Деятельность Рейтера не только реально помогла польской Церкви , но и способствовала перемене отношения польских католиков к немцам. После войны он хотел остаться в Свиноуйсьце, оказавшемся в составе Польши, на так называемых возвращенных землях , но летом 1946 года коммунисты изгнали священника его из прихода. Следующие 14 лет он кочевал как разъездной пастырь расселившейся на обширных территориях бранденбургской диаспоры. Когда в 1960 году Рейтер осел в Эберсвальде, городе к северо-востоку от Берлина, то начал раздумывать, как он может поспособствовать польско-немецкому примирению.
Книги и письма
Замысел , который пришел ему в голову, он записал на своем не вполне совершенном польском языке: «Немецкий епископат заявлял , что немецкий народ должен воздать еврейскому и другим народам. Также захотели капелланов и верующих с молитвами видимые действия объединить. Пересылкой книг я мог бы исполнить долг искупления». Так началась одна из самых необычных инициатив в послевоенных отношениях поляков и немцев.
Священник Курт Рейтер начал свою акцию скромно , с отправки отдельных книг нескольким польским духовным лицам. Но с течением времени число пересылаемых изданий постоянно росло.
Так , в феврале 1963 года он спрашивал примаса Польши, кардинала Стефана Вышиньского , «сколько экземпляров нового малого требника на скорбные и заупокойные чины было бы нужно для самых важных надобностей в Польше: 500 , 1000, 2000 или больше». В октябре того же года он рассказал одному из своих друзей , что за последний год выслал в Польшу свыше тысячи посылок с книгами, «в том числе 200 требников , 600 малых заупокойных требников, 90 богословских ежегодников и много других книг по богословию». А знакомые священника дополнительно выслали еще 300 посылок.
Курт Рейтер. Источник: архив Роберта ЖурекаПересылке книг сопутствовал оживленный обмен письмами. В январе 1964 года Рейтер сообщил своему епископу , что ведет корреспонденцию «со всеми ординариями и их викарными епископами , с профессорами и доцентами и со многими пастырями». Хранящееся в архиве Берлинской епархии наследие священника Рейтера подтверждает правдивость этих слов: переписка с польским епископатом , ректорами большинства польских семинарий, многочисленными священниками, клириками, монахинями и светскими лицами занимает восемь больших коробок. А ведь деятельность Рейтера продолжалась только пять лет!
В период , когда корреспонденция были особенно интенсивной, он писал по несколько писем ежедневно, причем исключительно по-польски, хотя это требовало от него много времени и усилий. «По-польски писать — это не так просто для меня» , — признавался он одному из польских епископов. Несмотря на это, Рейтер никогда не поддавался соблазну вести переписку по-немецки, хотя польские корреспонденты не раз писали ему на этом языке. Он последовательно придерживался польского, а чтобы лучше им пользоваться, начал ездить в Восточный Берлин и брать уроки в тамошнем Центре польской культуры.
Свои побуждения он никогда не объяснял в первом письме. Просто посылал книги с просьбой их принять и заказать следующие , прилагая к посылкам издательские каталоги.
Только когда шокированные адресаты спрашивали , чем они обязаны такому жесту и как могут за него отблагодарить, он отвечал, что ничего взамен не нужно и даже не должно быть, так как передаваемые в дар книги — это символ раскаяния и стремления к искуплению.
Посылкой книг я хочу дать знак любви , ибо немецкая вина перед польским народом велика и стара, старше нас обоих, но не следует, чтобы она нас пережила.
Осознание вины перед поляками было у Рейтера очень сильным. Когда он пожертвовал требники кафедральному собору в городе Пельплин , то сообщил, что делает это в день 24-й годовщины убийства тамошнего капитула немецким СС — в знак траура, как жест доброй воли и стремления к искуплению.
Поскольку собственной кровью мы не можем смыть этих всех преступлений , пусть заменит нас искупление, которое Христос Сам на кресте пожертвовал и которое будет повторяться каждый день на алтаре Пельплинского собора.
Немецкий священник и польские прихожане
При этом лично Рейтер ничего дурного полякам не сделал , даже напротив: посвятил им почти всю свою священническую жизнь, как заверял в одном из писем. Рейтер родился в Берлине в 1908 году. «Ни отец , ни мать не были польского происхождения, и никто из них не говорил по-польски» , — сообщал он позже. Польскому языку он учился в духовной семинарии, «так как эти знания были нужны в нашей епархии , где жило много людей польского происхождения и куда приезжало много сезонных рабочих из Польши».
