Профсоюз «Солидарность» известен во всем мире. Возникший на волне протестов в Гданьске в августе 1980 года как рабочее движение, он скоро охватил всю территорию Польши и разные социальные группы и превратился в мощнейшую оппозиционную силу. Несмотря на противодействие властей (введение военного положения в 1981 году, аресты, убийства и др.), «Солидарность» крепла, и требовала она уже не просто соблюдения трудовых прав, а полноценных демократических перемен, ликвидации политической монополии коммунистов, что и произошло в 1989 году.
Все это общеизвестные факты, основа легенды «Солидарности», которая вдохновляла и продолжает вдохновлять борцов с авторитаризмом во многих странах. Но, как и всякая легенда, она многое упрощает и идеализирует. Каким же было начало тех событий?
Протестующие на Гданьской судоверфи. Источник: WikipediaКатажина Пилярская: Сегодня, особенно если посмотреть, как сильно разделено польское общество, мы любим говорить, что теперь уже все не так, как во времена «настоящей солидарности». А тогда поляки были едины?
Пшемыслав Рухлевский: Августовская забастовка весьма мобилизовала общество. Потому что оно было не таким, как мечтали коммунисты, когда захватили власть в 1944—1945 годах. Коммунистическая система предполагала изменение человека. Он должен был стать секуляризованным, подчиняться только партии, и т.п. Этого им сделать не удалось. В 1970-х Герек почувствовал настроения, он — в отличие от предыдущего правителя, Гомулки — начал строить общество потребления: смотрите, в магазинах все есть, мы дадим вам талон на малолитражный фиат, квартиру, отпуск... Но это все равно не стало обществом, которое целиком поддерживало партию. Частично, конечно, да, — но была и большая группа, абсолютно не интересовавшаяся политикой, так же, как и сейчас.
КП: Что было тогда главной причиной расслоения?
ПР: Различие между рабочими и интеллигенцией подчеркивалось очень сильно. Доходило до стычек; рабочим всегда было трудно принять, что им приходится работать физически, а интеллигент спокойно себе сидит и все — они просто не понимали такой работы. А власти умело усиливали этот антагонизм, на предприятиях видно было, что с рабочими у них — один разговор, а с интеллигенцией — иной. К примеру, рабочие Гданьской судоверфи не могли вынести, что интеллигенция въезжала на своих машинах на территорию верфи, поэтому известны случаи, когда машины портили. В этом был элемент зависти.
Протестующие на Гданьской судоверфи. Источник: WikipediaНо вот еще что важно: рабочие с большим стажем — совсем другое дело, чем молодые. Рабочий со стажем мог зарабатывать много денег, нередко вдвое больше своего младшего коллеги. У него, как правило, были квартира, семья, стабильность. У молодых же квартир не было, они жили в общежитиях, им приходилось добираться из пригорода, на очень плохом общественном транспорте, часто среди ночи. Многие с понедельника по пятницу жили в общежитиях, а домой возвращались только на выходные. И эти проблемы тоже несколько разделяли общество, даже внутри одной социальной группы — рабочих. Молодые были готовы к забастовкам, фактически они были их движущей силой, потому что именно им плохо жилось.
КП: То есть вначале было недостаточно, что есть общий главный враг — коммунистическая власть?
ПР: Август 1980 случился не в одночасье. На самом деле рабочее движение началось еще в 1956 году в Познани, Первая в истории ПНР всеобщая забастовка и митинги в Познани в июне 1956 года были жестоко подавлены армией и силами правопорядка с применением оружия. Погибло от 57 до 74 человек, ранено около 500. и это осталось в сознании жителей города. Потом был март 1968 — репрессии против студентов и интеллигенции в Варшаве. Но сильнее всего противостояние «мы-они» сформировали декабрьские события 1970 года на Балтийском побережье. 14 декабря 1970 судоверфи Гданьска и Гдыни объявили забастовки из-за повышения цен на продовольствие, промтовары и стройматериалы. К ним присоединились предприятия Эльблонга, Слупска, Щецина. Владислав Гомулка отдал приказ о силовом подавлении забастовок. По официальным данным, 17 декабря на Гданьской судоверфи погибли 44 человека, более 1160 получили ранения. В январе 1971 произошла вторая волна протестов в Щецине и Лодзи. Новый генсек Герек вступил в переговоры и пошел на уступки рабочим. Люди погибали — совсем молодые — не только в Гданьске, но и в Эльблонге, в Щецине. Собственно, протесты были по всей стране, но они быстро угасали.
