Наталя Ткачик: «Кино в ПНР было лучше» , — сказали вы в одном интервью. Вы до сих пор так думаете?
Феликс Фальк: Да. В 1960–1970-х годах появлялось очень много хороших фильмов: ленты Вайды , Занусси , Кавалеровича, Куца. Часто это были шедевры. Потом начался период «кино морального беспокойства» , к которому меня тоже причислили. Агнешка Холланд , Кшиштоф Кесьлевский , несколько других режиссеров. Сегодня уже нет таких лент. Когда-то при работе над фильмом деньги были не самым главным, а сейчас — именно так, и это, к сожалению, в значительной степени ограничивает свободу создателей кино. Кроме того, в фильмах того времени, как художественных, так и общественно-политических, присутствовал антисистемный подтекст. Сегодня, конечно, тоже есть хорошие картины, но они уже не такие глубокие по содержанию.
НТ: Вы — один из создателей «кино морального беспокойства» 1970-х годов. О чем оно могло бы быть сегодня?
ФФ: Я вижу ряд тем. Например , сильный политический конфликт, разделение общества на две части. В Польской Народной Республике не было капитализма, поэтому экономические вопросы не становились темой для кино. А сегодня есть группа миллионеров, есть средний класс, ну и есть люди, которые с трудом зарабатывают на жизнь. Несомненно, существует конфликт между этими социальными классами. Он, конечно, не столь острый, как в начале XX века, когда назревала революция, но, очевидно, есть напряжение, есть зависть. А еще в ПНР нельзя было затрагивать проблемы Церкви, а сегодня уже снято несколько фильмов на эту тему, и они тоже популярны.
Наталя Ткачик и Феликс Фальк. Фото: Ольга Осипова / Новая ПольшаНТ: Какие польские фильмы ХХІ века вы бы наградили своим личным «Оскаром»?
ФФ: Прежде всего — те , которые уже получили настоящий. Конечно, «Иде» Павликовского дали статуэтку заслуженно. Хотя «Оскары» не всегда достаются хорошим фильмам , некоторые — так себе. Недавно я посмотрел очень хорошую картину «Почти ничего» Гжегожа Дембовского. В ней показан социальный конфликт, но одновременно она метафорически говорит о чем-то большем, чем просто бунт фермеров.
НТ: Что такое для вас кино?
ФФ: Не знаю , но сейчас оно точно не то, чем было когда-то. Во времена моей молодости, без телевидения, интернета, когда было мало фильмов, кино казалось магией. Человек отождествлял себя с тем, что видел на экране, забывал про реальность и входил в этот экран. Потом он долго обдумывал увиденную картину, вспоминал отдельные кадры.
Сейчас даже очень хорошие фильмы не сравняются с классикой: Феллини , Антониони, Бунюэль. Конечно, мы восхищаемся кинематографом, но по иному принципу: наблюдаем за тем, как разворачивается действие, выбираем по жанру — гангстерское кино, психологическая драма, мелодрама. Да, иногда они нас трогают, иногда мы плачем, но нет магии, нет чувства прикосновения к чему-то такому, с чем люди встречаются в храмах.
НТ: Как получилось , что при современных цифровых технологиях и огромных деньгах, которые тратятся на кинопроизводство, кино утратило магию?
ФФ: Может быть , дело в том, что кино стало легкодоступным. Когда-то в кинотеатры выстраивались длинные очереди, билеты приходилось брать у перекупщиков, но при этом фильмов было мало. Сегодня же все намного проще. Билеты, конечно, недешевы, но все же зрители могут себе позволить посмотреть фильмы на большом экране. При этом в кинотеатрах шумно, сложно сосредоточиться на фильме, кругом запах и хруст попкорна. А еще зрители то и дело заглядывают в смартфоны — в темном кинозале постоянно светятся экраны. Иногда звуковую дорожку включают слишком громко. Все это — следствие коммерциализации кинематографа. В результате фильм воспринимается уже как некое чужеродное тело: ты смотришь его словно с некоторого расстояния, уже не входишь внутрь экрана.
Современное кино — это помойка , в которой иногда можно найти сокровища. Я имею в виду доступ к сети разных платформ — выбор невероятно большой. Ты выбираешь что-то, смотришь, потом переключаешься на другое, часто не сосредотачиваешься. Я уже сам, честно говоря, стал пользователем этого коммерческого мира: когда смотрю в интернете сериалы, иногда ставлю их на паузу, а иногда просто переключаюсь на что-то другое, если кино меня не затягивает. Во времена моей молодости никогда не было такого, чтобы я вышел из кинотеатра, даже если мне в фильме что-то не понравилось.
НТ: Какой сериал из тех , что вы смотрели, понравился вам больше всего?
ФФ: «Рипли». Он очень хорошо снят. Это такой немного детективный , немного психологический остросюжетный сериал, действие которого происходит в Италии. Смотрится на одном дыхании.
