Close

В 1979 году вышла книга известного британского историка Майкла Фута «Шесть лиц Отваги» (Six Faces of Courage) — шесть очерков о людях, которые, по мнению автора, стали наиболее яркими символами героизма европейского подполья времен Второй мировой войны. Одним из этих шести был Витольд Пилецкий — человек, который добровольно пошел в Аушвиц, чтобы организовать там сопротивление и рассказать миру о преступлениях нацистов. Через пару недель, 14 июля того же года, в ежедневной газете Kurier Polski появилась рецензия Рафала Бжеского на эту книгу, написанная с нескрываемой гордостью за земляка.

В Польше к шутке предрасположены даже Господь Бог и Судьба. Только так можно объяснить появление в прессе ПНР статьи, где упоминалось имя героя, который в 1948 году после показательного суда был расстрелян как враг народа. Но, вероятно, власти «народной» Польши так старались стереть память о нем, что за 30 лет о Пилецком забыли даже цензоры, да и автор рецензии, разумеется, никогда о нем не слышал.

Сегодня трудно найти человека, который не знал бы этого имени — Витольд Пилецкий. После того как Европейский парламент 19 сентября 2009 принял резолюцию «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы», в которой призвал объявить 25 мая, день казни Пилецкого, Международным днем героев борьбы против тоталитаризма, о нем стали много писать даже в России. А уж в Польше несть числа книгам и публикациям, ему посвященным.

Стало почти банальностью утверждение, что Пилецкий является воплощением всех славных черт польского национального характера. Как у национального героя у Пилецкого есть только один недостаток — его очень трудно, практически невозможно заковать в мрамор, создать всем понятный, простой и ясный плакатный образ, пример для подражания юношеству. Пилецкого всегда как бы слишком много. Лихой, не знающий ни страха, ни жалости к врагам воин? Да, пожалуй. Но как быть со стихами, которые он писал всю жизнь, с его глубоким убеждением, что каждая жизнь, «начиная от жизни божьей коровки до жизни человека, включая собственную, — это святыня, имеющая глубоко скрытый смысл»? Добрый католик, образцовый семьянин, чтивший старопольские традиции? Бесспорно. Но куда деть его бурный и отнюдь не платонический роман с женщиной, которая так и не стала его женой?

И так без конца. Остается в смирении признать, что не только рассказать все о Пилецком, но и понять его до конца для нас, менее щедро одаренных Господом Богом, — задача непосильная; и что, приступая к написанию даже небольшой статьи, надо помнить его напутствие, которое оказалось сегодня как нельзя более актуальным.

«Задумайтесь немного глубже над собственной жизнью, присмотритесь к людям и начните борьбу с себя — с банальной ложью, лицемерием, перестаньте прикрывать собственную выгоду высокими идеями, истинами и даже великими делами».

Витольд Пилецкий в 1922-1923 годах. Источник: Институт национальной памяти Польши

* * *

Дело было в период польско-советской войны. Четверо уланов выехали из леса на относительно небольшую полянку. На ней — покосившаяся халупка и два красноармейца на завалинке. Грех не взять языка, когда вас четверо, а врагов всего двое. Уланы подъезжают ближе. И тут, как горох, из халупки посыпались солдаты с ружьями наперевес. Что делать? Развернуть коней? Поздно. Пуля летит быстрее любого скакуна. И тогда старший по званию — а им был 19-летний Витольд Пилецкий — дает приказ поднять лошадей в галоп и лететь с шашками наголо прямо на вражеский отряд.

И происходит невероятное. Среди красноармейцев начинается паника. Побросав ружья, кто-то пытается спастись бегством, кто-то с поднятыми вверх руками в ужасе жмется к стене. Каждому чудится большой кавалерийский отряд, который эти четверо опередили всего на несколько метров. Никому не пришло в голову, что за четверкой всадников только елки и осины.

В тот день уланы привезли в отряд 80 (!) пленных и нагруженную до краев телегу с оружием и боеприпасами.

В это трудно поверить. Мне лично не приходилось даже слышать о чем-нибудь подобном, если не считать библейскую легенду о Гедеоне. Но таков был Пилецкий — словно сошедший со страниц «Трилогии» Сенкевича, отпрыск древнего магнатского рода герба Лелива, внук участника восстания 1863 года, поражавший своей отвагой и беспрецедентной храбростью еще в ранней юности.

