Первые бомбы упали на Варшаву 1 сентября 1939 года. Они попали в аэропорт и жилые кварталы. Погибли люди. В тот же день на стенах города появилось обращение Игнация Мосцицкого , тогдашнего президента Польши. В заключительных словах он выразил надежду, что «весь польский народ , благословленный Богом, объединившись в борьбе за свое святое и правое дело, плечом к плечу с армией пойдет в бой до полной победы».
Уверенность в победе , однако, быстро пошатнулась — по меньшей мере по двум причинам. Первой были молниеносные успехи немецких войск, которые на большинстве участков фронта прорывали польскую оборону. Там, куда не добрались танки и пехота, ужас наводили авиация и артиллерия. 3 сентября выдающийся польский фотограф Зофья Хоментовская записала в своем дневнике: «Добралась до Варшавы и до дому. Здесь полная паника , узнала, что сегодня утром бомбили Окенце. аэропорт в Варшаве Беспрестанно летают самолеты , сбрасывают какие-то светящиеся зажигательные пластины. Жители домов стоят на крышах и засыпают их песком».
Не меньшим шоком для поляков стало поведение государственной власти.
И президент , и правительство быстро, уже в первые дни войны, покинули Варшаву, а в середине месяца — и пределы страны.
Моника Жеромская , дочь Стефана, одного из крупнейших польских писателей начала ХХ века, в своих воспоминаниях выразила то, что было в мыслях у многих людей. «Что думать о наших властях? Сначала — “ни пуговицы от мундира” , «Не отдадим даже пуговицы» — слова из речи главнокомандующего Польши генерала Эдварда Рыдза-Смиглы, произнесенной в 1935 году. а потом все бросить и бежать? Это такое тяжелое чувство , такая печаль, с которой засыпаешь и просыпаешься. Но еще и мрачная ярость, не только печаль».
Когда президент , премьер и министры покидали Польшу, наверняка уже никто в Варшаве не помнил об обращении Мосцицкого в первый день войны, о его призыве стать плечом к плечу с главнокомандующим. Уже был другой человек, объединивший вокруг себя весь город, а может быть и всю страну. 22 сентября знаменитая писательница Зофья Налковская в своих записках в нескольких предложениях описала его: «Там все еще есть Стажинский , единственный из сановников, который остался — и который сначала так украшал Варшаву, а теперь видит ее разрушение. Этот незаметный, не слишком красноречивый, маленький и толстый человек становится ее героем».
Типичная судьба
Стефан Бронислав Стажинский родился 19 августа 1893 года в Варшаве. Он был сыном обедневшего шляхтича-чиновника и учительницы. Его детство и юность вписываются в шаблон типичной польской судьбы начала ХХ века. Все началось с формирования стремления к обретению независимости. Дома мать учила сына истории , уделяя особое внимание рассказам о национально-освободительных восстаниях XIX века. В том последнем из больших восстаний, Январском , сражался и погиб ее старший брат. Образование юного Стефана дополнялось чтением романов Генрика Сенкевича и Стефана Жеромского.
В школе в Ловиче , куда семья перебралась из-за болезни отца, он связался с Союзом прогрессивно-независимой молодежи, созданным его старшим братом Романом.
По возвращении в Варшаву Стефан продолжал свою подпольную деятельность , за что был трижды арестован.
В 1912 году , взяв псевдоним «Лев», он начал сотрудничать со Стрелецким союзом, военизированной организацией, нелегально действовавшей в российском разделе. А двумя годами позже вступил в Польские легионы, военное формирование, созданное Юзефом Пилсудским , целью которого было отвоевать независимости Польши. Как солдат 1-й бригады Легионов Стефан Стажинский принимал участие в нескольких битвах. И хотя военная стезя в конечном счете его не привлекла, он заслужил признание руководства, что, несомненно, способствовало его карьере. В отставку он вышел в 1921 году, дослужившись до звания капитана и двух Крестов храбрых, одной из высших польских военных наград.
