«Пара спешила на роспись. Парню пришла повестка , через несколько дней он должен был идти в вооруженные силы, поэтому решил поскорее жениться. Когда ехали, рядом прилетел снаряд. Невеста сидела спереди на пассажирском сиденье. Осколок пробил машину и застрял в грудной клетке, у сердца» , — рассказывает об одной из своих пациенток Александр Брядко, анестезиолог пятой больницы в южной части Николаева. Отсюда до фронта — несколько десятков километров.
Сегодняшнее утро относительно спокойное. Из окна ординаторской реанимации иногда доносятся отдаленные звуки , похожие на артиллерийский обстрел. Один из них — особенно громкий и как будто ближе. «О господи!» — вздрагивает врач , которая за столом заполняет документы.
«У нее практически остановилось сердце , — продолжает анестезиолог. — Хорошо, что парень сразу примчался к нам в больницу». Медикам удалось спасти девушку. Ее уже выписали.
Через стену с ординаторской — реанимационные палаты. Заняты только две кровати: на одной — пациент с инсультом , на другом — украинский солдат, которого на днях привезли с фронта. Транспортировать в более безопасное место его нельзя. У 22-летнего бойца ампутировано правое бедро, левая стопа и правое предплечье. «Он приехал в состоянии клинической смерти , мы его реанимировали, прооперировали. Вероятно, это был либо танковый снаряд, либо минометная мина» , — рассказывает Александр. В день здесь в среднем проводят до четырех операций. От плановых почти отказались.
Окна в реанимационной крест-накрест заклеены изолентой , чтобы стекло от возможного обстрела или взрывной волны не разлетелось и не ранило пациентов. В этой части больницы окна целые, зато в других отделениях — более 300 без стекла, заклеенных пленкой. «Ночной обстрел со стороны фашистов 3 апреля закончился тем , что снаряд прилетел на территорию нашей больницы. Выбило 70 % окон» , — рассказывает главный врач Елена Терентьева.
Тогда больше всего пострадали терапевтический корпус , неврология, женская консультация и родильное отделение. В последнем в тот момент находились три пациентки — две уже отдыхали после родов, а третья вот-вот должна была рожать.
В 20:15 акушерка Наталья Зайцева услышала первые взрывы. Персонал вместе с пациентами стал спускаться с пятого этажа в подвал. «У женщин была паника и страх , они не знали, что будет... Мы переживали прежде всего за них и детей, чтобы успели спуститься. О себе никто не думал» , — вспоминает Наталья, стоя в подвальной комнате, которую с приходом широкомасштабной войны экстренно переустроили под родовую.
Под звуки обстрелов начались роды. Слышно было , как от ударной волны вылетает и разбивается стекло. Ракета разорвалась в нескольких десятках метров от двери родильного отделения. Подвальный коридор начали заполнять люди. Контуженые солдаты из неврологического отделения организовали эвакуацию. Ни медики, ни пациенты не пострадали. Ребенок родился здоровым.
По словам акушера-гинеколога Владимира Остапенко , во время войны женщины рожают быстрее, а кроме того, беременные чаще отказываются от кесарева сечения — после него требуется более длительное восстановление.
С начала полномасштабного вторжения россиян в подвале пятой николаевской больницы родилось более 20 детей. Первыми здесь появилась двойня — Елисей и Алексей. Случилось это 2 марта. Через пять дней Николаев взяли в полукольцо. Российские войска атаковали микрорайон Балабановка , в нескольких километрах к югу от больницы. Туда прорвались вражеские танки. Акушер-гинеколог Ольга Артюхова как раз была на работе.
«Нам некуда было деваться. Волонтеры сказали нам сидеть тихо , и что армия остановит их. Мы поверили и сидели. Ну, действительно, украинские военные их быстро остановили» , — вспоминает женщина.
Ситуация оставалась очень напряженной почти до конца марта , пока украинские солдаты не отбросили россиян на границу с Херсонской областью.
Сейчас враг перегруппировывает свои подразделения и ежедневно производит воздушную разведку. По словам мэра Николаева Александра Сенкевича , город готовится к возможному новому нападению или осаде. Оккупанты ежедневно обстреливают областной центр и ближайшие с херсонской стороны села Николаевской области из реактивных систем залпового огня и запрещенными кассетными боеприпасами.
«Фактически каждое дежурство сопровождают звуки артиллерии» , — рассказывает Вячеслав Лукьяненко, заведующий хирургическим отделением больницы. В военное время его смены иногда длятся по трое суток. Более 35 % персонала уехало. На вопрос, думал ли он сам об эвакуации из города, который постоянно обстреливают, хирург отвечает, что настоящий капитан покидает свой корабль последним. Он помнит почти всех пациентов, которых пришлось спасать после российских обстрелов.
«Самый тяжелый пациент , который у меня был, — молодой парень. Солдат. Ему пришлось полностью ампутировать руку, с лопаткой, — рассказывает врач. — Из гражданских — 14-летний мальчик из Балабановки. У него была очень серьезная травма верхней конечности , была повреждена плечевая артерия, пришлось делать временную остановку кровотечения. Затем парня перевели в другое медучреждение, где ему провели реконструктивную операцию, а наша задача была спасти ему жизнь, предотвратить дальнейшую кровопотерю, обеспечить функционирование организма».
Если в мирное время у пациентов преобладали обычные хирургические заболевания , то теперь характер повреждений изменился. В большинстве своем людей привозят с тяжелыми травмами: минно-взрывные и осколочные ранения, реже — шаровые.