Феликс Фальк. Фото: Ольга Осипова / Новая ПольшаНТ: Кого вы считаете самым выдающимся режиссером всех времен?
ФФ: Безусловно , Орсона Уэллса с его «Гражданином Кейном» 1941 года, а потом еще несколькими фильмами. Он сломал канон, изменил общий вид кинематографа, причем сделал это в возрасте двадцати с небольшим лет.
И , конечно же, Феллини. Он настолько своеобразен, что каждый кадр его фильма узнаваем, он почти кричит: это Феллини!
НТ: Один из своих фильмов , «Далеко от дома», вы снимали во Львове в 1995 году. Как вы вспоминаете эту встречу с городом?
ФФ: Мы поехали во Львов на один день. Все без конца твердили: ах , этот Львов, такой прекрасный, такой прекрасный! Нам не удалось его посмотреть, я не успел сходить на Лычаковское кладбище , увидеть интересные места. Мы только проехали на машине, но тогда у меня сложилось впечатление, что Львов — почти всеми забытый: серый, с облупленными стенами. Так что я особенно не впечатлился. Знаю, что теперь этот город прекрасно отреставрирован. Только бы россияне его не уничтожили.
НТ: Вы говорили , что некоторые украинские города теперь выглядят, как Варшава во время Второй мировой.
ФФ: История сделала круг. Истоки российско-украинской войны те же самые , что и войны, которую развязал Гитлер. Я имею в виду то, что у этих войн идентичный ход: завоевание новых земель, присоединение новых стран. С той разницей что Гитлер действовал стремительно (до определенного момента) и захватил почти всю Европу, а россиянам это не удается уже который год. Гитлеровцы, конечно, атаковали многие города, но помимо того, что они уничтожили Варшаву , они не бомбили их массированно: ни Краков, ни Познань. Россияне же уничтожают все подряд. В этом плане (неприятно это признавать, но приходится) гитлеровцы лучше россиян. Но, может быть, так было потому, что немцы легко подчиняли себе города и, соответственно, уже не должны были их уничтожать. То, что делают россияне, непонятно, нелогично: они уничтожают в Украине почти все, жестоко, по-варварски.
НТ: Украинские кинематографисты считают , что надо убрать из художественного оборота, в частности, с международных кинофестивалей, деятелей из России. Что вы об этом думаете?
ФФ: Да , нужно бойкотировать тех режиссеров, которые остаются в России. Те же, кто выехал и открыто выступает против войны, безусловно заслуживают уважения за свою смелость. Но всех, кто остался, нужно бойкотировать, безусловно.
Феликс Фальк. Фото: Ольга Осипова / Новая Польша НТ: Есть ли у вас любимые украинские актеры , режиссеры, фильмы?
ФФ: К сожалению , нет, но это следствие незнания украинской культуры. Я принадлежу к тому поколению, которое сосредотачивалось на западной культуре, западной литературе, западных фильмах. В определенный момент важным было чешское кино. В Советском Союзе тоже были хорошие режиссеры, в том числе и украинцы, но тогда все это воспринималось как единое целое. Ни в школе, ни в университете никто нас не знакомил с украинской культурой. Только теперь появляется много информации о ней, просто у меня уже нет времени в это вникать. Но я очень хорошо помню творчество Параджанова. Знаю также о документальном фильме «20 дней в Мариуполе», который получил «Оскара».
НТ: Смотрели?
ФФ: Если честно , то нет и не знаю, хочу ли смотреть — слишком тяжело. Я видел только фрагменты по телевизору. Страшный фильм. Я склоняю голову перед Черновым, режиссером, который его снял.
НТ: Вы родились в феврале 1941-го , в Станиславове (нынешний Ивано-Франковск), в еврейской семье, еще во время советской оккупации города. Через несколько месяцев пришли немцы и начались первые убийства евреев. Что вы знаете из семейных рассказов об этом периоде?
ФФ: Я знаю немного , потому что не говорил с родителями на эти темы. Теперь жалею: такое знание всегда важно.
Станиславов был местом рождения не только моих родителей , бабушек и дедушек, но, предполагаю, и более далеких предков. Мои родители происходили из еврейских семей. Папин отец был адвокатом, достаточно зажиточным. Мамин, кажется, держал кондитерскую. Под предлогом того, что якобы нет денег, он не хотел отпускать дочку, то есть мою маму, учиться в университет на медика. Но мама нашла какие-то фамильные драгоценности и сбежала учиться в Прагу. Вот все, что мне известно. Даже не знаю, что случилось с моими бабушками и дедушками во время войны; как они погибли, где похоронены — никто не знает, как и про многие тысячи евреев.
НТ: Как родителям удалось уцелеть и спасти вас?
