Данил Соловей: Как ты дозрел до того , чтобы поехать на войну?
Змагар: Прежде чем стать добровольцем , я был волонтером: ездил на границу забирать беженцев, приносил продукты, собирал все нужное для воинов. Но я ощущал, что этого мало. У меня были долгие разговоры с самим собой — даже скорее монологи, попытки все взвесить, обдумать. И я осознал, что никогда себе не прощу, если не поеду туда. Просто потеряю себя. А если я потеряю себя, то как дальше с этим жить?
ДС: Повлияли ли события 2020 года в Беларуси на твое решение?
З: Да , повлияли. Репрессии 2020-го года оставили шрам на моем сердце. Я чувствовал, что сделал недостаточно, и меня это корежило изнутри. Чувство несправедливости во мне тлело все это время.
ДС: Как и где проходило собеседование?
З: В Варшаве. Я встретился с человеком , сказал, что хочу стать добровольцем белорусского батальона. Он объяснил, какая процедура, что для этого нужно сделать. Через какое-то время я был готов ехать.
ДС: Как обстояли дела с обмундированием? Что у тебя уже было , а что дали на месте?
З: Мне сказали , что все необходимое дадут, но если есть возможность что-то привезти с собой — нужно это сделать. Я купил часть вещей: термобелье, обувь, рюкзак. Очень много желающих, всех сразу не одеть, особенно на начальных этапах. Многое передают волонтеры, огромная благодарность им за это.
ДС: Как ты ехал?
З: Своих ходом. Волонтеры предоставили нам автомобили , которые нужно было передать в Украину. Мы их довезли до нужной точки, и дальше уже на поезде до Киева.
ДС: 25 марта батальон имени Кастуся Калиновского официально стал частью ВСУ , а все бойцы приняли присягу. Ты тоже?
З: Совершенно верно. Присяга состоялась в наш настоящий День независимости (День воли). Режим Лукашенко хотел и хочет стереть этот день из нашей памяти , но у него ничего не получится.
ДС: В батальоне только белорусы или есть представители других национальностей?
З: Только белорусы.
ДС: Знают ли твои родители и знакомые , что ты воюешь? Если да, то в курсе ли они всего? Как отреагировали?
З: Мой родной брат знает всю правду — у нас с ним очень теплые отношения , я не мог это скрывать от него. Папа догадывается. Когда я звонил брату, он был рядом и, думаю, многое услышал. Мама знает где я, но она думает, что я волонтер и где-то под Киевом помогаю людям. Хотя мне кажется , что она тоже догадывается, потому что часто задает очень наводящие вопросы.
Знает узкий круг друзей. Один товарищ из Беларуси в курсе , но я очень поверхностно посвятил его в ситуацию. Просто не хочу подвергать опасности тех, кто там остается. К тому же многое просто не могу рассказывать.
ДС: Постоянно говорят о том , что белорусская армия может вступить в войну на стороне России и открыть очередной фронт. Если это произойдет, ваш батальон будет заниматься этим направлением?
З: Не могу сказать точно. У нас есть командование , которое за это отвечает. Если будет принято такое решение — мы выполним приказ.
ДС: Ты готов стрелять в этих солдат?
З: Я и ребята , с которыми мы общались на этот счет, готовы. Как только кто-то из белорусских военных пересечет украинскую границу с оружием, чтобы убивать, они в этот же момент становятся для нас врагами. Для нас они не белорусы, они — лукашисты.
ДС: Что бы ты посоветовал тем белорусским военным , которые войдут на территорию Украины?
З: Я бы посоветовал сложить оружие и сдаться. Им ведь могли угрожать оружием какие-то заградотряды. Для нас пленный — это пленный , никто не будет над ним издеваться. Если они пришли убивать — они умрут.
ДС: Часть российских ракет прилетает с белорусской территории. Как ты относишься к этому соучастию?
З: Понимаешь , Беларусь сейчас — это один большой концлагерь. Страна находится под оккупацией не только русских солдат, но и лукашенковского режима. Там почти невозможно проявить какое-то ощутимое сопротивление. Инакомыслие наказуемо, в худшем значении этого слова.
Я слышал о том , как учительница пришла в школу с резинкой сине-желтой расцветки и получила штраф 70 базовых величин. 2240 белорусских рублей, т.е. около 620 евро Многих просто сажают.
Я чувствую свою долю ответственности за то , что происходит там. Это также причина того, что я здесь: чтобы все это изменить. Я хочу, чтобы лукашенковский режим и Россия понесли справедливое наказание за все, что они сделали.
