Я родилась в ноябре 1981 года в Варшаве — столице страны , которая в то время называлась Польская Народная Республика. Обычно жены сотрудников советского посольства, консульства и торгпредства отправлялись рожать в Москву, а мама решила никуда не уезжать. Так я стала уроженкой Варшавы и всегда гордилась местом своего рождения. Знакомые, узнав о нем, часто спрашивали меня, не дочь ли я военного, поскольку большинство граждан Советского Союза не могли выезжать за границу. Я всегда отвечала: «Нет, мой папа — дипломат-полонист».

Польскому языку я научилась , смотря телевизор. Хорошо помню Леха Валенсу на экране, который произносит слова: «Я президент Речи Посполитой». Тогда мы уже жили в Гданьске — на родине «Солидарности» , куда папу перевели из Варшавы на работу в Генконсульство. Советский Союз распался. Эти события отпечатались у меня в памяти забавным эпизодом.

Красный флаг , который развевался на здании советского Генконсульства в Гданьске, сняли и заменили на новый российский триколор. Что было делать с огромным ненужным куском алой материи? Мама нашла выход из положения: сшила из флага чехол для большого ватного одеяла.

С одной стороны одеяло было целиком красным , а с другой на нем красовалось то, что было святым для советских людей в течение семи десятилетий — серп и молот.

В пятом классе мне пришлось пойти в польскую школу , так как русскую из-за малочисленности учеников закрыли. Польские дети весьма отличались от бывших советских: свободные в одежде, манерах, общении. Зато программа обучения и требования в польской школе были значительно легче, поэтому учеба давалась мне без особого труда. Вскоре я стала одной из лучших учениц в классе и языковой барьер тоже быстро преодолела, осилила даже роман классика польской литературы Генрика Сенкевича «В дебрях Африки» (W pustyni i w puszczy) и довольно скоро научилась закатывать глаза и произносить с типично польской интонацией: Jezus Maria…

В Гданьске. Источник: семейный архив Ксении Сахарновой

Интересно , что моя старшая сестра Полина, которая тогда ходила в восьмой класс той же школы, еще учила в качестве иностранного языка русский (конечно, у нее была шестерка, высший бал), а я — уже английский. Это был 1992/93 учебный год.

Хорошо помню , как, живя в Гданьске, мы ездили гулять на Вестерплатте — полуостров на балтийском побережье, где в сентябре 1939 года раздались первые выстрелы Второй мировой войны. Невозможно забыть гнетущую атмосферу, которая царила в этом месте, где на возвышенности находился внушительных размеров монумент защитникам Вестерплатте. И я написала о посещении этого мемориала сочинение в школе.

В 1993 году у папы закончилась командировка , и наша семья вернулась в Москву. С тех пор на польском я не говорила и не читала больше десяти лет, хотя и любила прихвастнуть перед москвичами знанием польского языка. Но когда в 2005 году я внезапно оказалась в Польше проездом, у меня возник интерес к стране моего детства, захотелось вспомнить язык, снова начать читать, писать и говорить по-польски.

Я стала задавать себе вопросы: откуда я , где моя родина, могу ли я, чье детство прошло в Польше, считать себя русской? И в праве ли я без капли польской крови испытывать ностальгические чувства по отношению к Польше?

Уже лет в 25 я начала интересоваться историей сложных взаимоотношений наших стран , была потрясена страшным Катынским преступлением , о котором, к своему стыду, не знала прежде.

Я пошла на курсы польского языка при Польском культурном центре в Москве , начала ездить в Польшу, бывать в местах, связанных с моим детством, переводить на русский язык польские фильмы. Меня как будто тянуло туда, я заводила друзей среди поляков, польская речь ласкала слух. А поездка на прославленный Краковский кинофестиваль пробудила во мне интерес к документальному кино, переросший в профессию.