ФФ: Еще задолго до войны отец был коммунистом и шесть лет отсидел за это в тюрьме где-то в глубине Польши. Потом он вернулся в Станиславов , женился на моей маме, а потом началась война и россияне забрали его в армию. Когда немцы наступали на Станиславов, мама с маленьким мной на руках бежала куда глаза глядят, как и многие другие. Она долго скиталась, и вот мы оказались в Азербайджане, недалеко от Баку — не знаю, как получилось, что именно там. А отец в армии заболел, через какое-то время его уволили и он приехал к матери. Там мы дождались самого конца войны.
Феликс Фальк. Фото: Ольга Осипова / Новая ПольшаНТ: А потом поехали в Валбжих.
ФФ: Да , в 1946-м году.
НТ: Вы никогда не возвращались в Станиславов и не чувствуете связи с ним. А с каким городом есть эта связь?
ФФ: С Варшавой. Тут я рос — с шестилетнего возраста. И все хорошее , и все плохое происходило со мной в столице. Хотя хорошего было больше. Кроме того, я знаю Варшаву как свои пять пальцев.
НТ: Вы хотели бы когда-нибудь увидеть Станиславов , в котором родились?
ФФ: Было бы интересно. Надеюсь , скоро это удастся: меня пригласили туда в Центр польско-украинского диалога и согласия на Дни польской культуры с показом моих фильмов.
НТ: Не боитесь?
ФФ: С чего бы? Я знаю , что в Украине постоянно звучат воздушные тревоги, но люди из Польши ездят на разные мероприятия во Львов, Киев. Культурная жизнь продолжается.
НТ: Вы коллекционируете старинные предметы , в частности фарфор и живопись. Какие ваши любимые картины в коллекции?
ФФ: У меня , на самом деле, нет каких-то особенных полотен. Единственное, чем я могу похвалиться, это Виткаций. Ну, Виткаций у многих есть.
НТ: Почему именно он?
ФФ: Просто мне очень нравятся его работы. Особенно портреты: он писал своих друзей , знакомых и даже незнакомых людей — всех, кто заказывал. Виткаций часто рисовал под действием наркотиков, и у этих его работ нет названия, только подписи его рукой, кто изображен. Например, у меня есть портрет какого-то доктора из Кракова.
НТ: В этом коллекционировании старины есть какая-то тоска по минувшему.
ФФ: Не совсем по минувшему. Просто моя семья принадлежала к простым мещанам , у нее не было каких-то особенных традиций: они не собирали фарфор, ковры, картины. Так что у меня скорее тоска по прекрасному, я бы так сказал. Поскольку я единственный из семьи стал художником и окончил варшавскую Академию изящных искусств, у меня сформировалась тяга к красивым вещам, причем не только старым. Например, из современного искусства у меня есть Эдвард Двурник и еще несколько прекрасных авторов.
Раньше у меня не было денег , потом потихоньку они стали появляться и я старался покупать красивые вещи. Я не рассматривал их как инвестицию, просто хотел иметь их дома, чтобы смотреть на красоту.
НТ: Вы зрелый человек. Много видели , многого достигли, много поняли. Чего вы все-таки не можете поcтичь в людях, в их природе?
ФФ: Такой тайной для меня остается зло. Автобиографию я начинаю с того , почему в моем творчестве столько зла. И ответа я не нахожу. Зло присутствует в людях, зло есть в системах, в идеологиях, в религии, которая вроде бы несет добро, но одновременно вмещает много зла. Со злом тяжело справиться.
НТ: А вы как справляетесь?
ФФ: Я никогда не отвечал злом на зло. В детстве , конечно, дрался, когда меня задирали, но не во взрослом возрасте. Я не знаю, что делать с внутренним злом. У моих героев тоже нет ответов. Все зависит от того, в какой культуре, в какой традиции человек воспитывался, в какую школу ходил, с кем дружил, в каком окружении рос. Но даже если, скажем, в криминальном, то это вовсе не означает, что человек плохой. Может быть, в какой-то момент у него случится озарение: бывает, человек что-то важное для себя прочитает или встретит другого человека, который скажет ему нужные слова.
Я знаю такие примеры из жизни , это было в Польше. Один молодой человек был страшным антисемитом, постоянно принимал участие в националистических акциях. И вдруг он узнал, что у него еврейские корни. Для него это стало огромным потрясением. Он много думал об этом, в итоге пошел в еврейскую общину и принял иудаизм. По этой истории в 2000 году Изабелла Цивиньская сняла художественный фильм «Чудо на Пурим», к нему писал сценарий мой товарищ Мацей Карпиньский.
НТ: Какое самое важное событие произошло в вашей жизни?
ФФ: Не могу назвать одно событие , их несколько. Ну, конечно, как и у каждого — женитьба, дети, но еще и то, что я в свое время переквалифицировался из художника в кинематографиста. И что снял фильм, который до сих пор очень популярен — «Распорядитель бала». Эти ключевые моменты и определили мою последующую жизнь.
Перевод с украинского Валентины Чубаровой
