Если бы все режимы реального социализма — от сурового румынского , болгарского, советского или восточно-немецкого и до самого развеселого польского барака в социалистическом лагере — услышали, что им хочет сказать Генрик Вуец, им пришлось бы уразуметь, что проект не стоит и выеденного яйца. Опирайся он хоть на псевдоучение Маркса – Энгельса, хоть на террор — от Ленина до Живкова, чехословацкого Гусака и югославского Тито (строптивого конька рабоче-крестьянской власти) — он все равно неминуемо сломает себе шею. Генрик Вуец лучше многих оппозиционеров в советских и прочих прельстившихся диктаторским марксизмом странах показал, что из реального социализма ничего не выйдет. Почему? Да потому, что, адресуясь к таким людям, как Генрик, он лгал им и пускал пыль в глаза. Кому такое понравится?
А ведь на первый взгляд могло показаться , что Вуец — идеальный адресат обещаний коммунистов. Он родился в деревне Подлесье близ Билгорая — в том регионе Польши, который никогда не был ни слишком богатым, ни слишком счастливым. В его генах жил опыт крепостных крестьян; еще его дедам приходилась бесплатно пахать на других. Отец, впрочем, уже имел собственное хозяйство в несколько гектаров, но это отнюдь не означало, что ему удалось достигнуть прочного социального положения.
Генрик Вуец — единственный в Подлесье — получил аттестат о среднем образовании и пошел учиться дальше. А во время каникул возвращался косить , сеять и пасти коров. Продолжать образование его побуждали мать, ездившая на заработки во Францию, и школьный учитель Адам Ротенберг. И то, и другое — безмерно важно.
Итак , он приехал в Варшавский университет с крестьянским багажом, где в соседних карманах лежали: желание преуспеть в жизни, искренний католицизм и вера в то, что надо трудиться в поте лица и добывать знания. Когда он организовал в общежитии дискуссионный клуб, равно открытый для марксистов и священников, народной власти это не понравилось. Не вызвало одобрения и его участие в организации первого после Второй мировой войны паломничества студентов к иконе Ченстоховской Божией Матери. Как раз тогда его и загребла госбезопасность , и он услышал, что, если не уймется, то вернется пасти коров. Всего одна фраза — и показала истинное отношение народной власти к народу! Вуец принимал участие в мартовских событиях 1968 года В 1968 году в Польской Народной Республике начался массовый протест студентов и интеллектуалов против культурной политики государства и ограничения гражданских свобод, ответом на который стала, в частности, государственная антисемитская кампания. и плохо переносил антисемитскую пропаганду , в том числе и из-за своего учителя, профессора Ротенберга, который как раз тогда паковал чемоданы в эмиграцию.
А ведь народная власть имела в лице Вуеца идеальный материал для создания рьяного сторонника: крестьянский сын , знающий, что такое крепостное право, продвинувшийся по социальной лестнице благодаря произошедшим после Второй мировой войны переменам, словом — образец гражданина нового социалистического отечества.
К несчастью , католик, но эта трудность была почти со всеми выдвиженцами. Впрочем, на мой взгляд, католицизм Вуеца скорее был проблемой для церкви, а не для компартии.
Беда в том , что «рабоче-крестьянская» власть таковой не была и быть не собиралась. Она лгала мастерски, но слишком грубо, выдавая тем самым свои истинные намерения. Держала в рукаве насилие, но не всегда хотела его применять к потенциальным сторонникам. Гэбисты, допрашивавшие Генрика Вуеца в первые годы его деятельности, не только высмеивали его происхождение (при том, что и сами зачастую были крестьянскими детьми), но еще и лгали, и запугивали. Вуец понимал, что социальное продвижение социальным продвижением, а с этой властью он не хочет иметь ничего общего.
Когда в июне 1976 года Радом и Урсус , выступившие против повышения цен на продукты, были жестоко наказаны коммунистами,В июне 1976 года из-за резкого повышения цен на ряд товаров широкого потребления на территории 12 воеводств бастовало более ста предприятий. В забастовках приняло участие свыше 80 тысяч человек, в том числе 20 800 в Радоме и 14 200 в Урсусе. Для подавления протестов использовали слезоточивый газ и водометы, имели место избиения в милиции и аресты. Вуец принял активное участие в помощи репрессированным рабочим. Это был — по его собственным словам — некий возврат долга , взятого в Подлесье: бедные люди отправили его учиться и дали шанс изменить жизнь, а значит, теперь он должен защищать бедных и помогать им.
В сущности , в том и состояла его деятельность в Комитете общественной самообороны — Комитете защиты рабочих,Komitet Obrony Robotników (Комитет защиты рабочих) — первая в ПНР открыто действовавшая оппозиционная группа; возникла в 1976 году для помощи участникам протестов в Радоме, Урсусе и Плоцке, а год спустя преобразовалась в КОС-КОР (KSS-KOR, Комитет общественной самообороны — Комитет защиты рабочих). куда он вступил в 1977 году. Он не писал пламенных манифестов , как митинговый оратор, революционный лидер Яцек Куронь, не размышлял о судьбах поляков, как эссеист и мыслитель Адам Михник. Он действовал на низовом уровне, надеясь, что личные знакомства, контакты на заводах, связи с простыми людьми, к которым — благодаря своим корням и незаурядным способностям — знал нужный подход, дадут результат. Вуец имел доступ к рабочим на Гданьской судоверфи (в том числе, к Леху Валенсе), к силезским шахтерам, к рабочим Урсуса. Он знал их язык и повседневные заботы.