Деревянный крест, который установили рабочие Гданьской судоверфи в память погибшим в 1970 году. Источник: WikipediaВсе это создавало некий нарратив, а после протестов 1976 года в Радоме, Урсусе, Плоцке и Гданьске В июне 1976 года из-за резкого повышения цен на ряд товаров широкого потребления на территории 12 воеводств бастовало 112 предприятий. В забастовках приняло участие более 80 тысяч человек, в том числе 20 800 в Радоме и 14 200 в Урсусе. Для подавления протестов использовали слезоточивый газ и водометы, имели место избиения в милиции и аресты. начали появляться и первые оппозиционные организации, такие как Комитет защиты рабочих (KOR), Движение в защиту прав человека и гражданских прав и т.п. Люди, памятуя те события, требовали, например, увековечения памяти рабочих, убитых в 1970 году, на что власти соглашаться не желали.
Эти организации тогда насчитывали около четырех тысяч человек, это были очень смелые люди; структура еще только зарождалась, но кое-что уже начало происходить. Например, появлялись агитационные издания, которые распространялись, в том числе, на предприятиях — конечно, не все поголовно рабочие их читали, но по крайней мере видели, эти публикации нет-нет да и попадали иногда им в руки. Это создавало определенную основу для последующих событий.
И в то же время, Польша находилась в застое и стагнации; надо было выплачивать долги, взятые Гереком. В июле по всей стране начались забастовки, успешно погашенные с помощью экономических посулов. И когда власти думали, что волна забастовок уже позади, на верфи объявили об увольнении работницы Анны Валентинович: это было сделано за несколько месяцев до ее выхода на пенсию, явно затем, чтобы наказать активистку за участие в деятельности нелегальных Свободных профсоюзов Побережья. Это привело к тому, что оппозиционеры всего региона решили встать на ее защиту.
КП: Сегодня немыслимо, чтобы целое предприятие встало из-за того, что уволили одного человека.
ПР: Совершенно немыслимо. Но тот взрыв эйфории солидарности был связан еще и с первым паломничеством Папы Иоанна Павла II в 1979 году. Папа приехал в Польшу, впервые по телевидению транслировалась месса. Коммунисты, конечно, старались показывать только монахинь и священников, но не смогли скрыть толпы народу: те миллионы людей, которые стояли вдоль всего маршрута следования Папы. И общество увидело, что отнюдь не все поголовно за партию. Тогда, как сейчас говорят, увидели и посчитали. Все эти события, вместе взятые, привели к тому, что в августе уже фактически протестовали не только рабочие. К ним присоединились люди с образованием, в том числе часть духовенства — и очень скоро стало ясно, что забастовка солидарности превратилась в протест против коммунистов, застоя и стагнации экономики. Тогда люди обрели некое самоосознание, почувствовали, что «мы тоже можем что-то решать, а не только вы».
КП: С одной стороны, у людей физического труда интеллигенция часто ассоциируется с легкой жизнью. Но, разговаривая с протестующими, я слышала, что для них было важно, что к ним приходили такие люди, как Вайда или артисты театра «Выбжеже». То есть интеллигент внезапно сделался союзником.
ПР: Да, и это тем более поразительно, что для тех людей искусство не было частью повседневной жизни. Люди из театра приезжают на верфь, и их встречают овациями! Они декламируют стихи, отрывки из пьес, поют. Работники верфи смотрят, слушают, узнают, что такое культура, сами пишут стихи — им хочется в этом участвовать. Глядя на августовскую забастовку, мы часто думаем, что рабочие были просвещенными. Но нужно помнить, что это были люди очень простые, прямолинейные. И такое прикосновение к культуре в тот момент было для них важно, потому что артисты приехали не на очередные гастроли — они приехали ради них, чтобы поддержать их в забастовке. Потому что они рисковали.