Дома и люди

В Польше моя семья сменила несколько адресов. Первым был дом №100 на улице Яна III Собеского — большое серое здание , напоминающее пирамиду со ступеньками. Второго дома с такой архитектурой в Варшаве нет. Он и сейчас стоит на прежнем месте, но уже много лет пустует и медленно разрушается. Мои польские знакомые говорят, что он кажется им зловещим, и вообще среди столичных жителей имеет репутацию таинственного, — поговаривали даже, что в нем располагалась российская разведка. Помню, как однажды в 2010 году мы с мужем подошли к этому дому, и вдруг к нам приблизился прохожий и сказал: «Осторожно, русские наступают!»

Дом №100 на улице Яна III Собеского. Источник: Google Maps

Всякий раз , приезжая в Варшаву, я подхожу к этому дому, в котором появилась на свет. Мне бы хотелось попасть внутрь, зайти в одну из квартир, пусть даже разрушенную. Мама рассказывала, как она была счастлива поселиться в нем: впервые в жизни у нее была отдельная, комфортабельная по тем временам квартира — двухкомнатная, с просторной кухней, окнами на две стороны и ванной с кафелем. Дом был снабжен всем необходимым для комфортной жизни членов семей дипломатов. На первом этаже располагался клуб с баром и зрительным залом, где отмечались праздники. Двор украшали клумбы и фонтан, была оборудована детская площадка. В отдельно стоящем корпусе располагалась детская комната, где можно было оставить детей на время работы или отлучек, а в каждом подъезде была собственная сауна! Моя семья прожила там около трех лет — с конца 1980 по 1983 год.

Как раз вскоре после моего рождения польские власти в целях подавления антикоммунистического профсоюза «Солидарность» ввели военное положение. Мама рассказывала , как остерегалась заговорить по-русски на улице.

В этот период экономика Польши переживала тяжелый застой. На полках в магазинах стоял один уксус , но дипломаты имели возможность посещать специальные закрытые магазины, а также сеть Pewex (Przedsiębiorstwo Eksportu Wewnętrznego — Предприятие внутреннего экспорта) , где можно было за валюту приобретать товары, недоступные для обычных людей.

Магазин Pewex , 1966 год. Источник: WIkipedia

Мама вспоминала , как в разгар военного положения, качая меня на руках, она наблюдала в окно движение колонны танков по нашей улице в сторону центра. Внезапно один танк остановился у ларька, направил свое дуло прямо на продавщицу, из танка вышел военный, купил сигареты и какую-то мелочь, после чего «шутник» сел обратно и направил свою машину дальше.

Другой дорогой мне адрес — перекресток Литовской улицы и Аллеи Шуха , где за высоким забором с охраной стояли два жилых дома, предназначенных для советских граждан, и Дом культуры, занимавший старый особняк. Там я часами болталась во дворе, каталась на качелях, общалась со сверстниками, а мама устраивала музыкальные праздники в нашем Доме культуры. Этот двор и дом на Литовской стал для меня буквально символом моего варшавского детства, хотя жили мы там совсем недолго, не более двух лет.

Никогда не забуду , как однажды мама ушла на работу красивая, с прической, но вернулась очень быстро — мокрая с ног до головы. Дело было в так называемый Поливальный понедельник — первый понедельник после католической Пасхи, когда по старинной традиции мальчишки с ведрами полными воды подстерегают девушек и внезапно обливают их водой в знак симпатии или озорства ради.

К этому веселому празднику на прилавках магазинов всегда появлялись всевозможные брызгалки в виде животных. У нас с сестрой тоже были такие , и мы с удовольствием играли с ними во дворе.

Дом на углу Литовской улицы и Аллеи Шуха. Источник: личный архив Ксении Сахарновой

Приезжая через много лет в Варшаву , я непременно приходила на Литовскую проведать свой дом. После распада Советского Союза он опустел, и почти 25 лет в нем не было жизни. Я смотрела на окна нашей квартиры на втором этаже, вспоминала ее планировку и грустила, видя, как все приходит в упадок. Однако позже этот кусочек земли обрел нового хозяина, и в 2017 году я увидела на месте нашего двора современное здание офисного центра. Только старый особнячок — бывший Дом культуры — уцелел и был отреставрирован.

