Каролина Баца-Погожельская: Мы не можем сказать , где вы находитесь?
Сергей Гайдай: Пока нет , до самой победы.
КБП: Как вы работаете главой администрации области , когда 99 % ее территории находится под российской оккупацией?
СГ: Про оккупацию это правда , но там остались люди. У нас есть два направления работы. Первое — это помощь нашим военным. Мы в постоянном контакте с ними и стараемся доставлять то, в чем они в данный момент нуждаются. Второе — помощь людям, которые уехали с временно оккупированных территорий, а это около 320 тысяч человек. У них разные судьбы, разная финансовая, жизненная ситуация, разные проблемы со здоровьем. А вопросов, которые нужно решать, много — например, жилье или лекарства. У нас много диабетиков, государство должно бесплатно обеспечивать их инсулином или онкологическими препаратами, так что мы занимаемся и этим тоже. Может быть, во время войны мы не так уж много внимания уделяем коронавирусу, но если кто-то выезжает в Европу, то ему нужен сертификат, поэтому нам приходится заниматься и этим.
В своем телеграм-канале я запустил чат-бот , где можно оставлять вопросы. Каждую неделю мы их анализируем и публикуем ответы по отдельным темам, которые затрагивают наши жители.
В ближайшее время я уезжаю в Закарпатскую область , чтобы подписать там меморандум о сотрудничестве. Нам хотелось бы распорядиться пустующими квартирами, чтобы люди могли в них заехать и жить, и при этом работать. Немалое число людей из Закарпатья выехало в Польшу и Венгрию, поляки уезжают дальше на Запад, в Германию или Великобританию — это экономическая эмиграция. Мы хотим, чтобы жители Луганской области могли жить, работая, а не полагаясь только на социальную помощь. Так же, как в Польше нужна рабочая сила, она нужна и в других регионах Украины. Людей нужно мотивировать.
КБП: Вы , в каком-то смысле, глава без области?
СГ: Я как-то написал в Фейсбуке такой пост , что, возможно, я уже и не нужен в такой ситуации, — но много людей написало, чтобы я остался. Ну и мне есть, чем заниматься.
КБП: Сколько людей осталось?
СГ: Наша область частично оккупирована с 2014 года , и до 24 февраля в подконтрольной Украине части проживало 650 тысяч жителей и около 200 тысяч переселенцев. В феврале она как бы разделилась еще на две части, одна из которых была занята россиянами без боевых действий. Там, где происходили активные военные действия, — я имею в виду города Северодонецк, Лисичанск, Рубежное, а также окрестности Горского или Попасной, — проживало около 340 тысяч человек. Но люди уезжали — как из тех мест, куда российская оккупация пришла без боевых действий, не желая жить под ней, так и из тех мест, где шли бои.
КБП: Потому что не хотели жить под оккупацией?
СГ: Они не хотели так жить , потому что под российской оккупацией страшно. Это ментальное возвращение в какие-то 70-е годы ХХ века. Я родился в Северодонецке и в 1986 году вместе с семьей переехал во Львов. Там я жил и учился. Помню , как в те времена поляки приезжали туда на своих маленьких «фиатах» и торговали всем , чем только можно. Но за несколько лет Польша ушла вперед, и уже украинцы стали ездить туда торговать , ситуация развернулась на 180 градусов. У нас до начала XXI века продолжался регресс.
И в точности то же самое происходит сейчас на оккупированных территориях. Несколько дней тому назад оккупанты похвастались тем , что завезли в Северодонецк 10 уазиков и это такой «современный городской транспорт». Вот только за полгода до войны мы привезли в город шесть «мерседесов», не новых, но в очень хорошем состоянии. Это космические корабли Илона Маска по сравнению с тем, что сделали они. Это как если бы полякам пришлось заменить свои автомобили на те маленькие «фиаты» из прошлого.
Почему россияне вывезли наши пожарные машины в Луганск? Потому что у них таких нет , а иметь хочется. Серьезно, они хотят то, чего сами на данный момент не могут сделать или получить. И мало что в этом понимают. Именно потому российский солдат и украл в Украине стиральную машину, хотя она ему ни к чему, ведь он живет там, где нет водопровода и канализации.
КБП: Что можно сказать о тех жителях Луганской области , которые остались? Это, главным образом, те, кто ждал россиян с цветами?
СГ: Нет , остались разные люди. Одни считают, что им незачем и некуда ехать. Есть такие, кто говорит, что они здесь родились, здесь и умрут. Есть больные люди, которые физически не в состоянии уехать, так как они прикованы к постели. Есть те, у кого нейтральная работа, и они надеются, что могут остаться дома и всё как-нибудь уложится.