Год спустя , по распоряжению Пилсудского, он занял должность генерального секретаря Польской специальной и реэвакуационной комиссии орган по исполнению решений Рижского договора, заключенного после польско-советской войны 1920 года в Москве. Там он отличился организационным талантом и уверенностью в себе. На этой должности он оставался до 1924 года. В последующие годы Стажинский был сотрудником Министерства финансов , депутатом, вице-президентом Банка национального хозяйства, преподавателем в Высшей торговой школе…
Но важнейший этап его жизни начался 2 августа 1934 года , когда он был назначен мэром Варшавы. Вначале работать ему было непросто. Политические трения и решительный способ управления не приумножали числа его сторонников. Со временем это изменилось. Люди увидели, что Стажинский хочет сделать польскую столицу по-настоящему европейским городом. Он планировал жилые районы, музеи, школы, мосты, хотел модернизировать то, что уже существовало, чтобы людям жилось лучше. Юлиан Кульский, его друг и близкий сотрудник, вице-мэр, вспоминал, что Стажинский «пользовался растущей со временем поддержкой и признанием общества. Постепенно он становился популярным мэром города — совершенно независимо от нисколько не уменьшавшихся нападок в связи с его политическими взглядами».
И когда казалось , что его видение великой Варшавы воплотится в жизнь, наступил 1939-й, который изменил все.
То , что в тот год, начиная с мая, происходило в жизни Стажинского, было чередой трагедий и поражений. Вначале после двухлетней болезни умерла его жена. Два месяца спустя он составил завещание — может быть, предчувствовал, что приближается что-то, что изменит его мир. Имущество он завещал семье жены, за исключением коллекции произведений искусства, которую хотел передать Национальному музею в Варшаве. После потери любимой он полностью погрузился в работу. А в июле начал подготовку города к войне, которая казалась неизбежной. Вопрос был лишь один — когда она начнется?
Совладать с хаосом
По описаниям свидетелей , первые часы и дни войны в Варшаве были полны, с одной стороны, веры в победу, а с другой — неуверенности: что делать? Непонятно было ни как вести себя во время налета, ни как организовать жизнь в новых условиях.
Воплощением царившего тогда хаоса можно считать события понедельника , 4 сентября. Вначале Стажинский в майорском мундире — повышение он получил в марте — явился в Окружное командование корпуса с именным мобилизационным предписанием. На месте выяснилось, что произошла ошибка: в картотеках не отразили, что он является мэром Варшавы и, соответственно, мобилизации не подлежит. Он попросил, чтобы ему разрешили остаться в военной форме, поскольку «не видит более подходящей для него солдатской задачи , нежели оставаться на службе в мэрии в наступающие для столицы тяжелые дни» , вспоминал Кульский. Стажинский знал, что от его позиции зависит многое. После встречи в Министерстве внутренних дел он сказал: «Дело плохо. У этих людей нет надлежащего чувства ответственности».
Отказать Стажинскому было невозможно. 24 августа , еще до того, как разразилась война, он по радио произнес обращение к жителям Варшавы, в котором призывал их выйти на работы, чтобы рыть убежища и противовоздушные рвы. В частности, он говорил:
Хорошо известна ваша самоотверженность во имя общего блага. Вы всегда приходите на помощь государству и своему городу , если в этом возникает необходимость. Спокойствие, которое сохраняет все население столицы в разыгрывающихся международных событиях, является показателем великой гражданской зрелости. Наряду с этим спокойствием духа, наша обязанность — подготовиться на случай, если государство и столица окажется под угрозой.
Мэрия обращается ко всем гражданам и гражданкам столицы, свободным от необходимой с настоящего момента работы, с призывом добровольно явиться для рытья рвов. На этих работах должны встретиться все хорошие граждане столицы.
В последующие дни на обращение откликнулись тысячи людей: только в субботу около 6500 , а в воскресенье — 20 тысяч. В понедельник 28 августа Стажинский вновь выступил с речью:
Душевное волнение должно охватить каждого польского патриота , а также иностранца, который видит, как охотно, с каким настроем и внутренним спокойствием приступают к работе все: молодые и старые, мужчины и женщины, интеллигенция и рабочие, очень часто дети. Пресса ежедневно сообщает, кто, где и когда собственным примером и трудом побуждает других к работе. Сегодня волдыри и мозоли на руках — лучшее свидетельство выполнения гражданского долга.
