Идея возведения высотного здания в форме ступенчатой пирамиды не была чужда польским архитекторам. Сохранился снимок с выставки «Варшава будущего» 1936 года , на котором мэр столицы Стефан Стажиньский демонстрирует группе официальных лиц во главе с президентом Польши Игнацием Мосцицким макет развития города ко всемирной выставке, которую планировалось провести в 1943 году. На нем видна модель здания, невероятно напоминающего своим обликом Дворец культуры и науки (ДКиН). Это была спроектированная Юлиушем Нагурским 250-метровая Башня независимости с радиопередатчиками, которую предполагалось построить на правом берегу Вислы, неподалеку от кольцевой транспортной развязки Рондо Вашингтона.

Выставка «Варшава будущего» , 1936 год. Источник: Национальный цифровой архив Польши

Подобные архитектурные мотивы можно обнаружить и в довоенном проекте Храма Провидения Божия авторства Богдана Пневского , который планировалось воздвигнуть в районе парка Мокотовское поле. Однако оба проекта — и башни, и храма — остались на бумаге.

Зато после войны в столице был выстроен Дворец культуры и науки , своеобразное исполнение обещания, которое дал в феврале 1945 года Иосиф Сталин — что Советский Союз покроет половину затрат на восстановление Варшавы.

В благодарность за это польское правительство решило переименовать варшавские Уяздовские аллеи в Проспект Маршала Иосифа Сталина , Отрезок между Площадью Трех Крестов (Plac Trzech Krzyży) и Площадью на Роздрожу (Plac na rozdrożu) носил это имя с 1945 по 1956 год. а польские архитекторы начали примерять московское обещание к варшавским реалиям.

Как писал один из основателей Бюро восстановления столицы Зигмунт Скибневский , были подготовлены различные масштабные предложения по строительству: первая линия метро, жилые кварталы в районах Муранув либо Вежбно, квартал министерств на улице Кручей и университет в районе Сельце.

Эти проекты , однако, отправились в стол, а шестью годами позже в Москве приступили к наброскам Дворца культуры и науки, «дара народов СССР польскому народу» , по образцу московских высоток в стиле соцреализма , в которых расположились, в частности, Московский государственный университет, МИД, гостиницы и жилые квартиры. Из пяти местоположений для такого дара власти Польской Народной Республики выбрали район на нечетной стороне улицы Маршалковской, между Иерусалимскими аллеями и Свентокшиской улицей. На архитектурных планах 1949 года в этом месте можно увидеть Центральный дом культуры, внешне напоминающий нынешний Дворец культуры и науки.

Послевоенное строительство и восстановление Варшавы в 1950-е. Источник: Национальный цифровой архив Польши

Строительство ДКиН было , как это называлось в те годы, великой стройкой социализма, подобной созданию металлургического комбината в Новой Хуте , но гораздо более важной в пропагандистском плане. В книгах, газетах, радиопередачах и кинохронике выражалось восхищение советской технической мыслью и организацией работ. Рассказывались истории о советских инженерах, везущих в чемоданчиках геологические пробы в московскую лабораторию, чтобы там убедиться, может ли быть воздвигнуто высотное здание на варшавском грунте. Любовались летавшим вдоль Маршалковской кукурузником с прикрепленным воздушным шаром: таким простым методом архитекторы, стоя на берегу Вислы со стороны варшавского района Прага , определили оптимальную высоту здания, чтобы оно не нарушило исторической панорамы города. Остановились на том, что здание с башней и шпилем будет достигать высоты около 220 м. На этом настояли поляки; для русских каждый метр вверх означал увеличение расходов на строительство.

Архитектор Юзеф Сигалин

Нас , варшавян, мечтавших о будущем величии своего города, охватила непонятная одержимость высотой — после каждого разворота самолета [звучала] команда: «Выше!»

Тогдашняя пресса не сообщала подробностей рабочих дискуссий архитекторов , в ходе которых — по мнению историка искусства Вальдемара Браневского — пытались «заретушировать слишком московский характер первоначальных вариантов проекта».

Парад труда возле ДКиН , 1963 год. Источник: Национальный цифровой архив Польши

Спор шел (хотя и робко) о форме здания , пропорциях между нижними и верхними частями, о венчавших и украшавших дворец деталях, благодаря которым он должен был стать «национальным по форме и социалистическим по содержанию», о расположении входов и ширине площади между ДКиН и Маршалковской — места будущих парадов и демонстраций.