Чтобы лучше овладеть языком своих прихожан , он воспользовался возможностью провести год в духовной семинарии в Познани.
Там примас Польши , кардинал Август Хлёнд рукоположил Рейтера в сан дьякона, и тот «только для рукоположения в священники возвратился в Берлин».
Возведенный в сан в 1933 году , он служил в течение семи лет в берлинских приходах Девы Марии и св. Пия. В обоих было много католиков польского происхождения, и Рейтер окормлял их. Когда началась война началась, проведение служб на польском языке было запрещено гитлеровскими властями.
Курт Рейтер (справа) во время службы. Источник: архив Роберта ЖурекаГодом позже Рейтер был переведен в независимое тогда от берлинской епархии Свиноуйсьце , где не только служил в местном приходе, но и работал «среди пленных и рабочих из Польши , Голландии и Франции». За эту деятельность он был в 1943 году арестован и брошен в тюрьму в Свиноуйсьце. К счастью , ему не пришлось разделить судьбу своего настоятеля, отправленного в концлагерь в Дахау. Рейтер сравнительно быстро вышел из тюрьмы и вернулся в свой приход.
Священник оставался в своем приходе и после того , как через город прошел фронт и он отошел к Польше. Из документов Епархиального архива в Зелена-Гуре следует, что Рейтер подчинился верховенству назначенного примасом Хлёндом польского апостольского администратора этих территорий, прелата Эдмунда Новицкого, и больше года окормлял прибывающих польских католиков не только в Свиноуйсьце, но и на всем острове Волин.
Однако вскоре начались проблемы. Присланный апостольским администратором в помощь польский священник настраивал верующих против Рейтера , чтобы занять его место.
Положение сложилось здесь тяжелое. Только теперь до людей дошло , что я немец. Правда, я никогда этого не скрывал, и каждый мог это понять по моим речевым недостаткам, но до сего времени во мне видели прежде всего священника и духовника. Теперь они хотят себе, однако, опеки польского священника.
Реакция Рейтера на сложившуюся ситуацию свидетельствует о масштабе его личности.
Вместо того чтобы протестовать против неэтичных действий прибывшего клирика и стремиться к его смещению , Рейтер попросил Новицкого «в интересах здешних прихожан» передать власть над приходом польскому священнику, а самого его понизить до ранга помощника.
Чтобы развеять возможные сомнения в искренности своих намерений , он добавлял: «Заверяю Ваше Преосвященство , что вновь назначенному администратору прихода я не доставлю никаких хлопот». Новицкий встал на сторону Рейтера , но это уже не помогло, потому что тем временем польские власти отказали немецкому священнику в польском гражданстве и вынудили его покинуть Польшу.
Покаяние без вины
Вот так священник , который много лет помогал полякам и попал за это в гитлеровскую тюрьму, был воспринят польским клириком как враг, отвергнут польскими верующими и изгнан властями. Он имел право почувствовать себя разочарованным и не выказывать желания дальнейших контактов. Откуда же чувство вины, стремление к покаянию и воздаянию?
Это тем более принципиальный вопрос , что большинство немцев стремилось в те времена указать на обиды, понесенные от поляков, а не признавать масштаб немецких преступлений в Польше. И среди немецких католиков также повсеместной была скорбь о судьбе немцев, изгнанных с территорий к востоку от Одера и Нейсе, и весьма редкими — размышления о страданиях поляков в годы Второй мировой войны. Повсеместным было желание пересмотра польско-немецкой границы, и явно недоставало готовности к воздаянию польским жертвам.
Должно было пройти 15 лет с окончания войны , чтобы берлинский епископ Юлиус Дупфнер первым из немецких иерархов публично признал, что немцы виновны в страшных преступлениях против поляков и должны быть готовы к большим жертвам, чтобы после всего этого достичь мира и единства. Отклик большинства немецких католиков на такое заявление был далеко не восторженным... Почему же Курт Рейтер не пошел за ними, не отверг путь примирения, а стал пионером примирения? Трудно однозначно ответить на этот вопрос, но можно допустить, что причин было две.