Тот необыкновенный отклик , которым было встречено обращение от 24 августа, в сентябре был уже обычным делом. Призыв мэра для многих был равнозначен обязанности. Однако чтобы это приобрело конкретные, организованные рамки, Стажинский создал Гражданскую стражу (ГС), о чем объявил в обращении от 6 сентября:
Граждане! Когда столица Польши переживает большие и серьезные события , необходимо, чтобы в городе царило спокойствие, согласие и порядок. Безопасность жителей, охрана их имущества, поддержание спокойствия и сохранение надлежащего поведения перед лицом военных опасностей — вот нынешние задачи, стоящие перед каждым из нас.
Гражданская стража как общественная организация, действующая совместно с органами безопасности и выполняющая их расширенные функции, должна встретить самое большое понимание и полную поддержку населения Варшавы. Членам стражи следует оказывать помощь во всем необходимом и содействовать ей так, чтобы она могла выполнять свои трудные обязанности с наибольшей пользой для жителей столицы.
Далее он убеждал , что успех деятельности Гражданской стражи в большой степени зависит от патриотизма и дисциплины горожан. За весь сентябрь в ГС вступило, по некоторым оценкам, до 10 тысяч человек.
Тема организации повседневной жизни составляла постоянный и важный элемент радиовыступлений Стажинского.
Он неустанно побуждал людей вступать в ГС , но говорил еще и об особых распоряжениях, которые, не будучи написаны на бумаге, все равно должны были стать обязанностью для каждого гражданина. 7 сентября он, в частности, говорил о продовольственном снабжении.
Сегодня городские продуктовые магазины и кооперативы были открыты и поставляли продовольствие. Частные торговцы также должны открыть свои магазины. Гражданская стража обеспечит их свободную деятельность. Трудности с доставками вынуждают к экономии. Давайте ограничим потребление. Магазины должны продавать товары лишь в небольшом количестве , необходимом для выживания в текущий момент.
10 сентября он напоминал о чистоте:
Давайте по-прежнему убирать улицы и дворы — чистота , санитарные условия должны соблюдаться. Это вопрос не только порядка, но и здоровья. Подвижной состав будет пущен в ход.
Два дня спустя он призывал вступать в Батальон защитников Варшавы , небольшое добровольческое военное формирование:
Граждане , я призываю шестьсот молодых людей, которые хотят немедленно взять в руки винтовку и биться насмерть до последнего! Мне нужны шестьсот молодых, отважных людей, готовых умереть за Варшаву и за отчизну. Граждане, записывайтесь, те, кто готов сделать это немедленно, безотлагательно, сию минуту, а точнее, через полчаса — через полчаса поручик Кемпфи от моего имени будет стоять перед дворцов Мостовских и принимать этих добровольцев.
Обращение в течение буквально пятнадцати минут показало , как много значило для варшавян слово мэра. Вместо 600 добровольцев собралось, по некоторым сведениям, целых 6 000.
Сам Стажинский , выходя с радиостанции, вынужден был отказать ее сотрудникам в принятии в батальон, объясняя это тем, что исполняемая ими служба не менее важна.
Случалось и такое , что следование инструкциям, которые он передавал почти ежедневно, требовало от людей небольших жертв, тем более трудных, что они не были связаны с какими-либо эффектными жестами — так было с просьбой экономить продукты и есть на обед только одно блюдо. Халина Регульская, жена Януша, командира ГС, 20 сентября записала в дневнике: «Обедаем. “Одно блюдо”. Как велел Стажинский».
От лица трагедии
Стефан Стажинский понимал , что его присутствие и выступления не могут выполнять функцию «всего лишь» упорядочения действительности. То, что в мирное время было идеалом, в военную пору должно было приобрести новые оттенки и формы. В его радиовыступлениях — на что обращает внимание историк литературы Яцек Леоцяк — есть три главных адресата.