Третий важный для меня адрес — это школа при советском (теперь российском) посольстве на улице Келецкая , куда нас каждый день привозили на автобусе. Это здание со всем инвентарем ПНР передала в бессрочное безвозмездное пользование посольству СССР еще в 1953 году. Хорошо помню большой актовый зал в школе, где моя мама проводила музыкальные праздники, и на входе в него — огромный белый гипсовый бюст Ленина на постаменте из красного бархата.

Посольство России на Бельведерской улице в Варшаве. Источник: Консульский отдел Посольства России в Польше

Четвертый варшавский адрес — большое серое здание с колоннами на Бельведерской , где тогда располагалось советское, а сейчас — российское посольство. В нем работали мои родители, а на просторной территории его парка мы со старшей сестрой Полиной часто прогуливались детьми. Поскольку мы были очень худенькие, у нас была любимая забава — пролезть через достаточно широкую решетку забора, чтобы попасть на улицу.

Что касается Гданьска , то там мы занимали трехкомнатную квартиру в обычном жилом доме в районе Морена. Там родилась моя младшая сестра Настя. Окна квартиры выходили на двор и кусочек леса, где мы часто гуляли, а по осени собирали грибы-чернушки, на которых местные жители не обращали внимания. Это был наш последний польский адрес.

Портрет Николая Коперника из Торуня. Источник: семейный архив Ксении Сахарновой

Я задумалась , сохранились ли у нас какие-нибудь памятные предметы из Польши? По причине частых переездов их осталось не так много. Но есть одна вещь, которая мне дорога. Это маленький портрет Коперника, который мы когда-то купили, посетив польский город Торунь, где родился и жил великий астроном.

Этот портрет очень дорог мне. Для меня он в какой-то мере олицетворяет Польшу и мое детство. Рада , что он уцелел.

Русофобы или русофилы?

Родители Ксении в Королевских Лазенках. Источник: семейный архив Ксении Сахарновой

Посещая страны бывшего социалистического лагеря , туристы из России как правило задают один и тот же вопрос: а как здесь относятся к русским? Понять их любопытство можно, зная о непростых отношениях, связывавших Советский Союз с его сателлитами. Работая над этим текстом, я обратилась с тем же вопросом к маме. Она, как ни старалась, не смогла вспомнить ни одного случая проявления русофобии в свой адрес. Или их действительно не было, или память со временем вытеснила негативное. А вот эпизодов проявления дружелюбия со стороны поляков было немало. Например, мама вспомнила, как, ожидая моего появления на свет, она однажды стояла в длинной очереди за продуктами, держа за руку мою старшую сестру. Неожиданно к ней подошла женщина средних лет и уступила свое место в очереди.

Родители не ограничивались общением с семьями коллег: среди их друзей были и поляки. Общались в основном на польском , хотя местные, пользуясь случаем, любили в их обществе попрактиковаться в русском.

Однажды папа и мама были в гостях у одной польской семейной пары. Хозяева решили сделать приятное гостям и взялись весело исполнить одну русскую народную песню. Каково же было удивление родителей , когда в припеве к песне вдруг они услышали хлесткие матерные выражения! Поляки же о значении этих слов даже не подозревали.

Никакого напряжения в общении не возникало , так как среди друзей родителей не было ярых сторонников оппозиции. Это были обычные граждане Польши, со взглядами, во многом сформированными сорока годами «строительства социализма». У некоторых из них были даже более левые убеждения, чем у моих родителей.

У входа в Генконсульство в Гданьске. Источник: Источник: семейный архив Ксении Сахарновой

Ну а когда в первые постсоветские годы мы жили в Гданьске , лучшими друзьями родителей была семья предпринимателей Тадеуша и Ёлы Пецык. Это была буквально дружба не разлей вода с ежедневными созвонами, к тому же мы жили рядом и часто проводили вместе уик-энды. Тадеуш, которого мы называли уменьшительным именем Тадек, обладал отменным чувством юмора и фонтаном энергии, с ним всегда было весело. Позже Ёла и Тадек не раз приезжали навестить нас в Москве, он даже развел в России активную предпринимательскую деятельность.