В созданной им с коллегами газете Robotnik не было длиннющих аналитических обзоров , зато были краткие статьи о заводских поликлиниках, об обдираловке при выплате зарплат и премий, о столовых, где ничего не съешь без риска для жизни, о нарушениях трудового кодекса и прав рабочих и т.п. Это было единственное относительно массовое самиздатовское периодическое изданиеПо-польски это называется bibuła (листовка, калька, папиросная бумага) — «самиздат» тех времен, когда не было современной множительной техники. Издания осуществлялись разными полиграфическими способами: начиная с самого очевидного — пять-шесть экземпляров на печатной машинке, под копирку, на тонкой бумаге — и до неизвестной в СССР «шелкографии», когда оттиск оригинала осуществлялся на специальной натянутой на рамку ткани, а затем с нее размножался. — прим.пер. — его тираж достигал на пике 50 тысяч экземпляров , распространявшихся от Гданьска до силезской Ястшемби. И заметим (об этом легко забывают), что Robotnik, верный идеям издававшейся еще до Первой мировой войны газеты Польской социалистической партии, чье название он заимствовал, заявлял, что целью рабочего движения является независимость Польши. И это в 1970-е годы! Во время августовских забастовок 1980-го в 21 постулате на независимость не было (и справедливо) даже и намека.
Коммунистические власти оценили Генрика Вуеца по достоинству. Хотя они и представляли его как жалкого приспешника Куроня и Михника , но во время военного положения интернировали, а затем посадили на скамью подсудимых по так называемому Делу одиннадцати (четырех деятелей Комитета общественной самообороны и семи лидеров «Солидарности»), которых обвиняли в государственной измене, подготовке к насильственному свержению власти и бог весть в чем еще. Таких обвинений коммунисты абы каким противникам не выдвигали. Их, безусловно, ненавидели и боялись, но при этом — парадоксальным образом — ставили на высшую ступень в иерархии врагов, опасаясь, что как раз они-то и могут крепко навредить.
Уже на Круглом столе выяснилось , что Куронь, Вуец и Михник — жесткие переговорщики, но при этом реалисты, которые не стремятся к реваншу, хотя чисто по-человечески имели бы на это право. Я бы дорого дал за то, чтобы увидеть выражения лиц коммунистов в тот момент: они были уверены, что сядут за стол переговоров с дьяволами во плоти, а перед ними оказались партнеры по диалогу о Польше.
В независимой Польше Генрик Вуец был депутатом , затем заместителем министра сельского хозяйства, а затем советником президента Бронислава Коморовского по социальным вопросам. Когда ему, в то время секретарю Гражданской парламентской фракции, фракция, объединявшая представителей антикоммунистической оппозиции в Сейме и Сенате в 1989-1991 годах нанес оскорбление Лех Валенса , которого Вуец же в свое время приобщил к оппозиционной деятельности, он поступил, как всегда в таких случаях — расстроился и выбросил из головы.
А когда Вуец лишился депутатского мандата , работы у него ничуть не убавилось: он занимался сельскими водопроводами, региональными продуктами, канализацией. Плодами его трудов пользовались люди, отказавшиеся голосовать за него на выборах. Он говорил тогда, что делает это не ради того, чтобы его куда-нибудь избрали, но — потому что так надо.
И в своей парламентской деятельности — и вне оной — Вуец находил тех , кто действительно нуждался в помощи. Он многое делал ради польско-украинского взаимопонимания, а когда история призывала, принимал личное участие и в оранжевом Майдане, и в Революции достоинства в Киеве. Именно он стал организатором польско-тибетской парламентской группы, хотя в Польше мало кто слышал о страданиях тибетцев под гнетом китайской оккупации. Уже умирающий, он живо интересовался Беларусью; не хотел цветов на могилу , только пожертвований в помощь борющимся Минску и Гродно. Но и Польша тоже не выходила у него из головы: лежа в последний раз в больнице, зная, что сам не сможет проголосовать на президентских выборах , он просил в соцсетях, чтобы кто-нибудь, кто никогда не ходил на выборы, проголосовал на этот раз вместо него.
Генрик Вуец имел единственный недостаток — хоть и не зависящий от него , но серьезный: он родился не в той стране. Живи он на американском Юге, получил бы, как великий Мартин Лютер Кинг, Нобелевскую премию мира. Вуец мог бы быть учителем Нельсона Манделы и его соратника Десмонда Туту. Будь он южноафриканцем индусского происхождения, его славы не затмил бы и Махатма Ганди. Более того — Махатма в Южной Африке молчаливо (и не только) поддерживал апартеид. Вуец бы на такое никогда не купился.
Он жил среди нас. Как и всякий , создавший себе памятник собственной жизнью, — скромный, отзывчивый, смелый и честный. Друг всякого живого создания. И не было второго такого, как он.
Перевод Елены Барзовой и Гаянэ Мурадян