Первый — это союзники , прежде всего, англичане и французы, второй — немцы. Первых он призывал к оказанию незамедлительной помощи, вторым же обещал, что их преступления будут запомнены и отомщены — 18 сентября, перечисляя городские разрушения, он добавил, что «это ничего , что они сегодня разрушат Варшаву, когда-то Варшаву разрушали и другие. Она будет восстановлена, но то, что она разрушается такими методами — этого история немцам не простит. И Германии придется дорого за это заплатить». Однако наиболее полно Стажинский объединил обе эти темы в речи от 19 сентября — полностью она звучала так:
Мэр города Варшавы от имени гражданского населения столицы и населения всей Польши от всего сердца благодарит британский народ за слова признательности польскому народу , заверения о совместной борьбе в целях отражения германского нашествия.
Беспримерные, непрерывные, варварские обстрелы тяжелой артиллерией и воздушные налеты на Варшаву, бесчисленные польские города и населенные пункты, а в особенности целенаправленное уничтожение всех самых святых национальных памятников, зданий и исторических коллекций, а также произведений искусства в Варшаве, таких как Королевский замок, Бельведер и многие другие, разрушение общественных зданий, таких как парламент, школы и т.д., разрушение десятков костелов, представляющих собой объекты национальной памяти, тысяч жилых домов, особенно населенных рабочими, постоянные бомбардировки иностранных посольств и представительств, а также больниц, постоянное убийство снарядами многих тысяч детей, женщин и безоружного гражданского населения вообще, несмотря на героизм всего общества Варшавы — заставляют мэра Варшавы повторно обратиться к правительствам союзных государств, Великобритании и Франции, с вопросом, когда британско-французская помощь будет оказана Польше таким образом, чтобы это повлияло на отражение немецкого нашествия и освобождение польского населения и его столицы от дальнейших убийств и уничтожения остатка разрушенных домов.
Текст , для расширения диапазона воздействия, был переведен на английский, французский и немецкий языки.
Что привлекает внимание в этой речи , так это чувство ответственности Стефана Стажинского не только за Варшаву, но и за всю Польшу.
Из хозяина столицы он превратился в того , кто говорил от лица трагедии всей страны.
Отец Варшавы
Последним , третьим адресатом речей были варшавяне. Им он говорил о продовольственном снабжении, поддержании чистоты, поддержке Гражданской стражи, тушении пожаров, об опеке над детьми и пожилыми людьми. Он также поддерживал дух жителей столицы, призывал их к борьбе, подчеркивал, как гордится их позицией. Особенно важным это стало начиная с 15 сентября, когда немцы замкнули кольцо окружения вокруг Варшавы. В этот день Стажинский говорил по радио:
На варшавском фронте царит дух бесстрашных борцов за свободу и независимость Польши. Я рассчитываю на то , что и вы не запятнаете чести Варшавы, вверенной в ваши руки. Вся Польша смотрит на Варшаву. Столица должна показать силу своих сердец и волю к победе над ордами пруссаков, протянувших руки к нашей земле. Отбросьте врага туда, откуда он пришел. Покажите силу Варшавы!
На следующий день он убеждал , что, хотя «и завтра нас будут бомбить, и ночью нас будут бомбить», но «мы будем делать все , что нам надлежит, мы выдержим, выстоим, победим!».
Почти каждое его выступление заканчивалось заверением слушателей в том , что их усилия и самоотверженность принесут результат в виде окончательной победы. И лишь тон этих заверений с течением дней и продолжавшимися налетами становился все более драматичным. 22 сентября он завершил выступление словами: «Варшаву могут сровнять с землей , но великий дух всегда останется живым».
Сказать , что варшавяне очень высоко оценивали позицию Стефана Стажинского, значит не сказать ничего. Он был для них образцом.
Все , кто мог, усаживались перед радиоприемником, когда должен был говорить мэр — обычно он делал это в одно и то же время.
