Бартломей Гайос: Что было вначале — поездки в СССР или научное исследование судьбы католической церкви и поляков за восточной границей?
Роман Дзвонковский. Фото: Славомир Каспер / Институт национальной памяти ПольшиРоман Дзвонковский: Поездки. Впервые я отправился туда в июле 1970 года. Следующие 20 лет , участвуя в жизни тамошних приходов, я собственными глазами наблюдал, в каком положении находятся поляки и Католическая церковь. В те годы я уже публиковал в парижской «Культуре» (под псевдонимами Юзеф Мирский, Чеслав Тынна, Ян Червинский и Павел Лида) очерки на тему судеб католической церкви и поляков в Советском Союзе . Но, конечно, переломом стало открытие архивов в постсоветское время.
БГ: В новой книге , Книга «Bolszewicy w walce z religią. Kościół rzymskokatolicki w Związku Sowieckim w polskich dokumentach dyplomatycznych 1922-1938» выйдет в издательстве Центра польско-российского диалога и согласия в 2021 году. в отличие от предыдущих публикаций , вы c вашим соавтором, Анджеем Шабацюком, рассматриваете историю католической церкви в Советском Союзе с перспективы посольства и консульств.
РД: В эту книгу попали , прежде всего, донесения польских дипломатов, работавших на территории СССР в 1922-1938 годах. Эти документы направлялись в Варшаву, а польский МИД, в свою очередь, рассылал их в важнейшие посольства и представительства на Западе, чтобы заинтересовать тамошнее общественное мнение и политиков. Благодаря этому они доступны нам. Если бы эти документы остались в Варшаве, то, вероятнее всего, сгорели бы в пламени военных пожаров.
БГ: Могли ли польские дипломаты сделать что-нибудь для облегчения участи католиков и Церкви в СССР помимо информирования международной общественности об их судьбе?
РД: Теоретически они могли обращаться к советским властям , ссылаясь на их международные обязательства. Вопросы, связанные с религией поляков, проживавших на территории Советской России, регулировались мирным договором, заключенным 21 марта 1921 года в Риге между Польшей и Советской Россией, Белоруссией и Украиной. В соответствии с положениями статьи VII, населению польской национальности гарантировалась свобода в вопросе функционирования храмов и организации «религиозной обрядности».
Таким образом репрессии , направленные против духовных лиц, представляли собой нарушение этого соглашения. Однако советские власти ссылались на фрагмент договора, согласно которому все вышеизложенное действительно гарантировалось, но «в пределах внутреннего законодательства». На практике это означало, что любые антирелигиозные постановления имели приоритет относительно деклараций о свободе, содержавшихся в Рижском договоре. Это связало руки польским дипломатам.
БГ: Почему же польская сторона приняла такое положение вещей?
РД: Я до сих пор не способен этого понять.
БГ: Поляков поддерживали как-то еще?
РД: Польская дипломатия помогала прежде всего финансово , поскольку налоги, которыми облагались костелы, постепенно росли. Однако это не помешало советской власти достичь цели, которые они перед собой поставили.
БГ: В каком смысле?
РД: В течение 18 лет после захвата власти большевики закрыли более 120 костелов и часовен , уцелевших в период революции и гражданской войны. Открытым на протяжении всего времени оставался один лишь храм Святого Людовика в Москве, так называемый французский, — ради дипломатов, которым нужно было куда-то ходить на мессу. Значительную часть времени действующим был также храм Лурдской Божией Матери в Ленинграде, однако он ненадолго закрывался в 1923 году. В 1941-1945 годах службы там также не проходили из-за нехватки священников. Прим. редакции
БГ: Вела ли польская дипломатия иную деятельность , помимо финансовой поддержки?
РД: Дипломаты по мере возможности помогали преследуемому духовенству. В марте 1923 года в Петрограде состоялся показательный процесс над пятнадцатью священнослужителями. Двое из них , архиепископ Ян Цепляк, апостольский администратор могилевской епархии, и священник Ромуальд Будкевич, были приговорены к смертной казни за «контрреволюционную» деятельность. Советские власти считали, что «католическое духовенство в советских республиках является политическим эмиссаром польского правительства» — так было записано в обвинительном акте революционного трибунала в Минске по делу людей , протестовавших против конфискации церковного имущества.