Во время окончательных обсуждений проекта 18-19 апреля 1952 года в высказываниях польских архитекторов уже преобладали похвалы и революционный энтузиазм.

Если учесть , что Польша строит лишь основы социализма, то «не слишком ли рано появляется это первородное дитя коммунизма?» — спрашивал профессор Шимон Сыркус , цитируя писателя Валентина Катаева, который окрестил таким именем московские высотки. И сам отвечал, что сомнения излишни, поскольку здание будет, среди прочего: «незыблемой путеводной звездой на нашем пути превращения старой Варшавы <…> в Варшаву социалистическую». Через два дня после конференции президиум правительства одобрил проект дворца , выразив авторам признательность за «необыкновенно верное и прекрасное решение».

Меж тем предварительные работы велись уже более полугода. С советской стороны ими руководил замминистра строительства Георгий Караваев , а с польской — главный архитектор Варшавы Юзеф Сигалин, в конце 1951 года занявший также пост уполномоченного правительства по вопросам строительства ДКиН. Он ежемесячно писал конфиденциальные отчеты, которые читали только несколько человек: президент Болеслав Берут, премьер Юзеф Циранкевич, вице-премьер Стефан Ендрыховский, министр строительства городов и поселков Роман Пётровский и первый секретарь Варшавского воеводского комитета ПОРП Владислав Виха, а затем его преемник Владислав Матвин. Эти документы без пропагандистской лакировки показывают реалии строительства, участие в нем поляков и закулисье сотрудничества.

Современная Варшава. Источник: Margy CraneFollow / Flickr

Политический бизнес-план

Декрет Берута об изъятии собственности у владельцев варшавских земельных участков облегчил расчистку территории под ДКиН и новую площадь. Здесь стояли руины Главного вокзала и доходные дома , часть из которых пережила войну. Все они были снесены, а 1450 человек оттуда переселили в 960 жилых помещений в других районах Варшавы.

Многие семьи были выселены и из включенного в границы города района Елёнки , в котором построили товарную станцию и производственно-складскую базу для нужд ДКиН.

Здесь же появился жилой поселок для примерно трех тысяч советских рабочих и инженерно-технического персонала. Он получил имя «Дружба» и включал в себя более 170 деревянных бараков и домиков , а также столовую, баню, парикмахерскую, детский сад, магазины, поликлинику с роддомом, клуб, кинотеатр, вечернюю школу, стадион и т.д. Строителям дворца также отдали дом отдыха в Зегжинеке под Варшавой, а руководящим кадрам вручили ключи от нескольких десятков квартир в новом жилом районе Маршалковский.

Историк Конрад Рокицкий , из книги «Построить Варшаву прекрасной…»

Это здание стало необычным подарком , не говоря даже о его размерах и символике. Дело в том, что одаряемый, то есть польское государство, частично участвовал в расходах на подарок.

Польская сторона понесла расходы на подготовку строительной площадки (расселение жителей , снос домов, ликвидация старого и закладка нового укрепления грунта, геологические и геодезические работы, а также физическая и пожарная охрана строительной площадки и базы вместе с поселком в Елёнках); кроме того, она построила рабочие общежития для 2500 польских работников на улице Элекцийной, а также железнодорожную станцию с запасным путем, отделение милиции и здание пожарной охраны в Елёнках.

Правительственный контракт предусматривал , что строителям из СССР будут помогать 4000 польских работников. Их должны были направлять предприятия, однако те, как писал в мае 1953 года Сигалин министру Пётровскому, пользовались этим, чтобы «избавиться от самого слабого трудового элемента , как например, больных, глухих, пожилых людей». К отчету приложены копии заявлений , написанных, очевидно, рабочими: «Я не могу пойти на Дворец культуры по причине нервов , больные глаза. Можете меня уволить», «На Дворец культуры пойти не могу, потому что перенес операцию (желудок, голова), я болен — у меня дрожит правая рука» и т.д. Не удался и набор на строительство ДКиН через Союз польской молодежи. «Направленный на строительство элемент оказался слабо подготовленным политически» — так что вербовку работников приостановили.

