Максим Сытников: Как бы вы описали точку , в которой сейчас находится Украина?
Ирма Витовская: Мы в эпицентре разных эмоций , разных мировоззрений — тех, кто разделяет наши взгляды, и тех, кто придерживается противоположных. Эта война ведется вокруг мировоззренческих разногласий, вокруг понимания того, что такое человек и в чем его ценность.
Во многих странах к человеку относятся как к рабу: раб божий , инструмент чего-то, герой, который должен умереть. За идеологией смерти всегда стоит группа мерзавцев, как хотите их называйте: феодалы, олигархи, царская семья. За идеологией смерти в РФ стоит секта людей, объединенных мировоззрением, которое допускает издевательства над другими, садомазохизм в отношении своих граждан и соседей, которых они хотят вернуть. Во многих странах, как и в России, существуют такого рода мировоззренческие традиции, представление о касте избранных — соответственно все остальные должны что-то защищать и за что-то умирать. А значит, человек — ничто. Украинцы же выбрали линию, где человек — что-то. В целом Украина мировоззренчески выросла, выбрала другие ценности, ушла далеко вперед.
МС: Насколько украинцы как народ изменились за месяцы войны?
ИВ: Мы сильно изменились. Об этом свидетельствует то , как сопротивляется каждый человек на своем уровне — внутри страны или за ее пределами. Сегодняшнее чудо ВСУ было бы невозможным, если бы не события, происходившие в последние 30 лет. Мы менялись постепенно, и каждая новая волна событий становилась толчком вперед. Начиная от Революции на граните, голодовка и массовые акции протеста украинской советской молодежи 1990 года Оранжевой революции и , конечно, Евромайдана. Они объединяли все больше людей, выступавших за европейские ценности и одинаково видевших будущее Украины. Думаю, качественная масса созрела. И наше счастье, что Россия не решилась на большое вторжение в 2014 году, и у нас были эти восемь лет.
Мы уже видели Крым , Донбасс , уже были готовы к тому, что неизбежны жертвы среди гражданского населения. Но никто не ожидал преступлений против детей в таких масштабах. Вероятно, это отрезвило еще больше людей, изменило нас бесповоротно, заставило осознать, что у нас нет выбора, кроме как бороться за жизнь. Конечно, есть люди, которые до сих пор, несмотря на кровь и террор, оправдывают Россию. Они есть, но их уже далеко не большинство.
МС: Почему россияне решили дать эту фору — восемь лет , в течение которых мы активно строили гражданское общество?
ИВ: Думаю , они играли. Во-первых, им было необходимо накачать своих людей пропагандой, а за год этого не сделать. Тогда еще не была готова критическая масса. С момента прихода Путина вменяемой там оставалась мизерная часть. И та пропадала в тюрьмах, их убивали, заставляли покинуть Россию. Кто-то из вменяемых произнес громко свое «нет» еще в 2014 году. Сейчас мы чаще наблюдаем демарши, когда люди уезжают и тем самым публично заявляют о своем несогласии. интервью записано 20 сентября, до объявления в России частичной мобилизации Я их понимаю , они поступают правильно, но, в любом случае, меня это не касается, это они должны думать о будущем своей страны. А нам это на руку, ведь когда-то с соседями нужно будет вести диалог, и лучше вести его с теми, кто сейчас уехал, чем с теми, кто остался и кричит: «Смерть украинцам!»
МС: Ну , конечно…
ИВ: Во-вторых , россияне разрушали Украину изнутри — у них здесь была агентура. Они заключали соглашения с европейцами, рассчитывая сыграть на газе. А еще нужно было подрастить «Юнармию». Но РФ не тупая — она видела , что Украина не прогибается и не идет на уступки, что растет качественная украинская молодежь, тренируется украинская армия. Ко всему прочему начались белорусские митинги.
Россияне поняли , что у Путина осталось мало времени, чтобы войти в историю — а он долго жил с этой идеей, прежде чем окончательно шизанулся. Ведь 30 декабря 2022 года — столетие образования Советского Союза. Именно за 2022 год Путин думал устроить нам и 30-е, и 40-е, и 50-е. Чтобы мы прошли все чистки и до 30 декабря те из нас, что останутся живыми, униженные и запуганные, дружно побежали плясать гопак новой советской Украины на трупах по меньшей мере половины украинского населения.
МС: Как лично вас изменила война?
ИВ: Скажу за себя и за всех женщин. Мы постарели. Война ударила по здоровью , потеряно много нервов.