Весной 1918 года, имея от роду 17 лет (Пилецкий родился 13 мая 1901), он вместе с несколькими товарищами с боя берет красноармейский оружейный склад и пытается пробиться к 1-му Польскому Корпусу генерала Довбора-Мусьницкого (кстати, отца легендарной летчицы, расстрелянной в Катыни, Янины Левандовской). Увы, корпус был расформирован прежде, чем Пилецкий до него добрался. Но это не выбило его из седла в прямом и переносном смысле. Пилецкий участвовал в разоружении отступавших из Вильнюса немецких войск, затем воевал против наступавшей Красной армии — был защитником Гродно, героем Варшавской битвы. К 20 годам это уже воин, прошедший огонь и воду. Медные трубы тоже не заставили себя долго ждать — Пилецкого дважды наградили медалью Крест Доблести.

* * *

По окончании войны Пилецкий поступил в Вильнюсский университет им. Стефана Батория на факультет изящных искусств. Но курса не окончил. В 1926 году он переезжает в Сукурчи — родовое гнездо Пилецких, все, что осталось от их некогда обширных владений после того, как большая их часть была конфискована в порядке кары за участие деда в Январском восстании. Поднять поместье из руин — для Пилецкого было вопросом чести.

Начинать пришлось почти с нуля, к тому же при отсутствии необходимых финансовых средств. Это тоже граничило с чудом, казалось делом настолько же безнадежным, как лететь вчетвером с саблями на вооруженный отряд врага. Но Пилецкому и это удалось. Более того: под его влиянием и при его непосредственном участии поднимаются из упадка и соседние хозяйства. Пилецкий помогает внедрять передовые методы, организовывает что-то вроде товарищества по производству сыров и масла, создает систему социальной помощи наиболее нуждающимся.

Речь Посполитая оценила его усилия: в 1938 году Витольд Пилецкий за активную общественную деятельность был награжден Серебряным Крестом Заслуги.

Крестьяне тоже помнили добро. В 1940 году, когда началась депортация в Сибирь помещиков и осадников, семью Пилецких буквально отбили, долго прятали и наконец нашли способ переправить в Варшаву.

Потерял ли мир хорошего художника, приобретя образцового помещика? Возможно. Две картины, которые по сей день находятся в приходском костеле соседней с Сукурчами Крупе, и несколько сохранившихся рисунков дают основание полагать, что талант у Пилецкого явно был.

Потерял ли мир писателя, поэта, публициста? К счастью, нет. Хотя знакомство с Пилецким-литератором нам только предстоит, и здесь нас ждет много неожиданностей. Пока широко известны только его Рапорты о происходившем в Аушвице — «Рапорт W» и «Рапорт S», написанные в 1943 году, и «Рапорт», написанный в 1945 году. Однако в последние годы историки находят все новые и новые тексты. И в них лихой улан предстает тонким лириком, прирожденным педагогом (в письмах к детям, которые Пилецкий часто писал стихами), человеком, склонным к контемпляции, и — что также, наверное, будет неожиданностью для многих — глубоко верующим, никому не навязывающим своих религиозных убеждений, но и не скрывающим их.

«Дорогая Казенька! Как ты была «Фомой неверующим», так им и осталась. А я забыл об этом и написал о том, как шел пешком из Лиды до Кальварии. Интересно, зачем бы я писал тебе, что иду пешком, если бы ехал поездом. Что до твоего вопроса об интенции, то мне кажется неприличным по-купечески торговаться с Г(осподом) Богом, то есть «Я для Тебя, Боже, дойду до Кальварии, а Ты мне за это дай то и это». Я как раз считаю, что те несколько дней и немного усталости, которые я принес в жертву, являются маленькой частицей благодарности за все, что мне Бог дал. За солнце, цветы, леса, за радости и неприятности, перенося которые я становлюсь лучше, а более всего за данную мне возможность понимать, что и радости, и печали по сути являются добром».

(Из письма к Казимире Дачувне)

Казимиру Дачувну Пилецкий, по его собственный словам, «полюбил сразу, первой сильной любовью». Произошло это не позднее 1923 года, и страсть эта, то затухая, то вновь разгораясь, продолжалась до самого 1931 года, то есть до женитьбы Пилецкого, и сопровождалась письмами, в которых он раскрывает всего себя нараспашку.

Любящие почти всегда свято верят, что предмет их страсти — это воплощение родственной им души, человек, способный понять и почувствовать их проблемы и помыслы так глубоко и полно, как никто во вселенной.

Так и в самом деле бывает. Но далеко не всегда. В данном случае нет полной уверенности, что женщина, в конце концов остановившая свой выбор на мяснике из Львова, понимала этого странного не то улана, не то помещика.

Но может быть, жизненное предназначение Казимиры Дачувны состояло в том, чтобы просто получать и хранить эти письма? Если так, то она свою миссию выполнила. Сегодня в распоряжении исследователей более ста писем Пилецкого к Казимире Дачувне — бесценный клад для истории.