В результате , в том числе, действий польских дипломатов, которые поднимали на Западе шум вокруг этого дела, стараясь таким образом оказать давление на СССР, приговор архиепископу был изменен. Вместо смертной казни он получил десять лет тюрьмы, а через год после окончания суда его выслали в Польшу. Однако ксендза Будкевича спасти не удалось. Он был расстрелян.
БГ: Высылка священников из СССР практиковалась часто?
РД: Между Советским Союзом и Польшей действовал договор об обмене политическими заключенными. Большевики рассматривали его инструментально. Как писал священник Теофил Скальский в письме к примасу Августу Хлонду: «В Советском Союзе хватают невинных людей и выносят им драконовские приговоры , лишь бы получить разменную монету за коммунистов». Этими невинными людьми очень часто оказывались духовные лица.
Последний такой обмен имел место в 1932 году и был самым крупным: тогда в Польшу среди прочих вернулся священник Донат Новицкий , узник Соловков, где он получил священнический сан из рук епископа Болеслава Слонскаса. Я имел удовольствие познакомиться с ним, поскольку он был учителем русского языка в духовной семинарии паллотинов Паллотины — католическое объединение, устроенное по типу монашеского ордена. в Олтажеве.
БГ: Польские дипломаты интересовались только католиками в СССР или также другими конфессиями?
РД: Прежде всего католиками , хотя пункт Рижского договора, о котором мы говорили, касался не только их. В донесениях говорится и о положении протестантов, а также православной церкви, подвергавшейся тогда ужасным гонениям. Определенно больше, чем католическая церковь. Это точно диагностировал в 1922 году временный поверенный в делах представительства РП Томаш Моравский: «В России , совершенно очевидно, происходит сейчас борьба правительства с религией во всех ее проявлениях, а особенно с православием как историческим вероисповеданием русского народа».
БГ: Положением католиков интересовалась и апостольская столица. В 1926 году в СССР с секретной миссией по реорганизации структуры католической церкви прибыл посланник папы Пия XI епископ Мишель-Жозеф Бургиньон д’Эрбиньи. Знала ли польская дипломатия о его целях?
РД: Поначалу не слишком многое. Лишь в докладе политического советника дипломатического представительства РП в Москве Альфреда Пониньского от 1930 года весьма подробно описывается его деятельность , которая включала, в частности, посвящение в сан четырех новых епископов. Подытоживая миссию папского посланника в СССР, он сообщил, что «полуторамиллионная масса верующих была его посещением воодушевлена и укреплена в своей привязанности к Церкви». Однако миссия епископа д’Эрбиньи была безнадежной.
БГ: Почему?
РД: Потому что большевики сразу же вышли на след его деятельности и начали репрессии. Самому же епископу пришлось немедленно покинуть СССР , поскольку такое распоряжение отдали советские власти, сориентировавшись в характере его миссии.
БГ: Существовали ли различия между Варшавой и Ватиканом во взгляде на положение католической церкви в СССР?
РД: Польские дипломаты указывали , что опорой католической церкви в СССР являются поляки как наиболее многочисленная группа верующих. Апостольская столица, к сожалению, демонстрировала отсутствие знаний и знакомства с ситуацией. Что, впрочем, остается актуальным и до наших дней.
Помню , как в Украину приехал епископ Франческо Коласуонно, апостольский нунций в СССР и Российской Федерации в 1990-1994 годах, и удивлялся, откуда здесь столько поляков. Подобным отсутствием ориентации в национально-конфессиональных реалиях этой части мира отличался и епископ Антонио Меннини, апостольский нунций в России в 2002-2010 годах.
Пикет верующих перед зданием Комитета по делам религий при Совете Министров СССР , май 1989. Источник: Vinkap Cappuccini / FacebookБГ: Позвольте вернуться к вашим поездкам в СССР. В семидесятые годы попасть туда было непросто и обычному гражданину Польской Народной Республики , что уж говорить о католическом священнике.
РД: Парадоксально , но я попал туда в относительно хороший период времени. Политическая ситуация как в мире, так и в самом Советском Союзе была относительно стабильна. Конечно, чтобы пересечь границу, требовалось соблюсти формальности. В моем случае все основывалось на фикции.
БГ: Что это значит?