Полномасштабная война не стала для меня шоком: я ждала ее все восемь лет. Я стала циничнее в отношении слов и идей , потому что свобода достается нам очень тяжело. Это цинизм в плане взросления и понимания, что нужно рассчитывать на себя. Не хочу никого осуждать, ведь когда подобное происходило в Сирии , мы тоже жили своей жизнью. В апреле я была в Неаполе с рекламной кампанией фильма «Koza Nostra», украинско-итальянская комедия с Ирмой Витовской в главной роли, вышла в прокат в Италии в мае 2022 года и друзья привезли меня на пиццу на набережную. Там гуляли люди с колясками , все улыбались, хотели нравиться, — такая приятная суета. А у меня дома в это время кровавая война, только что освободили Киевскую область. И я стою и чувствую огромную тяжесть. Я бы осталась бы в гармонии с собой, если бы тогда рядом со мной сидела такая же, как я, женщина из Сирии. Мы бы поняли друг друга без слов. Никому не желаю это испытать.
Наверное , я стала еще больше верить в Бога — это та соломинка, за которую хватается человек, когда больше ничто не спасает, это уже последняя инстанция.
Ирма Витовская во Франковском драмтеатре. Источник: Ирма Витовская / фейсбукМС: Какую роль сейчас играют кино и театр в Украине?
ИВ: Архивизация. Кинодокументалисты снимают все , что свидетельствует о сегодняшнем дне. Поэтому документальное кино сейчас в приоритете. Время художественного кино наступит позже. Главное, чтобы не было конъюнктуры, чтобы не было «потому что это нужно и актуально», чтобы желание рассказать исходило от автора. На фоне сегодняшних событий рождается эпос. И важно, чтобы со временем он не превратился в плакатность, пропаганду.
Военным на ротации , людям из регионов, где тяжелее всего, сейчас нужен легкий материал: мюзиклы, где много любви и смеха, комедии про любовь. Это то, что человек хотел бы получать постоянно, на базовом уровне. Разрешенный контент. А если уж военный юмор, то в нем обязательно должен быть троллинг в отношении противника. Вспомним, например, фильм «Мистер Питкин в тылу врага». Были водевили в Первую мировую, мюзиклы во Вторую мировую. Сейчас снова актуальны оперетты Ярослава Барнича «Гуцулка Ксеня» и «Шарика» (по последней мы поставили мюзикл). Премьера мюзикла «Шарика, или Любовь сечевого стрельца» состоялась в Ивано-Франковском драмтеатре в июне 2022 года. В этом произведении сечевые стрельцы , как сейчас наши ребята из ВСУ, азовцы — герои, с юмором, интеллектуалы.
Читать далее
А на серьезный материал есть запрос у переселенцев , у которых раньше не было достаточного культурного фона или которые вообще находились под российским влиянием. Речь идет о спектаклях на тему прошлого, забытых страниц истории. Иными словами — либо просвещение, либо реабилитация смехом и теплыми эмоциями.
МС: Недавно вы поступили в Острожскую академию. Что вас вдохновило пойти учиться именно сейчас и какую специальность вы выбрали?
ИВ: Я поступила в заочную магистратуру на историю и археологию. Когда-то не прошла на эту специальность , и теперь решила закрыть гештальт. Я считаю, что история — это о человеке во времени, о том, с чем постоянно сталкиваются актеры. В своей работе я воплощаю образы людей из разных веков. Мне бы хотелось защитить важность этого предмета для актеров.
Конечно , есть исторические консультанты, но для актера важно раствориться в человеке из того или иного времени. Когда необходимо избавиться от багажа знаний, накопившегося в более поздние периоды. Например, когда вы не знаете, как пользоваться вилкой. Так работает с историческим материалом хороший Голливуд. Наблюдая за сюжетом голливудского фильма, я не отвлекаюсь на то, как актер подает костюм. Чтобы не играть костюм, нужно полностью раствориться в том времени. Особенно это важно в кино, потому что кино — детализированное искусство. Театр — метафора, в нем важнее силуэт, умение работать с костюмами, реквизитом. А вот в кино поразительным образом заметны мелкие детали.
История дает нам много ответов на вопросы сегодняшнего времени. Мне кажется , что Украина достигла бы значительно большего, если бы мы открыли для себя забытые страницы истории.
МС: А почему именно Острожская академия?
ИВ: Мы с киношниками ездили с кинопоказами и собирали средства на ВСУ. И я приехала с «Мыслями» Фильм «Мои мысли тихие» режиссера Антонио Лукича с Ирмой Витовской в главной роли. в Нетешин под Острогом , а потом была экскурсия. Когда я вошла в Острожскую академию, — поняла, что остаюсь здесь. Что-то во мне сработало — как влюбленность. В подземелье академии на меня будто сошел дух просвещения: я поняла, что поступаю сюда.
МС: Какие бы вы выделили важнейшие события , произошедшие в истории Украины после 24 февраля?