Польские рабочие были недовольны условиями на строительстве. В октябре 1953 года каменотесы зарабатывали 2400-5100 злотых , каменщики 2000-2500 злотых, а штукатуры 1700-2500 злотых,Средняя зарплата в стране составляла 920 злотых. но за это они должны были выполнять до 350 % нормы. Рабочие жаловались на простои и пробелы в документации , которая вдобавок была на русском языке. Не спасала ситуацию даже 15-процентная надбавка за высотные работы: негласное расследование подтвердило, что платят не за все виды работ и что польских рабочих посылают на самые тяжелые. Не помогали и благоприятные перемены «в бытовом и культурном отношении» (рабочим, в частности, было выделено 4200 пар кожаной обуви по фиксированной цене, а для клуба в рабочем общежитии купили радио, проигрыватель и 40 пластинок).

Дворец культуры и науки в 1950-е. Источник: Национальный цифровой архив Польши

Польские поставщики , а также предприятия, получившие подряды на строительстве ДКиН, жаловались на расчеты с советским Управлением строительства. Оно не соглашалось с польскими расценками на материалы и услуги — согласно отчету Сигалина, в некоторых месяцах разница между выставленными и оплаченными счетами достигала 20 %. Рабочая сила в Польше была дороже, чем в СССР, и Управление строительства пыталось нивелировать эту разницу, что противоречило положениям контракта о строительстве дворца, который предусматривал вознаграждение «в соответствии с нормами и ставками , действующими в Варшаве». Впрочем , без советской документации, которая была вывезена в Москву, невозможно определить ни общую стоимость постройки, ни сумму тех затрат, которые СССР по-братски переложил на польскую сторону.

За претензиями относительно расчетов может скрываться и другой интерес Управления строительства , одновременно возводившего здание посольства СССР на Бельведерской улице.

Туда , в частности, было направлено 500 советских рабочих со строительной площадки ДКиН, интерьер посольства оформляла большая группа польских каменотесов и штукатуров, а через бюро Сигалина туда было поставлено несколько тысяч квадратных метров гранита и песчаника.

Жертвы строительства

Столь политически важным строительством не могло не интересоваться Министерство общественной безопасности (МОБ). Любые сигналы , касавшиеся «проявлений враждебной деятельности среди польского персонала <…> , а также среди враждебных элементов вне строительства» передавались в IV департамент Министерства.

«Политически и морально ненадежные» работники не допускались либо устранялись с работы на строительстве — в некоторые месяцы их число достигало нескольких десятков человек.

В архиве Института национальной памяти сохранились материалы следствия , проводимого в 1952-53 годах в отношении Ежи Чеховского. Он родился в 1909 году, был женат на дочери аристократа, до войны — офицер кавалерии, потом сражался в Армии Крайовой, а после войны был исключен из Польской социалистической партии перед ее слиянием с Польской рабочей партиейВ 1948 году эти две партии объединились в Польскую объединенную рабочую партию (ПОРП), правившую в Польше до 1989 года. как «классовый враг». Чеховский руководил транспортным отделом у субподрядчика строительства. В папке имеются доносы в управление госбезопасности , подписанные директором, партийным секретарем и главой Совета предприятия, а также протоколы допросов коллег по работе. Больше всего следователей интересовало, что он говорил о ДКиН: «Это липа , а никакой не подарок народов СССР, это труд польского рабочего и крестьянина». Присланные из СССР работники были , по мнению Чеховского, замаскированными военными специалистами. Он язвительно комментировал недочеты в строительстве: «ясное дело , советские головы». В более широком кругу на вопрос , сколько человек уместилось бы в котловане под ДКиН, он якобы ответил, что наверняка пол-Варшавы. «Можно было сделать вывод , что гр. Чеховский имел в виду Катынь , хотя это слово произнесено не было» , — такие показания дал один из коллег.

Дворец культуры и науки в Варшаве. Источник: Pixabay

Милиция преследовала и поляков , обвинявшихся в спекуляции. 16 ноября 1952 года в поселке «Дружба» задержали производственного охранника Юзефа Ц.; «при себе он имел небольшой сверток , из которого был виден кусочек материи», — было написано в служебной записке. Деньги для покупки ткани на костюмы Юзефу Ц. дали жена , теща и невестка. Гражданский, проверявший пропуска, не впустил его в магазин, тогда мужчина попросил купить по отрезу серой ткани троих русских поочередно. Задержанный признался, что однажды купил так для собственных нужд бритвенные лезвия, а в другой раз — два куска мыла для стирки. В ходатайстве о временном задержании прокурор написал: «Занимался перепродажей , покупая различные текстильные материалы в целях дальнейшей продажи по спекулятивным ценам» — за это тогда сажали в трудовой лагерь. Однако Юзефу Ц. повезло: показания членов семьи и портного , который должен был сшить костюмы, подтвердили, что спекулянтом он не был, и прокуратура закрыла дело.