В 1931 году Пилецкий, как уже было сказано, женился. Быть вместе с ним «в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит» поклялась перед алтарем учительница местной школы Мария Островская. Эта обаятельная и жизнерадостная, судя по сохранившимся фотографиям, молодая женщина, слава Богу, не могла знать, как конкретизирует ее судьба традиционные слова брачного обета. Но свой крест она несла достойно. До самого конца.

Однако не будем опережать события. Пока перед молодоженами восемь лет жизни, хоть и наполненной упорным повседневным трудом, но гармоничной и спокойной, рождение сына Анджея а затем дочери Зоси, и много-много любви.

Витольд Пилецкий с женой Марьей и сыном Анджеем, 1933 год. Источник: Институт национальной памяти Польши

* * *

1 сентября 1939 года Пилецкий встретил в седле командиром эскадрона, входившего в состав 19-й Пехотной дивизии. В боях с немцами его эскадрон уничтожил семь танков и два самолета на земле.

Кавалерия против танков и самолетов, пусть даже и стоявших на земле? Разве такое может быть? Может. Если во главе эскадрона Пилецкий.

6 сентября дивизия была разбита, оставшиеся в живых солдаты и офицеры влились в состав 41-й дивизии, которая с боями продвигалась на юг, стараясь после интервенции СССР 17 сентября дать возможность как можно большему числу польских солдат уйти в Румынию и Венгрию. Но и эта дивизия потерпела поражение. Кто-то попал в плен, кому-то все-таки удалось пересечь границу, кто-то — и среди них Пилецкий — принял решение продолжать борьбу в подполье.

Вместе с майором Влодаркевичем довольно скоро, уже к началу ноября 1939 года, Пилецкий организовал Тайную польскую армию (Tajna Armia Polska), одну из первых подпольных организаций в Польше.

В 1940 году оккупационные немецкие власти организовывают на территории Польши, в городе Освенцим, лагерь Аушвиц. Пока никто не знает, что это такое — большая тюрьма? Фабрика смерти? Кого там содержат и можно ли что-нибудь сделать для этих людей?

У Пилецкого возникает план проникнуть в лагерь.

«Основным заданием было создание военной организации с целью: оказывать моральную поддержку товарищам, поставляя и распространяя информацию извне; организовать по мере возможности дополнительное питание и снабжение бельем членов организации; передавать информацию из лагеря; и, наконец, как венец всего — подготовка своих отрядов для захвата лагеря, когда придет момент, будет отдан приказ и сброшено оружие или десант». («Рапорт W»)

19 сентября 1940 года во время очередной облавы в Варшаве Пилецкий с фальшивыми документами на имя Томаша Серафинского в кармане просто встает в пятерку уже схваченных немцами мужчин. Через два дня он стал заключенным номер 4859 немецкого лагеря Аушвиц.

«...Я назвал это моментом, в котором для меня закончилось все, что было до этого на земле, и началось что-то, что было как бы вне ее (…) По нашим головам били не только приклады эсэсовцев, било нечто большее. Грубые удары наносились по всем нашим понятиям, к которым мы на земле привыкли (к какому-то порядку вещей — праву). Все это разлетелось в пух и прах. Старались нанести удар как можно более радикальный. Сломать нас психически в кратчайший срок».[1]

Пилецкий выстоял. И не он один. Очень скоро появилась первая «пятерка» — ячейка подпольной организации, состоявшая из пяти человек. За ней еще одна, потом еще и еще...

«...Понемногу мы сжились друг с другом, а тяжкие переживания завязали узы дружбы крепче, чем (бывало) там, на земле... когда у нас уже была своя "связка", в которой мы друг другу помогали и друг друга спасали, порой рискуя собственной жизнью... когда на твоих глазах, брат, убивали твоего друга, расправляясь с ним самым чудовищным способом, тогда казалось, что возможно только одно — броситься на палача и вместе погибнуть. Так тоже было пару раз, но это ничего не приносило кроме еще одной смерти (...)

И вот ты смотришь на медленную смерть друга и как бы умираешь вместе с ним... перестаешь существовать вместе с ним... Однако человек оживал, возрождался и перерождался. И если так происходило не однажды, а, скажем, девяносто раз, — то ничего не поделаешь, ты становишься кем-то другим, не тем, кем был на земле... А гибли мы там тысячами... десятками тысяч... а потом уже — сотнями тысяч... И смешной виделась нам земля и люди на ней, занятые такими ничтожными, как нам теперь казалось, делами. Так мы внутренне перековывались.

Однако не все. Лагерь был пробным камнем, где проверялись характеры. Одни скатывались в нравственное болото. Другие шлифовали свои характеры как кристалл».