ИВ: Собственно 24 февраля. Ирпень , Буча , Бородянка, Черниговская область. Борис Джонсон , который вселил надежду своим приездом. Каждый новый приезд союзника — это надежда. Каждое выступление президента в парламентах — это голос твоей страны. Это вдохновляло не бояться. У нас такие крутые генералы, такие крутые ВСУ. Мы сами не ожидали, что сможем дать отпор огромной армии РФ. И не ожидали того, как на наших глазах повзрослеют наши дети. Пожалуй, это и есть история. Ежедневно происходит что-то, что должно войти в учебники. Большая драма и трагедия. Конечно, за это время стало больше украинского языка, что я считаю одним из главных достижений. Язык — это возможность максимально отдалиться от империи. Чтобы нас больше никто не воспринимал как какой-то придаток.
МС: Как вы думаете , до окончания войны еще далеко или мы уже прошли хотя бы половину?
ИВ: Война закончится тогда , когда распадется РФ, когда порабощенные народы обретут собственное «я». Тогда наступит полная победа. Потому что даже если в России к власти придут либералы (а у них же постоянно: хороший царь, плохой царь, хороший царь, плохой царь) и начнут выплачивать репарации, то где гарантия, что «Юнармия», которую сейчас накачали пропагандой, не возьмет реванш и не уничтожит эту либеральность? И мы получим не только войну России с Украиной — мы получим большую континентальную войну. Я вижу только одно спасение — если народы, живущие в РФ, образуют несколько государств. Тогда есть надежда, что имперскость России больше не вылезет. Во-первых, этим народам станет легче самим, — с точки зрения ресурсов. Во-вторых, они наконец заживут в своем теле. Потому что Россия — это Франкенштейн, который живет в чужом теле.
МС: Что изменилось в вашей жизни за эти полгода?
ИВ: Я сейчас живу на два города: Киев — Ивано-Франковск. Франковск — мой родной город , там живут родители. Мы с семьей поехали туда через несколько дней после начала полномасштабного вторжения: я хотела отвезти сына. Потом я начала ездить туда-сюда между двумя городами.
Я давно сотрудничаю с ивано-франковским театром , его руководитель Ростислав Держипильский — мой кум. Без кумовства не обошлось. Мы с ним работали над спектаклем «Оскар и Розовая Дама», благотворительный арт-проект ивано-франковского театра нео-оперой «Гамлет». И сейчас тоже Ростислав пригласил меня присоединиться. Мы сделали «Шарику» , продолжаются репетиции «Лесной песни».
А в Киев я приезжаю играть некоторые спектакли с «Молодым театром» , думаю, возобновим спектакль «Сталкеры». комедия в двух действиях по пьесе Павла Арье «В начале и в конце времен» Еще меня ждут съемки в некоторых проектах , стоявших на паузе этот период. Так и мотаюсь. Я уже и там, и здесь говорю: «Еду домой». Это кайф — жить на два города. В мирное время, думаю, прекрасно было бы и на три-четыре. Например, с удовольствием сделала бы что-нибудь в Одессе с Голенко, Максим Голенко — главный режиссер Одесского академического украинского музыкально-драматического театра. или у Бакирова Андрей Бакиров — главный режиссер Черниговского областного академического украинского музыкально-драматического театра. в Чернигове. Не все же должно происходить в Киеве. Сама смена локации и коллектива классно влияет на тебя , не давая расслабляться.
МС: Вы говорили о возобновлении съемок фильмов , которые были на паузе. Что это за фильмы и кого вы в них играете?
ИВ: Сейчас я не имею права рассказывать о них. Люблю , когда фильм закончен и можно сказать: «Мы сделали фильм». А сейчас еще что угодно может произойти. Я уже «забеременела» одним из своих персонажей, он сейчас во мне. А об одном фильме могу рассказать, потому что он закончен и уже даже дублирован. Это «Koza Nostra». Возможно, осенью украинский зритель увидит его в кинотеатрах, которые возобновят работу.
МС: Вы еще волонтерите.
ИВ: Сначала мы сами помогали в частном порядке , а когда европейцы, наши партнеры, захотели подключиться, мы создали фонд, чтобы все было официально. Мы его не пиарим, работаем точечно с отдельными людьми, поэтому пока не просим средств у общественности. Только однажды я написала пост с просьбой, потому что нужно было срочно закрыть сбор на «вундервафлю» — истребитель дронов, который стоит 470 тысяч. Его уже ждали на харьковском направлении как раз перед началом деоккупации. А волонтерю я уже давно, в частности в паллиативной медицине.
МС: В каком фильме или спектакле вы хотели бы сыграть после войны?