Другим помогла объявленная в конце 1952 года амнистия — благодаря ей остались на свободе трое работников поселка «Дружба» , которых прокурор Особой комиссии по борьбе со злоупотреблениями и экономическим вредительством хотел отправить на 14 месяцев в трудовой лагерь. Двое украли со склада ящик с 24 кг растительного жира, а, кроме того, все трое «систематически выкупали в советских торговых точках в Рабочем поселке “Дружба” мясные товары» , которые с прибылью продавали на базаре. Там же они продавали флаконы духов «советской марки».

Были и трагические случаи. В выделенном секторе православного кладбища в варшавском районе Воля покоятся 13 советских строителей — жертв несчастных случаев при возведении дворца.

Еще одного переехал поезд , другая работница утонула в Висле, а на чердаке барака в Елёнках повесился 19-летний рабочий из Днепропетровской области — судя по всему, причиной стало известие о смерти матери.

Из данных бюро Сигалина мы знаем , что в несчастных случаях погибло также семеро польских работников: например, кочегар котельной в Елёнках отравился угарным газом, транспортный рабочий умер от удара по голове стрелой крана, а каменщик с помощником погибли, упав с обвалившихся лесов. Произошло также три автомобильные аварии со смертельным исходом. Так, в июне 1952 года водитель советского грузовика задавил польского ребенка — Управление строительства ДКиН выплатило родителям компенсацию и выделило новую, более просторную квартиру. Подобное решение было принято и в отношении родственников других жертв.

Зачем шпиль?

Несмотря на все трудности и на то , что для постройки здания потребовалось около миллиона тщательно отобранных кирпичей, дворец был построен сравнительно быстро — за три года. За обустройство интерьера, которое началось в 1954 году, платила Польша. Проекты, заказанные лучшим архитекторам интерьеров, оценивала специальная комиссия. Ее члены, в частности, усомнились в целесообразности обивки стен кабинета директора Музея техники милянувским шелком, в клубе Института общественных наук велели передвинуть фортепиано в боковую нишу, а на его место поставить стол для пинг-понга. Профессора Захватович и Нита отвергли также, по причине «откровенно будуарного характера», проект мебели в личном кабинете Берута в зоне дворца, предназначенной для конгрессов.

V Международный фестиваль молодёжи и студентов в Варшаве , 1955 год. Источник: Национальный цифровой институт Польши

Когда 21 июля 1955 года премьер Циранкевич и посол Пономаренко перерезали позолоченными ножницами ленту перед входом во дворец , пропагандистским восторгам не было конца. Их не разделяли обычные варшавяне, спрашивая, к примеру, для чего дворцу понадобился шпиль? И сами отвечали: а иначе его бы засунули полякам в ж..у. Тадеуш Конвицкий назвал дворец «памятником тщеславию , статуей несвободы». Поляки также стали использовать по отношению к ПКиН известное определение сталинской архитектуры «кошмарный сон пьяного кондитера» , приписывая его поэту Владиславу Броневскому.По самой распространенной версии, так отозвался Федерико Феллини о московском ВДНХ.

Скептически восприняли постройку и авторы профессионального журнала строителей Przegląd Budowlany. В 1955 году в нем были опубликованы две статьи , посвященные резкой критике советской архитектуры со стороны Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, высказанной в декабре 1954 году на Всесоюзной конференции строителей.

Эугениуш Стрыйковский и Стефан Куровский

По этому поводу досталось и московским небоскребам , до недавних пор считавшимся одним из высших достижений советского строительства и образцом, достойным подражания. Деловой и конкретный анализ Хрущева полностью дискредитировал как с эстетической, так и с экономической стороны эти увенчанные шпилями творения недисциплинированной фантазии.

Цензор пропустил эти слова за четыре месяца до передачи Польше «дара народов СССР польскому народу».

Перевод Владимира Окуня

Благодарим журнал Polityka за возможность публикации.