Витольд Пилецкий, узник концлагеря Аушвиц. Источник: Институт национальной памяти Польши

9 ноября 1940 года Пилецкий отправил в Главный штаб Варшавского подполья первое донесение. В дальнейшем эта бесценная информация передавалась постоянно.

К началу 1942 года буквально из ничего — из кусочков проволоки и похищенных у немцев нескольких деталей — собрали радиопередатчик. Появилась возможность ежедневно передавать данные о числе прибывавших в лагерь и погибших в нем людей. Полученные сведения переправлялась польскому правительству в Лондоне. На основании этих донесений Министерство иностранных дел Польши в декабре 1942 года подготовило для Объединенных Наций первый официальный доклад о геноциде еврейского населения на оккупированных территориях.

До восстания в Аушвице так и не дошло. Пилецкий считал, что узники были к нему готовы, но руководство АК не отдало соответствующего приказа. Появилась мысль приехать в Варшаву и лично убедить командование в необходимости такого шага. Бежать из лагеря уже можно. В первые годы немцы за каждого беглеца казнили десять случайных, ни в чем не повинных узников, и тогда подпольная организация категорически запрещала побеги своим членам. В 1942 году такая практика была отменена, а с нею и запрет побегов.

«В феврале 1942 года в политический отдел (лагеря) пришло письмо от партийного руководства из Берлина, запрещающее применение принципа коллективной ответственности и расстрел десяти заключенных за одного беглеца — вероятно, в результате применения таких же репрессий в лагерях для немцев (...) Таким образом, открылась возможность побегов, и мы, как организация, начали готовиться к побегу и отправлению в Варшаву рапорта».

Весной 1943 немцы — вероятно, зная о существовании лагерного подполья, но не имея точных данных, — перевели около 5 тысяч заключенных из Аушвица в лагеря, находившиеся на территории Германии. И тогда Пилецкий окончательно решил покинуть Освенцим. Перед побегом у него состоялся такой разговор с одним из товарищей:

«Я сказал: "Сижу здесь два года и семь месяцев, провел работу. В последнее время я не получал никаких распоряжений. Теперь, когда немцы вывезли наших лучших людей, с которыми я работал, пришлось бы все начинать заново. Считаю, что дальше сидеть здесь не имеет смысла. И потому я ухожу".

Кпт.159 посмотрел на меня с удивлением и сказал: "Да, я понимаю вас, но разве можно, когда захочется приехать и когда захочется уехать из Освенцима?"

Я ответил: "Можно"».

И Пилецкий действительно ушел в ночь с 26 на 27 апреля, которая в 1943 году была Пасхальной ночью.

* * *

Что дальше? Пилецкий был разведчиком Армии Крайовой. Когда в 1944 году началось Варшавское восстание, само собой, был в рядах сражавшихся. Сначала как рядовой боец Роман Езерский — разведчики не должны были принимать непосредственного участия в сражениях. Потом как командир батальона.

После 63 дней упорных боев — снова плен, снова немецкий лагерь, на сей раз в Мурнау.

После освобождения в 1945 году Пилецкий был направлен в подразделение военной разведки 2-го Польского корпуса под командованием генерала Владислава Андерса. Из Польши доходили сведения об арестах, бессудных казнях, произволе и насилии. На расстоянии трудно даже вообразить, не говоря уж — понять, методы советизации. Осенью 1945 года по приказу генерала Андерса Пилецкий уезжает в Варшаву.

Он многое успел — собрал доказательства советских злодеяний, совершенных в Польше в 1939—1941 годах, а также доказательства незаконных арестов и преследований ветеранов Армии Крайовой и тех, кто сражался в войсках союзников. Но СБ уже вышла на его след.

В июне 1946 года Андерс приказывает Пилецкому немедленно вернуться. Приказ не был выполнен. Пилецкий считал себя реалистом и потому допускал, что правление коммунистов может оказаться долгим — лет пять, а то и десять (как горько это читать сегодня). И кто-то должен все это время оставаться в Польше и сражаться. 8 мая 1947 года Пилецкого арестовали.

Витольд Пилецкий, судебный процесс. Источник: Институт национальной памяти Польши

Через год, во время последнего свидания с женой, он скажет, что в сравнении с тем, что происходило с ним в Мокотовской тюрьме, Аушвиц можно считать пустяком. А еще, согласно семейной легенде, в эту последнюю встречу он попросил жену читать детям Фому Кемпийского «О подражании Христу». Может быть, так и было. А может, просто глубоко врезался в людскую память последний рапорт Пилецкого, который после оглашения смертного приговора он сдал миру, человечеству, Богу — и который был слегка измененной цитатой из этой книги:

«Я старался жить так, чтобы в час смерти чувствовать скорее радость, чем страх».

[1]Здесь и далее цитируется «Рапорт» 1945 г.

Close