ДС: Можно ли считать , что это начало национально-освободительного движения в Беларуси, переломный момент, который останется в истории?
З: Мне хочется в это верить. Не могу говорить за всех , но по моему мнению и ощущениям наш батальон сейчас пишет новую белорусскую историю. В 2020 году мы хотели писать ее чернилами, но в 2022-м нас вынудили делать это кровью. Мы не будем стоять в стороне.
Я слишком часто в своей жизни шел на компромиссы. Я не трус , просто в большинстве ситуаций убеждал себя, что надо промолчать или уйти. Иначе могли посадить, испортить жизнь и мне, и близким. Но надоело всю жизнь убегать от режима. Он уже очень долго держится на крови. В 2020 году была попытка говорить языком демократии, но мы видели, чем это закончилось: убийства, посадки, репрессии, которые продолжаются по сей день.
Сейчас мы используем тот язык , который понимают и применяют они: язык силы. Я убежден, что наш батальон — это будущая белорусская армия. Это видно по уровню сознательности и ответственности, который я здесь наблюдаю.
Я смело могу назвать всех здесь своими побратимами. Нас сблизила общая цель и общая идея. Порой вся жизнь сводиться к одному поступку — те , кто сейчас здесь, свой поступок совершили. После победы Украины над оккупантом мы будем строить свое государство. Я в этом уверен.
ДС: Ты военный в прошлом? Какая у тебя подготовка — умел ли ты раньше стрелять , оказывать первую помощь раненым?
З: Нет , в армии я не служил. Но у меня всегда была отличная физическая форма. Продолжительное время я занимался боевыми единоборствам, с детства ездил по разным тирам. С оружием знаком давно и всегда метко стрелял. У меня были базовые знания тактики нападения и защиты. Сейчас, когда у нас проходили тренировки, я сумел показать себя с хорошей стороны, на это обратили внимание.
Основы первой медицинской помощи повторил тут на месте. Теперь могу стабилизировать раненого человека до оказания специализированной помощи.
ДС: А как ты реагируешь на кровь?
З: Как бы это странно ни звучало , здесь очень быстро адаптируешься к этому. Ты понимаешь, что от твоих действий может зависеть твоя жизнь или жизнь побратима. Ты не можешь впадать в ступор, это будет дорого стоить.
ДС: Как вас приняли в Украине , как люди реагируют на то, что ты белорус?
З: Я чувствую повсеместную эмпатию и гигантскую поддержку. Люди видят , что нам не все равно, что мы не стоим в стороне. Для нас, белорусов, русские тоже оккупанты.
ДС: Поменялось ли твое отношение к России и россиянам после 24 февраля?
З: Кардинально. Первый тревожный звонок для меня — это 2014 год , ситуация с Крымом. После этого 2020 год в Беларуси, когда благодаря финансированию из российской казны режим Лукашенко устоял. Но именно 2022 год поставил жирную точку. До этого я старался думать, что в российской верхушке сидят рациональные люди, но я ошибался. Сейчас я осознал, что Россия — это корпорация зла. Сплошное лицемерие и вездесущее желание навести страх.
В ближайшем будущем я перейду на белорусский язык и не буду использовать русский там , где можно использовать мой родной.
ДС: Путин равно россияне?
З: Не на сто процентов. Но в большинстве своем — да , на 60 процентов точно. Там есть адекватные люди, но, мне кажется, они уже в эмиграции.
ДС: У вас были боевые выходы? Ближний или дальний бой? Вы используете современные виды оружия?
З: Я не могу детально говорить об этом. Скажу только: были и современное.
ДС: Как выглядит твой день сейчас?
З: Каждый день — тренировки с очень опытными инструкторами. После каждой тренировки ты чувствуешь , как растешь физически и морально.
ДС: Тяжело в учении , легко в бою, правда?
З: Да , отчасти. Мне кажется, тут больше подходит американская поговорка: в критической ситуации ты не поднимешься до уровня своих ожиданий, а упадешь до уровня своей подготовки.
ДС: За что ты борешься?
З: За нашу и вашу свободу. За независимость! Если мы сейчас не отстоим свое , такой возможности может больше не быть.
ДС: Что ты понял о войне?
З: У меня ощущение , что война — это когда у Бога отпуск. Он просто отворачивается и не смотрит на то, что происходит. Это боль, ужас и потери. Но во всем этом негативе ты учишься дальше жить, пусть и не сразу.
ДС: Что первым делом сделаешь после того , как вернешься с войны?
З: Высплюсь на мягкой кровати. Хочу спать и знать , что в меня ничего не прилетит.