Родственники бастующих у ворот Гданьской судоверфи. Источник: WikipediaСегодня мы смотрим фотографии, на которых бастующие лежат на травке, шутят, играют в футбол, в шахматы, разгадывают кроссворды. Но это было время ожидания в неизвестности. Никто не знал, что будет дальше. Станут ли снова подавлять забастовки силой или нет? Такой рабочий, оставаясь на предприятии, не знал, уволят ли его, или войдет ЗОМО, Польский спецназ, по функциям аналогичный ОМОНу. милиция или армия, не посадят ли его в тюрьму, не отберут ли зарплату, увидит ли он снова своих родных. Можно посмотреть, как тогда выглядело общение с семьей: женщины с детьми приходили к воротам предприятий, приносили еду, передавали информацию. Через громкоговорители зачитывали фамилии, что такого-то и такого-то ждет жена, рабочий шел к воротам. И вот еще такой момент. Протестовали рабочие, но именно их жены брали в то время на свои плечи все домашние дела и обязанности, одновременно переживая о том, что будет на самой верфи. Это были сильнейшие эмоции, не каждому под силу такое выдержать.
КП: Именно так, забастовкам сопутствовала неуверенность — отсутствие доступа к информации, продолжительная изоляция, провокации властей и руководства верфи — в таких условиях легко возникают конфликты.
ПР: Валенса был лидером — народным трибуном. Если он не знал, что делать, то запевал либо гимн, либо «Боже, храни Польшу», либо молитву — надо было каким-то образом эту толпу сдерживать. С самого начала забастовок на крупных предприятиях большинство участников испытывали страх. Страх был с ними все время. Есть рассказы о том, как на забастовке ночью люди спали — и внезапно вскакивали, куда-то бежали, и лишь потом понимали, что они на работе. Причина страха — и опыт декабря 1970 года, и слухи, будто уже вышли из порта советские военные корабли, будто кто-то слышал тяжелую технику, видел войска, идущие к стенам, от кого-то что-то узнал... Это было хуже всего.
Выступление Леха Валенсы во время забастовки. Источник: WikipediaКП: И в то же время Побережье было отрезано от информации.
ПР: Да. Этот эффект повсеместного чувства опасности был очень силен. Говорят, что забастовка была мирной, и действительно, даже милиция отмечала, что «перерывы в работе» (слово «забастовка» не использовалось) проходят спокойно, — но при этом была внутренняя охрана, вооруженная арматурой, трубами и т.п. Также действовал сухой закон. А если рабочие что-то крали на предприятии или совершали какие-то проступки, то охрана выпроваживала такого человека с верфи и передавала его милиции — это тоже было своего рода событие.
Но это работало в обе стороны, потому что политики, военные — они тоже не знали, что на самом деле происходит, тоже ожидали, что может дойти до какого-то нападения. Паранойя заразительна. На тот момент верфь — это почти 17 тысяч человек, из них почти 3500 человек — из рабочего комитета ПОРП, члены партии. Их задачей было следить за порядком, а они полностью утратили эту возможность и сделались объектом насмешек. То есть они оказались, так сказать, материалом «на выброс». Это зафиксировано на верфи им. Парижской коммуны в Гдыне — там имел место рабочий суд, который решал, может ли такой человек остаться на предприятии или его выгонят. Но были и положительные эмоции, которые сплачивали сообщество. Их давали митинги, молебны, совместное проведение свободного времени.
КП: Толек Филипковский, организовывавший забастовку в Гданьском порту, рассказал мне, что они распределили, кому что делать: кто приносит книги, кто — игральные карты и т.п.
ПР: Да, был общественный контроль, люди присматривали друг за другом, но и помогали чем могли. Вроде бы все работали на общее благо. Сегодня, когда мы об этом думаем, это кажется смешным: присматривать с благими целями? Но тогда все было иначе, те люди знали, что они за что-то борются, что-то делают это ради того, чтобы жизнь стала лучше.
Ксендз Генрик Янковский во время общей молитвы с протестующими на Гданьской судоверфи. Источник: WikipediaОчень важны были, к примеру, мессы, религиозность рабочих верфи. Сегодня есть сомнения, была ли эта религиозность настоящей, но те люди ходили в церковь, знали, что такое причастие, и т.д., поэтому играть на определенной символике — очевидное решение. Почему ворота были украшены цветами, а на них находился образ Ченстоховской Богоматери? Потому что это должно было их защитить.
КП: Многие верили, что этот образ не позволит въехать танкам.
ПП: Конечно, если бы власти захотели применить силовое решение, то никто бы об этом даже на минуту не задумался, но на самом деле религиозность и мессы были очень важны, они объединяли людей.