Во-первых , он очень серьезно относился к христианству, что неустанно доказывал своим повседневным напряженным пастырским трудом и деятельностью, направленной на примирение с Польшей. В письмах вновь назначенным польским епископам и пресвитерам Рейтер часто цитировал слова Ежи Аблевича: «Согласно прекрасному замыслу Божию , священник — это второй Христос, но при условии, что, по примеру Христа, он станет слугой людям». Неустанным вниманием к потребностям других Рейтер подтверждал веру в эти слова.
Во-вторых , в отличие от большинства своих соотечественников, среди которых были живы глубокие антипольские предубеждения и стереотипы, Рейтер «уже с детства любил польский народ» , о чем писал во многих письмах.
«Я всегда нежно вспоминаю Польшу» , «постоянно думаю о Польше, с самого утра до позднего вечера», «хотел бы заверить Ваше Преосвященство, что и немец умеет любить поляка и Польшу» — вот только некоторые из его признаний. К сожалению , так и останется загадкой, как зародилась эта любовь и что способствовало ее появлению.
Курт Рейтер (в центре) во время службы. Источник: архив Роберта ЖурекаДеятельность Рейтера вызвала с польской стороны огромную признательность. Письма с благодарностью священнику из Эберсвальде исчисляются сотнями. Благодарность была тем больше , что немецкий священник угадал действительную, настоятельную потребность польской Церкви. Один из получателей книг написал: «У нас такие вещи нельзя нигде раздобыть». Другой же утверждал: «У нас почти недоступна богословская литература , а тем более новейшие издания».
Благодаря Рейтеру сотни приходов были снабжены недоступными в Польше литургическими изданиями , а десятки молодых богословов, многие из которых позже выросли в ведущие фигуры польской Церкви, получили необходимую им научную литературу. Это были издания не только из ГДР, но и из ФРГ, которые Рейтер получал благодаря помощи своих западных друзей.
Вместе со словами признательности поступали вопросы о том , как можно его отблагодарить. «Я в самом деле очень озабочен тем , как отблагодарить Вас, дорогой святой отец, тем более что с Вашей стороны не получаю в этом отношении ни пожеланий, ни советов» , — писал один из облагодетельствованных. В самом деле, Рейтер объяснял, что благодарности не ждет, а дальнейшие замечания по этому вопросу последовательно обходил молчанием. Только в исключительных ситуациях он просил об оказании какой-либо услуги, но чаще не для себя, а для других. Так, лодзинского викарного епископа он попросил оказать финансовую помощь одной бедной женщине из Нижней Силезии, а ченстоховского викарного епископа — о переводе на польский одного текста, который был нужен членам Движения за мир и примирение.
Деятельность Рейтера не только реально помогала польской Церкви , но и способствовала изменению отношения к немцам со стороны польских католиков.
Конечно , жесты священника из Эберсвальде были для польских клириков очень важны. Ведь почти все они на собственном опыте знали преступления немецких оккупантов, и дары Рейтера были для них первым после войны знаком скорби и солидарности из-за Одера и Нейсе.
Примас Стефан Вышиньский , отношение которого к западным соседям было довольно прохладным, после первой посылки передал Рейтеру вежливую «сердечную благодарность» и «отцовское благословение», но после следующих писал уже о «братской благодарности», «преданности» и даже «особой чести».
Дух примирения и общности священник из Эберсвальде смог особо почувствовать в 1963 году , когда впервые, через 17 лет после отъезда, посетил Польшу, причем пятикратно. Он побывал в Варшаве, Познани, Ченстохове, Вроцлаве, Катовице, Люблине, Легнице, «и каждый раз — только как поездка на выходные , очень изматывающая и дорогая». Одновременно , однако, Рейтер заявлял, что тяготы были оправданными, ибо «все встречи несли на себе знак самого сердечного служения любви».
