Как мотыльки стремятся к свету, так польские коммунисты тянулись к Сталину. Коммунистическая партия Польши в предвоенные годы напоминала религиозную секту.
Моя вера в КПП, в партийную инстанцию, как и в идею социализма вообще, ничем не отличалась от веры в Бога и святую церковь последователей римско-католической религии. Будучи коммунистом, я вел себя в отношении партии точно так же, как ведет себя глубоко верующий католик в отношении исповедующего его священника, на каждый вопрос которого он отвечает искренне, ничего не утаивая.
Революционное меньшинство
Их было немного. В тридцатые годы прошлого столетия в польской компартии состояло около пятнадцати тысяч человек. От любой другой политической силы в довоенной Польше их отличало одно — план воплощения в жизнь их идей. Националисты, социалисты, консерваторы — все придерживались мнения, что сперва нужно выиграть выборы, и лишь потом изменять мир в соответствии со своими замыслами (печальным исключением был майский переворот под руководством Юзефа Пилсудского в 1926 году). Другое дело коммунисты — они выбирали путь революции. На практике это означало, что дабы улучшить мир — в соответствии с их представлениями, — сперва следовало уничтожить тех, кто им противостоял. В своих материалах они заявляли, что «насилие буржуазии можно низвергнуть только насилием пролетариата» (так написано в документе со съезда партии в 1932 году)
И это были не просто слова, а принцип действия. Десять с лишним лет назад я говорил со старым коммунистом Казимижем Миялем, сподвижником Болеслава Берута, президента Польши в эпоху сталинизма, в послевоенные годы. Мияль сказал мне без тени смущения: «Нельзя осуществить революцию, не пролив кровь». И добавил: «Буржуазная революции во Франции тоже потребовала жертв».
Независимость Польши для коммунистов довоенной поры не имела ни малейшего значения: они считали себя интернационалистами.
Это очень важно, так как в 1918 году Польша обрела независимость после более чем ста лет нахождения под властью других государств. Поэтому, когда польский коммунист заявлял о своем безразличии к этой проблеме, он словно плевал в лицо тем, кто сражался и гиб в восстаниях против захватчиков.
Но с точки зрения коммунистов такое заявление не было абсурдным. Они считали, что обретение национальной свободы ничего не меняет в жизни рабочих, представителями которых они себя назначили. Тех по-прежнему эксплуатировали хозяева заводов. А то, был ли угнетатель немцем, русским или поляком, не имело особенного значения.

Конечно, такой образ мысли представляется довольно странным. Идейно близкие коммунистам социалисты — их было несравнимо больше — считали, что вопрос независимости имеет огромное значение. А ведь они тоже понимали, в чем состоит эксплуатация рабочих, и направляли свою деятельность на то, чтобы улучшить их жизнь.
Коммунисты считали, что они знают о потребностях польских рабочих больше, чем сами рабочие. Даже в эпоху Польской Народной Республики авторы книги о компартии Польши признавали, что она не оправдывала ожиданий тех, кто должен был обеспечивать ей поддержку: «Взгляды и концепции КПП нередко выходили за пределы уровня сознания рабочего класса того времени».
Чужие среди своих
Но не предвоенное польское государство, не правительство Пилсудского учинило расправу над польскими коммунистами. Их палачом оказался… Иосиф Сталин.
В 1937 году Сталин пришел к абсурдному заключению, что Коммунистическую партию Польши разваливают провокаторы, что ею руководят полицейские агенты. И приказал Коминтерну распустить КПП.
Но это еще не всё. Сталин вызывал лидеров польских коммунистов в Москву, где их сажали и расстреливали. Были уничтожены почти все важнейшие партийные руководители.
Однако в Польше мало что знали об их судьбе. После отъезда в Советский Союз они исчезли, как в воду канули. Большинство польских коммунистов приехало в Москву без семей, словно нелегальные иммигранты. Некоторые, правда, прибыли с родными, но тех тоже арестовывали, а детей отправляли в детские дома.
Александр Ват, польский писатель и коммунист, который впоследствии отказался от этой идеологии, в книге «Мой век» (интервью, взятое Чеславом Милошем), утверждал, что у него с самого начала не было никаких иллюзий относительно того, что чистка — это сталинская провокация. Его взгляд, однако, отличался от оценок, которые давали другие польские коммунисты. По его словам, они делились на две группы. Те, что попроще, говорили: «Там лучше знают». Интеллигенция же объясняла себе: «Война! Перед войной нужно очиститься, что делать, жертвы». Коммунисты тогда повторяли словно мантру пословицу: лес рубят — щепки летят. Это очень важный психологически момент в истории польского коммунизма.
Убийство Сталиным почти всех руководителей и деятелей КПП, до которых он мог дотянуться, было актом, напоминающим пожирание особей того же вида, имеющее место у некоторых видов животных. Политический «каннибализм» Сталина, выражавшийся в массовом убийстве коммунистов, свидетельствует о том, что он страдал патологическим заболеванием.