В период моих взрослых поездок в Польшу я тоже ни разу не сталкивалась с русофобией. Узнав , что я приехала из России, собеседник, как правило, смотрит на меня с интересом. Когда на кинофестивалях в Кракове и Варшаве я брала интервью у классиков польского кино Анджея Жулавского и Ежи Штура, они с удовольствием переходили на русский, хотя я была готова общаться на польском. Поскольку с молодыми я разговаривала по-польски, то меня часто принимали за свою — иногда мне приходилось слышать, что я говорю с восточным акцентом, как полька из восточной части Польши. А однажды в Кракове на вокзале ко мне подошел нетрезвый мужчина средних лет и сделал мне комплимент, сказав, что польские женщины — самые красивые в мире. Я улыбнулась и поблагодарила его. Конечно, по-польски.

Сделать фильм

Недавно у меня появилась мечта — сделать фильм о моем польском детстве , о домах и людях, их населявших. Рассказать про соседей — русских и поляков, про то, как мы видели друг друга тогда и видим сейчас. Разобраться в том, как изменились наши отношения с падением железного занавеса. И куда мы идем сейчас — навстречу друг другу или в противоположные стороны.

У меня самой нет однозначных ответов на эти вопросы. Разговоров о политике у нас дома я не припоминаю , но зато хорошо помню павлинов в Лазенках, которые до сих пор украшают собой этот красивейший парк в центре Варшавы.

Мы жили своей жизнью , естественно принимая наше временное положение, и не задумываясь о том, какие отношения связывают Польшу и СССР. Более того, нам, детям, Польша тогда казалась роднее и ближе далекой и малознакомой России.

Нам недоставало того культурного фундамента из песен и фильмов , который был у наших советских сверстников. Скажем, фильмы Гайдая и Рязанова, знакомые моим ровесникам из Советского Союза едва ли не с пеленок, я начала смотреть только с 12 лет, после возвращения в Россию. В Польше моими любимыми фильмами были классические «Унесенные ветром» и трилогия об Индиане Джонсе в прекрасном польском переводе, а также блестящая польско-советская комедия Юлиуша Махульского «Дежа вю» , снятая в разгар перестройки. Эти киноленты мы записывали на видеокассеты и бесконечно пересматривали.

Конструктор «Лего» из 1980-х. Источник: Flickr

Культурных ограничений у нас в Польше было значительно меньше , чем в СССР. Первый конструктор «Лего» в нашей детской появился еще в середине 80-х! А хиты взлетевших тогда на музыкальный Олимп Майкла Джексона и Мадонны звучали повсюду. На своем опыте мы ощущали, что железный занавес, разделявший Европу на Западную и Восточную, в Польше был значительно менее прочным, чем в Советском Союзе. И с каждым годом он поднимался все выше и выше, пока не скрылся окончательно.

Впрочем , ветер свободы с началом горбачевских реформ задул и из Советского Союза, который с большим опозданием сделал обреченную попытку построить социализм с человеческим лицом. Если в самом начале первой польской командировки папа, молодой советский дипломат, ощущал себя «частью авангарда компартии за рубежом» и воспринимал «Солидарность» как контрреволюционные силы, воспользовавшиеся слабостью партии, то в середине 80-х все коренным образом изменилось. В советской России начал созревать свой антикоммунизм, поэтому Горбачев не препятствовал проведению демократических реформ и в странах-сателлитах.

Папа вспоминал , что в период, когда к власти в Польше пришла демократическая оппозиция, дипломаты наблюдали за всем происходившим со стороны, никак не вмешиваясь во внутренние дела страны. Сам он даже был на площади в Гданьске на митинге «Солидарности» в тот день, когда Валенса был объявлен президентом Польши.

Сегодня , встречая в Польше красную эмблему «Солидарности», я обычно как уроженка Варшавы испытываю что-то наподобие патриотических чувств, зная, что Польша первая из бывших стран-участниц Организации Варшавского договора смогла провести свободные демократические выборы с победой оппозиции , бескровно сменив власть в стране на некоммунистическую. Сняв несколько документальных фильмов об участниках диссидентского движения в СССР, я давно определилась со своим отношением к советскому прошлому. В этом смысле я не испытываю никаких иллюзий. Но память бережно хранит лишь теплые воспоминания о моей Польше, и мне хочется, чтобы так оставалось и впредь.