«Помню гражданского из Херсонской области , конюха, инвалида второй группы. Осколок попал ему в ягодицу и фактически прошил мужчину насквозь, повредив подвздошную вену, кишечник. Очень серьезная травма... Мы его прооперировали, и вроде бы удалось остановить кровотечение, восстановить кровоток подвздошной вены. Затем мы ему сделали резекцию кишечника, операция по удалению части тонкой или толстой кишки но мы не смогли его вывести из шока , от которого он и скончался. Ему было чуть-чуть за 50...» Впрочем , большинство попавших в больницу удалось спасти. Летальных случаев — в пределах десятка.
Хирург рассказывает , что психологически сейчас работать сложнее. «Особенно когда доставляют гражданских с очень тяжелыми ранениями. Самое сложное , когда у пациента травмы, несовместимые с жизнью, и ты понимаешь, что ничего не можешь сделать, хотя до последнего прилагаешь все усилия, чтобы спасти».
Часто в больницу привозят пострадавших с осколками в теле. Они имеют специфическую металлическую плотность , поэтому на рентгене их видно очень хорошо. Обычно они остаются в теле на всю жизнь, хирурги их не достают. Мелкие — миллиметровые, большие — несколько сантиметров. Именно такой попал в ногу Вячеславу Болотского, 55-летнего охранника Лупаровского психоневрологического интерната под Николаевом. В хирургическом отделении он уже месяц.
Было 4 апреля. Вечерело. Охранник обходил территорию , осматривал корпуса, проверял замки. «Я вернулся в здание и услышал взрыв. На место , где я только что проходил, прилетело... Осколок прошел через дверь и мне в ногу. Был такой тупой удар, даже ногу подорвало, — вспоминает мужчина. — Я упал , чуть дальше снова раздался взрыв. Думаю: ну, хоть кость не зацепило. Чувствую тепло пошло по ноге... кровь. Я выскочил и забежал за корпус. Было шоковое состояние».
По территории бегал напарник. Всё в пыли. Вячеслав начал кричать. «Он прилетел , спрашивает: что такое? Говорю: в ногу раненый. Тот меня под пах, в машину, позвонили в скорую, она выехала нам навстречу. Сразу сделали снимки, а дальше уже в реанимационную. Рана до кости, плохо заживает. Перемололо все как фарш».
В травматологическом отделении , этажом выше, лежит 52-летняя Галина Белая. На ее ноге — аппарат наружной фиксации. 27 марта под вечер в ее дом в селе Александровка Херсонской области попал снаряд.
«Мы пошли в кухню , потому что услышали взрыв неподалеку, — рассказывает женщина. — Сын смотрит и говорит: туалет наш горит , давай спрячемся в другой комнате... И тут снаряд залетел в дом. Я кричала: Дима, Дима, Дима! А он: мам, я нормально, меня немного как контузило. Крыша рухнула. Окна вылетели. Веранду разнесло полностью. Тишина. Двери в комнаты разлетелись. Все. Сидела, кричала. Слышу, соседи прибежали: Галя, Галя, что там? Говорю: помогите. Увидели, что у меня нога... Оторвало кусок мяса, и переломило кость».
На место позвали украинских солдат. Галине сделали укол , посадили в машину и помчались в больницу. «Везли по полям. Я плохо понимала , куда мы уезжаем. Главное, что сын жив. Там стреляли повсюду».
Сын остался в деревне , Галина не может с ним связаться. Там проходит фронт. Через несколько дней после трагедии знакомому женщины удалось дозвониться в Александровку: «Там в N. Из соображений безопасности название места не разглашаем. прячется 200 человек. Расспросили , есть ли Белый. Вроде есть. Но связь плохая. Света нет, негде зарядить телефон. Как они там без воды?»
В самой больнице , как и во всем Николаеве, воды нет почти три недели. Российские оккупанты перебили водопровод, и из-за постоянных обстрелов его невозможно починить. На территории больницы на днях пробили скважину. «Ее уже подключили к системе , работают туалетные и ванные комнаты» , — рассказывает главный врач. Около скважины — очередь людей, все с бутылками: дважды в день местные могут прийти и набрать воду.
Больница полностью снабжена необходимыми медикаментами. Елена Терентьева благодарит волонтеров: «Мы им даем список медикаментов , они все находят. Это и перевязочные материалы, и жаропонижающие, и кровоостанавливающие, и болеутоляющее. Запасов хватит на два-три месяца».
На стенах приемного отделения висит два рисунка с надписями «Любовь» и «Миру — мир». Очереди в больничных коридорах небольшие , поток пациентов снизился. Из Николаева выехало 200 тысяч человек — это около 40 % жителей. Одна из главных проблем — кадры. «Мы не можем держать медсестер , у которых семьи, дети. Николаев сейчас вообще не детское место , — рассказывает Александр Брядко. — Почему я не уехал? А кто , если не мы? Мои друзья все до единого тоже остались, хирурги, анестезиологи — все здесь...»
На работу он идет с мыслью , чтобы все это скорее кончилось. «Мы , врачи, привыкаем к чему? Поступил 84-летний человек с инсультом и через несколько часов скончался. Он видел жизнь. Это нормальное завершение жизненного цикла. А когда парню 22, он с ампутациями... Люди приспосабливаются ко всему, но к этому привыкнуть невозможно». Врач , сидящая рядом за столом в ординаторской реанимации подхватывает: «Мы просто делаем вид , что привыкли».