть второй зал, но туда нельзя было с детьми, потому там работали ученые. Поэтому его я впервые увидел, уже будучи взрослым.

Рынок Старого города , кафе Krokodyl

Станислав Ежи Лец в кафе кафе Krokodyl. Источник: личный архив Томаша Леца

Сейчас тут (Rynek Starego Miasta , 21) расположен ресторан Kuchnia Warszawska и художественная галерея, а раньше была кафешка под названием Krokodyl. Остались фотографии этого места, сделанные Иреной Яросиньской, одной из лучших послевоенных фотографов. Например, вот эта, где отец сидит за столиком возле печи.

Кроме красивого готического интерьера у этой кофейни было еще одно преимущество: она , как и Alibaba, была за пределами Краковского Предместья и ежедневного маршрута отца. Так что он любил здесь сидеть и работать в спокойной и тихой обстановке. Здесь я с ним бывал не так часто.

Рынок Нового Города , дом 5, квартира 15

Папа любил эту квартиру , и гостей из-за границы она тоже впечатляла. Квартира, к сожалению, была маловата для нас пятерых, но невероятно красива. Окна выходили на северную сторону, поэтому там было относительно светло. И был прекрасный вид из окна, на кафе Bombonierka: отец называл его Pétit Trianon, потому что это здание похоже на один из дворцов Версаля.

Станислав Ежи Лец в кафе Bombonierka , 1960-е. Фото: Ирена Яросиньская. Источник: личный архив Томаша Леца

Из окна был виден собор Святого Казимира , принадлежащий ордену сакраменток. Он был построен в эпоху барокко по проекту Тильмана ван Гамерена, одного из лучших архитекторов, который работал в Варшаве. Мы оба с братом, каждый в свое время, рисовали этот храм, готовясь поступать архитектурный факультет, и могли делать это, не выходя из дома.

Отец вернулся в 1952 году , в ужасный момент, в эпоху сталинизма. Он как предатель Лец с юности придерживался левых взглядов, приветствовал установление коммунистической власти в Польше и в 1946-1950 годах работал как пресс-атташе в польском посольстве в Вене, после чего разочаровался в прежних идеалах и репатриировался в Израиль. оказался в так называемом списке запрещенных авторов: вообще ничего не мог опубликовать под собственным именем и первое время не имел средств к существованию. Но благодаря знакомствам военных лет , партизанского периода жизни, отец получил возможность зарабатывать переводами. Правда, даже при этом он должен был пользоваться псевдонимом. Например, перевел Брехта и опубликовал перевод под псевдонимом Стах.

После смерти Сталина ситуация изменилась. В 1956-1957 годах даже наступил короткий период свободы прессы. Еще в конце 1955 года отец оказался в привилегированной группе , получил эту квартиру от Министерства культуры. Тогда были и частные квартиры, но, тем не менее, большая часть недвижимости в Варшаве была национализирована, потому что таково было условие восстановления города. И вот в этом доме жили деятели культуры.

Этажом ниже тоже была квартира от министерства , в которой жил Артур Нахт-Самборский, великий художник, совершенно небывалого масштаба. В мире, в Европе он не был широко известен, но в Польше это большое имя в истории живописи. Этажом выше находилась квартира сотрудника министерства. Было много художников, скульпторов. Это все были трехкомнатные квартиры.

Станислав Ежи Лец дома , 1960-е. Источник: личный архив Томаша Леца

Но были в доме еще и служебные квартиры , функциональные, как их называли, которые находились в ведении МВД. Там жили сотрудники Управления безопасности. Поэтому у отца был страх, что его все время подслушивают. Мы с братом слегка посмеивались, что невозможно прослушивать 30 миллионов человек, тогда ведь такой техники не было. Между прочим, в бывшей квартире журналиста Кароля Курылюка недавно, после капитального ремонта, нашли подслушивающее устройство. В нашей — нет.

Я , будучи десятилетним, ценил жизнь в этом месте. Здесь были роскошные условия, все необходимое рядом. Дома отец в основном переписывал из тех черновиков, которые писал в городе. Он часами исправлял, вычитывал рукописи книг, подолгу сидел за печатной машинкой. Но все новое в течение этих десяти лет в основном появлялось в кофейнях.

Записал Евгений Климакин

Перевод Данила Соловья и Валентины Чубаровой