Халина Регульская отмечала , что «вечернее прослушивание Стажинского , когда он говорит по радио, приобретает для нас значение торжественной церемонии. (…) Вечером, как обычно, говорит Стажинский. Он поднимает дух, поддерживает нас». Анна Санкевич , молодая в те годы варшавянка, сразу после войны так вспоминала об этих речах:
По радио все время выступал мэр города , Стажинский. Он побуждал нас держаться, учил, как мы должны действовать и отдавал различные распоряжения. Мы верили ему и охотно слушались во всем. Чувствовалось, что этот человек душой и телом предан обороне столицы.
Пресса также превозносила его позицию и влияние на людей. В одной из газет 13 сентября была напечатана статья , автор которой писал, что «когда варшавский прохожий издалека слышит голос мэра Стажинского , раздающийся по радио, то бежит со всех ног, чтобы успеть хотя бы к окончанию речи. Слова Стажинского плывут по радиоволнам прямо в сердца варшавян». Неделю спустя автор одного из газетных репортажей привел слова , которыми жители Варшавы поддерживали свой дух: «Не беспокойся. Сейчас будет говорить Стажинский. Увидишь , что все не так плохо».
Стефан Стажинский волновал сердца не только словами , но и своим внешним видом. В мундире, в длинной полевой шинели, с неизменной папкой вместо шпор и сабли он иногда появлялся на улице. Он либо осматривал разрушения, либо шел с радиостанции к автомобилю. 23 сентября его случайно встретил знаменитый пианист Владислав Шпильман. Он обратил внимание , что мэр «был небрежно одет , небрит, а его лицо отражало смертельную усталость. Он много дней не спал, будучи душой обороны и героем города». Шпильман добавил еще , что «ни у кого не было причины терять отваги , пока мэр не выказывал сомнений».
Эту отвагу и характер ценили многие. Еще во время осады Варшавы полные признательности слова к Стажинскому обращали посол Польши в Лондоне Эдвард Рачинский , а также героический мэр Брюсселя Адольф Макс, ставший легендой в Первую мировую войну. Но прекраснейшим выражением признательности был жест самих варшавян.
Когда в выступлениях мэра стала все сильнее различима хрипота , люди просто засыпали его лекарствами. Несмотря на бомбы, падавшие им на головы, они хотели отблагодарить Стажинского за все, что он для них сделал.
В последний раз его услышали по радио 23 сентября. Сказанные тогда слова стали его завещанием.
Я хотел , чтобы Варшава была великой. Я верил, что она будет великой. Я и мои соратники чертили планы, делали наброски великой Варшавы будущего. И Варшава остается великой.
28 сентября Варшава капитулировала. Месяцем позже , 27 октября, немцы арестовали Стефана Стажинского. Еще до конца года он исчез из Варшавы. Его судьба доныне остается неизвестной. Существуют различные гипотезы, но все они сводятся к одному — войны он не пережил. Немцы убили его. По одной из версий, он погиб в концлагере Дахау. Как говорят, там его заперли в изоляторе и без конца включали записи с его собственными выступлениями сентября 1939 года.
А ведь у Стажинского была возможность спастись — причем трижды. Когда его арестовали , создававшееся подполье (которому он до этого помог, в том числе оформив для многих людей фальшивые документы) хотело освободить его. Участники операции уже даже открыли его камеру в одной из варшавских тюрем, но он отказался выйти. Он не хотел, чтобы из-за его побега у польского персонала были неприятности. В свою очередь, незадолго до задержания он сам раздумывал над тем, чтобы скрыться, однако после разговоров с ближайшими сотрудниками решил, что, будучи символом сопротивления, не может теперь бежать.
Так же он повел себя 5 сентября , когда получил предложение эвакуироваться из Варшавы. Его сделал правительственный комиссар Варшавы Владислав Ярошевский по прозвищу «Володя». В телефонном разговоре Стажинский коротко ответил ему:
Скажи , Володя, своему премьеру, что, если он не заботился о моей судьбе и судьбе города в момент, когда покидал его, то пусть теперь заботу об этом оставит мне. А еще скажи ему, что дезертиром я не буду.
Перевод Сергея Лукина