Ну и , конечно, есть процент тех, кто ждал «русского мира». А это потому, что после 2014 года на территории Луганской и Донецкой областей не были отключены российские телеканалы. И это была ошибка, ведь единственное, что россияне умеют, — это пропаганда. Ведь если нормальный человек 15-20 минут послушает передачу их телевидения, то у него начинает пульсировать мозг и включается агрессия. Но найдутся и такие, кто подумает: а может быть, в этом что-то есть, а может быть, до сих пор я думал неправильно? Как раз в этом Россия шаг за шагом следует схеме нацистов 1939 года. Россия лучше всех , россияне самые прекрасные , их армия непобедима — мы уже видели, насколько. А их оружие самое современное — что ж, после пяти месяцев это можно оценить самостоятельно.
Они в таком отчаянии , что на оккупированных территориях уничтожают украинские книги. И не только на украинском языке, но и на русском, если книга не соответствует линии их пропаганды. Они развешивают билборды «Не бойтесь говорить по-русски». Разве на русскоязычном Донбассе кто-то когда-то боялся говорить по-русски? Как я уже говорил, я родился в Северодонецке. Я вообще не знал украинского языка! Лишь переехав во Львов, я выучил его. И не потому, что мне кто-то приказал, а потому что вокруг меня были прекрасные люди, которые показали мне, как он прекрасен и мелодичен, а также позволили понять, что Украина должна говорить на своем языке. Когда после 35 лет отсутствия я приехал в Луганскую область, очень многие говорили по-русски, но все больше людей — по-украински. Проблем с этим ни у кого не было. Приведу еще пример с войны. Там, где люди оказались под оккупацией без военных действий, они выходили на мирные протесты с украинскими флагами, за Украину. До тех пор, пока россияне не начали их обстреливать.
КБП: Что за восемь лет войны на Донбассе изменилось в Луганской области?
СГ: Все говорят: Донбасс , Донбасс, но нужно понимать, что Донецкая и Луганская области абсолютно разные, в том числе и по менталитету. Донецкая область всегда считала себя чем-то вроде старшего брата , в нее всегда инвестировалось больше средств. До 2014 года Луганская область была таким постсоветским регионом, из которого высасывались все деньги — из шахт и предприятий. Один раз за 35 лет своего отсутствия в регионе я прилетел в Луганск самолетом из Киева, на несколько часов. И когда я доехал до города и увидел, как здесь ужасно, мне сразу же захотелось вернуться. Там все остановилось в 90-х годах ХХ века. Все разрушено, разграблено. Ведь развитие идет за деньгами, а здесь их не было.
Мне здесь не хочется хвалить самого себя , но факты есть факты. За период моего управления с 2020 года нам удалось сделать в регионе больше, чем за предыдущие 10 лет. Строительство дорог, инфраструктуры, спортивных объектов, в том числе одного из крупнейших спорткомплексов в Украине — цифры говорят сами за себя. Мы начали строительство троллейбусной линии Северодонецк — Лисичанск — Рубежное. У нас было подготовлено 80 миллионов евро на ремонт канализации в Попасной. За год мы открыли 75 новых спортивных площадок, тогда как за те 10 лет их появилось 15. Мы также отремонтировали многие школы — и речь не о фасадах, а обо всем, что внутри. За это время президент был у нас 21 раз. Никогда прежде ни один президент Украины не приезжал столько раз в эту область.
КБП: Что будет дальше?
СГ: Война до нашей победы. Ни в коем случае нельзя заморозить эту войну на полгода или год и дать Путину время для зализывания ран и очередного нападения , ведь он воюет не только против Украины. А европейское сообщество позволяло ему это, не реагируя на то, что происходило в Чечне, Грузии, Сирии , Приднестровье и в Донбассе. Он терроризирует всех, как вор, которого схватишь за руку, а он скажет, что это не его рука. Россия будет бить, убивать и насиловать, пока ее не остановят. А если ее не остановят, она пойдет дальше — на Польшу, или Литву, или Молдову.
Они глупы , но сильны. Их нужно навсегда изолировать, потому что раненый зверь хочет только уничтожать, убивать. Тем временем, Россия получает миллиард долларов в день за нефть и газ, а вне Москвы царит полная нищета. Так на что идут эти деньги? Мне бы очень хотелось поблагодарить министра Шойгу за то, что он так «модернизировал» российскую армию. Молодец, не останавливайся, ты нам очень помог. Мы видели их оснащение, так же как оружие и аптечки: у них там тальк со времен СССР! Но как может быть по-другому в стране, которая торгует газом, а люди в деревне так и не дождались всеобщей газификации?
Перевод Сергея Лукина
Интервью было опубликовано в журнале Wprost 1 августа 2022 года.