КП: Вернемся к интеллектуалам. Августовские соглашения — это большой успех, в том числе (или даже главным образом), благодаря советникам, которые помогали рабочим верфи согласовывать требования, и хотя бы в таких вопросах, как замена слова «свободные» профсоюзы на «независимое самоуправление», оказались очень востребованными. Но легко ли было судостроителям отдать это поле переговоров? Смириться с тем, что сами они не справятся? Или они вообще это так не рассматривали?
ПР: Часть историков высказывает такие тезисы о советниках Межзаводского забастовочного комитета (МЗК): говорят, что они некоторым образом тормозили революционные изменения. Революция обладает тем свойством, что она спонтанна, а тут приезжают начитанные люди, которые прошли через что-то подобное, и хотят иметь влияние на события. Но тут имел значение еще и подход лидеров. В Щецине, например, экспертов поначалу не допускали, к ним относились с подозрением. А в Гданьске Валенса уже был с какого-то момента окружен деятелями оппозиции, знал их и осознавал свои слабые стороны. Он, некоторым образом, тоже прикидывал, что в переговорах с властями должен иметь на своей стороне кого-то, кто его не подставит, не одурачит. И когда на верфь приехали советники, это вызвало энтузиазм. Это было такое братание, такие эмоции — смотрите, даже интеллигенты приходят нам на помощь. Случай гданьской судоверфи — вообще нечто дотоле невиданное: сюда ведь приезжали и иностранные журналисты, для них организовали пресс-центр, подбирали переводчиков, которые тоже были люди с образованием.
КП: То есть нечто особенное в этом все-таки было.
ПР: На самом деле это был феномен, который сегодня даже трудно описать.
КП: А существовало ли раскол между Побережьем и другими городами? Ведь эта «одна» забастовка была многими, в которых тоже играли свою роль амбиции лидеров, усталость бастующих и т.д.
ПР: Действительно, многое зависело от амбиций лидера бастующего предприятия, но, когда забастовал Гданьск, большинство предприятий признало его первенство. Когда Забастовочный комитет под предводительством Валенсы 16 августа завершил забастовку (изначальные требования были выполнены), то можно понять, что более мелкие предприятия почувствовали себя преданными — верфь своего добилась, а до других им и дела нет. Однако когда протест уже превращался в крупную забастовку «Солидарности», в Гданьске возобновили забастовку и создали МЗК, объединивший другие предприятия — они солидаризовались с судоверфью и поддержали ее требования. Все предприятия, от малых до великих, сказали: «Да, это наши требования».
Протестующие на Гданьской судоверфи. Источник: WikipediaЧто касается Щецина, где Августовское соглашение забастовщиков с правительством было подписано 30 августа 1980 (на день раньше, чем в Гданьске), его самостоятельность в этом вопросе могла быть вызвано несколькими причинами. Говорят, что со стороны властей там вел переговоры Казимеж Барциковский, который разговаривал с рабочими довольно резко. Кроме того, у Щецина был своего рода комплекс в отношении Гданьска: более крупного города с более заметной оппозицией. Контакты между городами были, и была договоренность, что они бастуют до тех пор, пока не добьются соглашения. И Щецин хотел показать, что он уже всего добился и может закончить. Тут они немного, так сказать, побежали впереди паровоза, потому что все остальные все-таки ждали Гданьск. Ну и Щецинское соглашение было хуже Гданьского, менее определенное — к примеру, протестующие не получили там согласия на создание свободных, то есть новых профсоюзов.
КП: Так значит, картина невероятного единства, которое выше разделения, это скорее выбеленный образ спустя годы?
ПР: Августовские забастовки и спонтанность тех протестов — это одно, а сама «Солидарность» как организация — другое. Во время забастовок протестующие предприятия были центрами революции, подчинявшимися сами себе. Гданьском тогда руководил МЗК, а не власти или первый секретарь. К примеру, именно МЗК решил, что скоростная железная дорога, соединяющая Гданьск, Гдыню и Сопот, должна функционировать, потому что работники некоторых специальностей все же должны добираться до работы — и поезда ходили, но с флагами Солидарности. Еще пример: власти пытались заблокировать поставку продовольствия на протестующие предприятия, но очень скоро взбунтовались сами поставщики, и у властей оказались связаны руки. В конце концов, невозможно же вмешиваться одновременно в нескольких сотнях мест в стране.
