После большого шторма всегда приходит тишина — пронзительная, рождающая беспокойство. Это особенно заметно на Подкарпатье, в горах на пограничье, в заброшенных лемковских деревнях.
Одна из них по-лемковски называется Tихaня (по-польски — Ciechania). Мало где на свете можно так остро почувствовать давлеющее не-присутствие. Название этой уже несуществующей деревни переводится как «уединенное место». Так оно и есть — чтобы добраться до одной из красивейших долин Низких Бескид, которая находится на территории Магурского национального парка, надо преодолеть долгую дорогу через лес. Сейчас там нет жизни. Депортированные лемки оставили свои хаты, надеясь, что вернутся. Уходя, они забирали с собой всю тамошнюю жизнь, все истории. И оставили после себя пустоту.
Коллаж: Михал Шимко и Доминика ХмелевскаяНеподалеку оттуда, в деревне Зындранова, родилась в 1924 году моя прабабушка Анна Шимко. Там же появилась на свет и ее дочь, тоже Анна — моя бабушка. Она родилась в июне 1947 года, а буквально через считанные недели их прежняя жизнь оборвалась. Заканчивалась операция «Висла» — и всю семью переселили на земли, которые тогда называли возвращенными, в окрестности Зелёна-Гуры. Через несколько лет Анне с семьей удалось вернуться в родную Зындранову, но оказалось, что дом разрушен. Все пришлось начинать с нуля.
Моего отца воспитывали бабушка с дедушкой: они говорили по-лемковски, очень дорожили памятью о прошлом и сумели передать интерес к нему внуку. Но во времена его молодости, в 90-е годы, не было принято было говорить о национальных особенностях, корнях, предках. Доминировал польский нарратив, а все, что не соответствовало общепринятому стандарту, нужно было отсечь, чтобы не подвергнуться насмешкам. Лемков воспринимали как народ худшего сорта, деревенщину, бескультурных людей. Занимались они в основном обработкой земли и разведением скота, говорили на непонятном языке и были совершенно несовременными. Того, кто не скрывал своего лемковского происхождения, дразнили в школе, а на работе не приходилось рассчитывать на карьерный рост.
Коллаж: Михал Шимко и Доминика ХмелевскаяТем не менее, мой отец никогда не стыдился своих корней и старался их сохранить. Он рассказывал, как раньше собирались на так называемые вечирки — вечерние встречи возле печи, во время которых собравшиеся говорили об урожае, предавались воспоминаниям, пели старинные лемковские песни (например, «Мыла моя на кычери стала»), разговаривали о чарах и духах. Когда мы с братом были маленькими, отец каждый год возил нас на кермеши (церковные праздники) и на Ватру — ежегодный фестиваль лемковской культуры в деревне Здыня в Малопольше, — а на Рождественский сочельник на нашем столе непременно были лемковские блюда, например, грибы на молоке. Ему было важно показать детям мир прошлого его семьи.
Сейчас лемки — одно из четырех законодательно признанных меньшинств в Польше. Несмотря на десятилетия рассеяния, неизбежную ассимиляцию и глобализацию, все больше людей ощущают свою принадлежность к этой этнической группе: во время переписи населения в 2002 году лемками себя назвали меньше 6 тысяч человек, в 2011 — уже больше 9,5 тысяч. Многие из них, как и я, ищут ответов на вопросы о своей идентичности и о судьбе своих предков.
Коллаж: Михал Шимко и Доминика ХмелевскаяЯ никогда не забуду историю одной нашей дальней родственницы, которая впервые после депортации приехала в оставленную деревню, где некогда жила. Она точно помнила дерево, под которым вместе с возлюбленным закопала маленькую коробочку с фотографией и прядями волос. Это была своего рода могила их любви. Неподалеку в те годы стоял ее дом, а сейчас на этом месте поляна. Коробочку так и не удалось найти. Таких историй было много. Здешние лемки старшего поколения держали их в себе, а молодежь не хотела копаться в истории. Сейчас старики уходят, забирая с собой память о прошлом. После них вновь остается эта невообразимая тишина и пустота…
В 2012 году, когда я уезжал из Подкарпатья, чтобы начать учебу в Варшаве, отец привез мне из Зындрановы большой деревянный сундук, принадлежавший некогда прабабушке. Просто невероятно, что такая простая вещь может так много рассказать о человеке. Мы с отцом вместе искали и узнавали новые факты о жизни нашей семьи. И сейчас я хочу собрать эти обрывки в единое целое.
Коллаж: Михал Шимко и Доминика ХмелевскаяМоя прабабка переселилась к своему мужу с одним только этим сундуком. В нем лежало одеяло, льняное полотно да несколько мелочей — все, что у нее было. Наученная мудростью предков, она понимала, что человеку не так много и надо. Этот сундук был с ней постоянно, на всех этапах жизни — когда она создавала семью, когда их депортировали в рамках операции «Висла», когда она заново строила жизнь на так называемых возвращенных землях, когда вернулась в Зындранову, когда начинала все с нуля, когда старела.
Я помню, что под конец жизни она держала в этом скрипучем дубовом сундуке вышитое постельное белье. Это было своего рода сокровище, которое она вынимала по праздникам и особым случаям. Когда она ушла, после нее остались только эти несколько досок. Сейчас, когда прабабушки уже столько лет нет с нами, я задумываюсь: какой была та давняя лемковщина, в которой она жила и о которой так тосковал папа? Была ли она такой же печальной, как песни, которые поет Юлия Дошна? Лемковская певица, исполняющая песни на основе народных мотивов. Была ли она такой же вкусной, как грибы на молоке? Была ли она такой ностальгической, как лица лемков на старинных фотографиях?
Коллаж: Михал Шимко и Доминика ХмелевскаяЯ искал ответы. И вот в один летний день в 2019 году я решил дать голос оставленным местам и депортированным людям. Сидя на лужайке в Ольховце, я увидел стены старого дома. Кто тут жил? Какие проблемы его волновали? Куда депортировали его семью? Именно тогда мы с Доминикой Хмелевской решили сделать цикл коллажей, которые при помощи современных фотографий оставленных деревень и архивных изображений лемков создали бы новую историю. Люди, сохранившиеся на архивных фотографиях, словно продолжают жить, как будто акции «Висла» не было вовсе. Как будто история была милостива и они могли остаться на своей земле. Сейчас, наверное, там бы жило очередное поколение людей, которым не приходилось бы заново выдумывать мир.
Круг на коллажах символизирует бесконечность. Именно он переносит нас в мир, который хотели бы видеть современные лемки. Его нет на территории Подкарпатья, но он есть в сердцах людей.
Перевод Валентины Чубаровой