Деятельность Рейтера была связана с огромными издержками. Книги были в ГДР товаром относительно дешевым , но даритель снабжал ими целую армию польских получателей. Кроме того, особым спросом в Польше пользовались римские требники, которые стоили в десять раз больше, чем обычная книга. Откуда же пастырь маленького прихода в провинциальном городе черпал средства на столь широко проводимую акцию? Известно, что Рейтера поддерживал круг друзей и берлинский епископ, однако львиную долю расходов он покрывал из собственного кармана. «Я живу экономно и могу себе это позволить , я чувствую себя даже обязанным к этому» , — объяснял он лодзинскому епископу. Никакой подробной информации о масштабе своих расходов и связанных с ними ограничений он не давал. «Остается тайной каждого любящего , сколь велика его жертва возлюбленной» , — написал он другу.
Но дары Рейтера не ограничивались закупкой и высылкой книг , связанными с этим временем, усилиями и расходами. Другие его начинания — это, например, посредничество в контактах священников из Польши и ГДР, анонимный духовный семинар в Эрфурте для привлечения внимания к развитию польского богословия, пастырское окормление польских рабочих в ГДР. Не случайно Рейтер находился в тесном контакте со всеми католическими группами ГДР, которые занимались темой примирения с Польшей: с семинарией в Эрфурте, с ораторием в Лейпциге и прежде всего с работавшим в Магдебурге Гюнтером Зархеном, католическим лидером экуменического Движения за мир и примирение.
Одновременно Рейтер пробовал привлечь к делу примирения новых людей и общины , особенно епископов.
С этой целью он регулярно информировал иерархов ГДР о религиозной жизни в Польше , в особенности о тех событиях, которые могли быть импульсом к сближению обеих Церквей. Кроме того, Рейтер поминал Польшу в молитвах. Архиепископу Коминеку он писал, что часто служит молебен «за благо Святой Церкви в Польше» , а кардинала Вышиньского заверял: «Я молюсь в Tertia за отца-настоятеля , в Sexta — за нашего ординария, а в Nona — за примаса Польши». Tertia, Sexta, Nona — утренняя, полуденная и дневная молитвы в католической литургии часов.
Окончание миссии
Когда деятельность Рейтера достигла своего апогея , она была прервана властями. 21 апреля 1964 года таможенная служба ГДР проинформировала священника, что граждане страны имеют право высылать только 12 посылок в год, а поскольку Рейтер уже исчерпал этот лимит, очередная его посылка реквизируется. В последующие дни такая же судьба постигла следующие 66 отправлений.
Священник письменно опротестовал решение таможни и вновь начал высылать книги. Однако после того , как его протест был отклонен и очередные посылки подверглись реквизиции, Рейтер вынужден был отказаться от дальнейших попыток. В последующие месяцы он высылал книги через дружественных священников и прихожан, но уже не смог этого делать в таком масштабе, как ранее.
Одновременно ему запретили ездить в Польшу. В одном из писем Рейтер жаловался , что ему не дали разрешения на поездку во Вроцлав, так как «нет уверенности , что я достойно представляю ГДР в Польше». Он был чрезвычайно огорчен этим фактом , потому что очень хотел встретиться с архиепископом Коминеком. «Многое у меня на сердце , что надо обсудить» , — писал он будущему кардиналу, с которым, вероятно, хотел проконсультироваться о своих дальнейших планах.
Только осенью 1965 года власти смягчились. В декабре Рейтер рассказал друзьям , что неожиданно для себя на месяц едет в Люблин, где хотел бы усовершенствовать свой польский язык. Вскоре после возвращения он попал в не очень, казалось бы, серьезную автомобильную аварию, но ее последствия оказались фатальными. Перед Новым годом священник умер в результате осложнений от полученных травм. Ему было 57 лет.
Незадолго до его смерти польские епископы направили своим немецким собратьям во епископском служении послание с историческими словами: «Прощаем и просим о прощении». Многие из польских иерархов подписали этот документ со смешанными чувствами. Некоторые считали , что инициатива в диалоге должна исходить от немецкой стороны, другие опасались репрессий коммунистических властей и негативной реакции польских католиков. Однако же в результате все решили поставить подписи под этим письмом, которое должно было стать вехой на дороге польско-немецкого примирения. Возможно, чашу опасений и сомнений перевесили книги некоего скромного священника из Эберсвальде и слова, которые он повторял в очень многих письмах: «Каждый знак людского понимания , дружбы и любви безмерно ценен и радость и доверие пробуждает, особенно среди нас, капелланов Иисуса Христа».
Статья была опубликована в журнале Dialog , на русском языке впервые вышла в «Новой Польше», № 11 (2011).