РД: Чтобы въехать в СССР , необходимо было иметь приглашение от родственников. Я получил таковое от своей мнимой двоюродной сестры из-под белорусского города Ошмяны. Добравшись туда, я должен был зарегистрироваться в местном отделении милиции. Там мне сказали: «За пределы района уезжать нельзя». Конечно же, я не послушался и уже во время своей первой поездки посетил несколько населенных пунктов в Латвии, Украине и России. Все это, ясное дело, нелегально.
БГ: Вы вот так просто сели в маршрутку и поехали?
РД: Да. Нужно было соблюдать определенную осторожность. Не говорить вслух по-польски в общественных местах , чтобы не вызывать подозрений и не привлечь внимание милиции, что было чревато проверкой документов. Просто покупаешь билет и едешь.
БГ: Случалось ли , что вам было по-настоящему страшно?
РД: Мне везло. У меня ни разу не проверяли документы. Зато вспоминается приключение иного рода. Во время очередной поездки в СССР незадолго до Рождества советские таможенники на границе приказали выйти из поезда. Затем в камере хранения они провели досмотр. В сторону откладывали только религиозные предметы: книжные издания либо пластинки с колядками в исполнении ансамбля «Мазовше». У меня было с собой восемь религиозных книг. Я вез их для служивших в подполье клириков и монахинь — для них они были на вес золота. Таможенникам я сказал , что без них не смогу проводить свою службу, ведь тогда я уже ехал открыто как священник. Они без всяких возражений вернули мне книги. Это сподвигло меня к тому, чтобы упомянуть и о вещах моих попутчиков.
БГ: Успешно?
РД: Я заметил , что таможенники просто исполняют свои обязанности, не проявляя особого рвения. На мои слова о том, что родственники этих людей тоже имеют право читать религиозную литературу, я услышал: «Какое право, кто им дал право?». Я отвечаю, что Бог дал им право. Они взглянули на меня с ироничной улыбкой и парировали: «Докажите, что Бог существует». На это я начал говорить о космосе и микрокосмосе, спрашивая их, откуда это взялось? Они ответили, что все это законы материи. Я, в свою очередь, мол, раз есть законы, то ведь должен быть и законодатель. В случае СССР законодателем является Верховный Совет, в случае мира — Бог.
Роман Дзвонковский. Фото: Славомир Каспер / Институт национальной памяти ПольшиБГ: Это их убедило?
РД: Они остались при своих убеждениях , но дискутировали мы живо.
БГ: Что-нибудь поразило вас во время поездок?
РД: Для меня это был совершенно иной мир по сравнению с тем , польским, который я знал. Он отличался своей многокультурностью. Особенно на Виленщине, где я каждый день встречался с людьми, говорившими на нескольких языках в зависимости от ситуации: польский, русский, простонародный говор либо литовский. А вдобавок еще караимы — немногочисленная этническая группа, исповедующая религию, произошедшую от иудаизма.
Я воспринимал эту многокультурность как нечто гармоничное , несмотря на многие конфликты, возникавшие между различными группами в прошлом. Но у меня было ощущение, что в семидесятые годы они не имели значения.
БГ: Однако взаимоотношения между государством и церковью в реалиях Советского Союза гармоничными не назовешь.
РД: Советские власти подчинили себе православную церковь и использовали ее в пропагандистских целях на Западе , провозглашая, что в СССР существует религиозная свобода. Коронным доказательством для этого служили издания Священного Писания на русском языке.
БГ: Как на этом фоне выглядело положение католической церкви?
РД: Католическая церковь сохранила духовную независимость , несмотря на преследование ее административными средствами. Католический священник, чаще всего польского происхождения, не имел права проводить литургии публично. Это было бы нарушением действовавших правил и грозило наказанием, состоявшим в немедленной высылке из СССР. Тогда мессы в костелах проводили нелегально, «потихоньку».
В такой ситуации один из священников сказал мне: «Господь забыл о нас». «Почему?» — спросил я его. «Мы вымираем , костелов мало, доступ в них имеют только пожилые люди, молодежь до 18 лет не вправе там находиться. Какое нас ждет будущее?» В семидесятые годы трудно было себе представить, что придет перестройка, в 1991 году распадется Советский Союз и настанет религиозная свобода.
Перевод Владимира Окуня
Интервью взято 21 декабря 2020 года. Оно не было авторизовано.