Этой мыслью Гомулка, по всей видимости, поделился только с ящиком своего письменного стола. В 70-е годы, когда его отстранили от власти, бывший лидер писал дневник без надежды, что он когда-либо будет издан. Это произошло только в 90-е, после падения власти коммунистов.
Уцелели только те, кого спасла… польская тюрьма. Поскольку они отбывали сроки за политическую деятельность, их нельзя было вызвать в СССР. Таким образом спаслись два важнейших польских руководителя послевоенного времени Болеслав Берут и Владислав Гомулка. Смерть соратников в определенном смысле открыла им путь к партийной верхушке.
Болеслав Берут особенно остро переживал драматические события предвоенных лет. Во время сталинской чистки погибли два ближайших его друга молодости: Александр Данелюк и Ян Гемпель.
Однако Берут долгое время не знал о случившемся. Во время Второй мировой войны он еще надеялся, что, возможно, они живут где-то в Советском Союзе. Отчаянно их разыскивал. Когда он спросил о них Лаврентия Берию, тот цинично ответил: «У нас их нет». В каком-то смысле он сказал правду, ведь их уже не было в живых.
С конца войны у польских коммунистов уже не оставалось никаких иллюзий относительно того, какой была участь лидеров компартии. В последующие годы эта драматическая часть истории КПП в Польше замалчивалась. Ведь до доклада Никиты Хрущева на XX Съезде КПСС пропаганда в коммунистических странах говорила лишь о величии Сталина, а не о его преступлениях.
«Польских коммунистов тяготило сознание, что они поддерживают силу, которая уничтожила их товарищей, — объяснял мне историк, профессор Александр Коханьский. — Но они также чувствовали, что 1937 год может повториться». Проще говоря: все боялись.
Новая эпоха
Когда в 1939 году началась Вторая мировая война, когда в Польшу вторглись 1 сентября с запада — немцы, а 17 сентября с востока — Советский Союз, польские коммунисты готовились радушно встречать Красную армию. Но Сталин по-прежнему относился к ним с недоверием. Он использовал их как агитаторов перед референдумом, который якобы должен был решить, присоединить ли к Советскому Союзу захваченные восточные территории Польши, в значительной степени населенные белорусами и украинцами. Некоторые стали даже директорами заводов, но другие служили учителями, рабочими и уборщицами. В целом польские коммунисты первое время оставались в стороне и не играли никакой политической роли, их даже отказывались принимать в ВКП(б). Поначалу наибольшим доверием Сталина пользовалась польская писательница и — что важно — социалистка, а не коммунистка Ванда Василевская.
Польских коммунистов тогда больше всего удручало то, что вся их довоенная партийная биография оказалась перечеркнута. Они упорно делали все, чтобы их приняли в советскую коммунистическую партию — но тщетно. На помощь поспешила как раз Василевская, которая написала о них письмо Сталину. Соавтором этого документа был Альфред Лямпе, единственный член верхушки КПП, переживший сталинскую чистку. Интересно, что, хотя Сталин часто принимал Василевскую, Лямпе так и не удостоился этой чести. Сталин согласился на то, чтобы поляки вступали в ВКП(б), и в конце концов им даже засчитали довоенный партийный стаж в КПП.
Потом наступил новый поворот — Сталин решил, что польские коммунисты должны почувствовать себя патриотами, что было полной противоположностью их довоенных убеждений.
Для Сталина же это было тактическим решением — он понял, что в Польше коммунистов считают «приспешниками Москвы». Поэтому теперь они должны выступать как патриоты, независимые от Советского Союза. Новую (подпольную) коммунистическую организацию, созданную в 1942 году в оккупированной немцами части страны, назвали Польской рабочей партией (ПРП). Старым деятелям определение «польская партия» не слишком нравилось, потому что оно ассоциировалось с национализмом. Но, разумеется, они покорно подчинились воле Сталина.

Как говорил позднее Владислав Гомулка, у Польской рабочей партии было два обличья. Явное, в котором подчеркивались якобы патриотические взгляды польских коммунистов и их независимость от Москвы, и тайное, известное только узкому кругу посвященных в то, что ПРП подчиняется Коминтерну.
После войны поляки считали, что коммунизм насаждался, вопреки их желанию, с помощью штыков Красной армии. Однако тот фиговый лист, который прикрывал голую правду, «произрастал» и из польской почвы тоже: этим листом и была ПРР.
Польские коммунисты при этом стали заложниками своего страха перед Советским Союзом. Когда в Польше каждые несколько лет происходили беспорядки, вызванные протестами против власти, польские правители боялись советского вторжения. Такого, как в Чехословакии в 1968 году. Вероятно, в них сидел подсознательный страх, что результаты вторжения коснутся не только бунтовщиков, но и руководства страны. Над послевоенными коммунистами по-прежнему тяготел призрак 1937 года.
Перевод Ольги Чеховой