ИВ: В том фильме , который мы планировали делать. Не знаю, будет ли он. Это роль Аллы Горской, украинская художница 1950-1960-х годов, диссидентка к которой я должна была приступать сейчас , осенью. Мы с ней очень похожи. Не только внешне, но и внутренне. Думаю, после войны ее образ станет объемнее. Возможно, это будет уже не Алла Горская, а королева Елизавета ІІ.
Съемки фильма «Казка Старого Мельника». Источник: Ирма Витовская / фейсбукМС: Украинцы сейчас переживают глубокую травму. Как нам оправиться , как жить дальше после Изюмов, Буч, Бородянок?
ИВ: Нам еще только предстоит открыть для себя территории , которые будут освобождены… Как быть? Нужно много психологов. Нужно лечить тех , кто вернется с фронта, потому что посттравматическое стрессовое расстройство никуда не девается. У каждого своя степень слабости. Нужно работать, чтобы вернуть и социализировать наших героев и героинь. Это касается и гражданского населения, которое стало свидетелями, участниками, жертвами этих ужасов. У нас будет еще много раненых, будет еще много людей, которые постоянно будут напоминать нам о войне самим своим видом. У нас будет разрушенная страна, которая будет ждать восстановления. Будет потребность в рабочих руках — отстраивать.
Украинцам стоит брать пример с тех , кому это удалось. Наперекор всем трагедиям нужно вытягивать за волосы и соседей, и детей, и себя. И стремиться вперед. Потому что нет пути назад — слишком многое уже принесено в жертву. Нельзя повернуть, нет другого пути.
МС: Как вы лично спасаетесь?
ИВ: Живу на короткую перспективу. И всем так советую. Жить на долгую перспективу — это понимать , что война может длиться всю твою жизнь. Стоит жить и мечтать на короткую дистанцию: «Ой, наверное, в выходные запеку овощи на гриле».
МС: Или в Карпаты…
ИВ: Съездить в Карпаты , выбраться на природу, встретиться с друзьями. Люби сегодняшний день полноценно, потому что его могло не быть. Сейчас нет удовольствий, которые мы себе еще позволяли после 2014 года: мы помогали военным, но все равно ездили отдыхать, путешествовали по разным странам. Теперь — нет. Когда тебя приглашают представить Украину, ты с удовольствием это делаешь, понимая: там надо поднять движение, ты можешь быть полезной на каком-то кинофестивале. А просто так ехать тусить нет смысла, ведь нужно помогать. Поэтому сейчас маленькие радости свелись к «запечь овощи на гриле в выходные».
МС: Насколько изменилась ваша аудитория?
ИВ: Во Франковске я впервые играю постоянно. Раньше , еще до 2020-го года, играла «Оскара» и «Гамлета». Потом началась пандемия, я уехала в Италию. «Молодой театр» возобновил работу, туда приходят те, кто соскучился по спектаклям. А во Франковске очень много переселенцев, им разрешили ходить бесплатно, и они ходят по три-четыре раза. Этих людей сразу видно: они очень благодарны, смотрят все спектакли, прокачиваются. Я очень рада, что во франковском театре есть спектакли по Марии Матиос, в частности «Даруся сладкая» и «Нация», в которых поднимаются важные темы. И переселенцы проецируют их на себя. Ведь то, что запад Украины пережил в 39-м и 40-х годах, на их территориях происходит сейчас. Есть и другие спектакли о прошлом. На «Шарике» был ажиотаж.
Что касается кино , то, когда я ездила с фильмами, приходило много переселенцев, которые раньше не видели украинских лент. Те, что из маленьких городков, говорят, что у них не было кинотеатров, или были, но там шли только развлекательные фильмы. А картин, которые развивают, обогащают, они не видели. Теперь мы это наверстываем, и я вижу, как эти украинцы открывают для себя что-то, что проходило мимо.
МС: Самое страшное и самое красивое , что вы видели или слышали после 24 февраля?
ИВ: Самое красивое — наверное , тиктоки и ролики, которые записывают солдаты: когда танцуют или прикалываются. Это крутой юмор, это очень светло, прекрасно и интеллектуально. Когда они делают номера со скрипками, когда поют. А еще до слез пронимают ролики с животными, которые живут с ними.
А самое страшное? Это то , что делают российские «вояки».
МС: Что такое война?
ИВ: Это экзамен. Главное на войне — остаться человеком. Не только выбрать , на чьей ты стороне. Важно, выполняешь ли ты преступный приказ, думая, что совершаешь нечто священное, сдаешь ли своих, чтобы выжить. Это тоже тест. Необязательно быть с оружием и творить зло. Можно просто идти и сдавать своих соседей, чтобы кому-то понравиться. Поэтому война — это большой тест, детектор совести.
Перевод с украинского Ольги Чеховой