Протестующие на Гданьской судоверфи. Источник: WikipediaОднако размышляя о том, что происходило после забастовки, мы говорим уже совсем о другом. Начали формироваться фракции, клики, кто-то кого-то одного поддерживал, а кого-то другого — нет. Была группа, связанная с Лехом Валенсой, была группа, связанная с Анной Валентинович. Конфликт Валенсы с Валентинович, иконой «Солидарности» (скорее личный, чем связанный со стратегией протеста), ее исключение, чтобы она не могла участвовать в первом съезде организации в 1981 году, — это свидетельство того, как те же люди смогли столь быстро перессориться. Сколь радикальными были Ян Рулевский Представитель радикального крыла «Солидарности», ориентированного на конфронтацию с властями, участник силовых конфликтов. и Мариан Юрчик Правый консерватор, радикальный антикоммунист. В 2000 был обвинен в контактах с коммунистической госбезопасностью в конце 1970-х, позже обвинения были сняты. — и сколь быстро посыпались обвинения в агентурном прошлом. Тот факт, что первый съезд «Солидарности» вообще состоялся и избрал демократическим путем своего лидера, заслуживает признания, но уже тогда среда не была сплоченной.
Это было особенно заметно осенью 1981 года. Тем более, что власти не спали —не следует об этом забывать. Нам кажется, что они были в шоке, не знали, что делать. А на самом деле уже через несколько дней после начала забастовки у властей были списки, кого надо изолировать и где — это была уже определенная подготовка к введению военного положения. Все это было сделано очень быстро. А потом действовала так называемая тактика отдельных конфликтов, постоянное провоцирование протестов со стороны профсоюза. Регистрация «Солидарности» В ноябре 1980 года власть отказывается регистрировать «Солидарность» без внесения в устав пункта о «руководящей роли ПОРП». В конечном счете регистрация все же состоялась, несмотря на отсутствие спорной формулировки. — конфликт. Дело Нарожняка Члены «Солидарности» Нарожняк и Сопела, предавшие гласности секретную инструкцию власти о борьбе против «антисоциалистических элементов» в «Солидарности», были арестованы в ноябре 1980 года, но вскоре освобождены под угрозой всеобщей забастовки. — конфликт. Быдгощская провокация Избиение полицией членов «Солидарности» в Быдгоще в марте 1981 года. — конфликт. Они возникали при малейшей возможности, их искусственно провоцировала и Служба безопасности. Это привело к клинчу, который должен был показать, что с «Солидарностью» вечно какие-то проблемы.
КП: А это, наверное, вело и к очередным конфликтам между людьми в самой «Солидарности».
ПР: Власти хотели измотать общество забастовками. Как ответить на провокацию со стороны властей? Созываем забастовочный комитет, готовимся. Объявляем забастовку, бастуем, прекращаем забастовку... Если выйти на одну забастовку, другую, третью, силы еще есть, но если — на пятую, на десятую, то люди уже говорят: «Нет, я сегодня больше не бастую». А разногласия в «Солидарности» становились все сильнее и сильнее. И то, что сегодня ставят «Солидарности» в вину — что не была обеспечена безопасность денег, полиграфического оборудования, базы, — во время военного положения власти все это захватили без особых проблем.
КП: Вот так мы и дошли до наших дней, когда многие тогдашние активисты не могут ни разговаривать друг с другом, ни даже руки друг другу пожать. Тоже интересная тема в контексте того легендарного единства.
ПР: Увы, лидеры профсоюза сейчас используют августовскую годовщину для собственных внутриполитических игр. Каждый год общество боится, что 31 августа не будет мирным праздником. В этом году «Солидарность» истерически реагирует на слова «Новая Солидарность» В июле этого года партия «Гражданская платформа» заявила, что создаст общественное движение «Новая Солидарность» для широкого круга активно настроенных граждан, поддерживающих либеральный курс страны и ценности Евросоюза. — как считают в профсоюзе, эта инициатива политиков может привести к присвоению «Солидарности» и самого праздника. Но ведь никто не собирается ни с кем за него драться или его присваивать — что бы это ни значило. В эти исторические дни каждый имеет право праздновать и прийти на площадь Солидарности в Гданьске. Профсоюзным деятелям тоже никто ничего не запрещает. Когда мы в Европейском центре Солидарности отмечаем какой-то праздник, годовщину и пр., то приглашаем все круги — такой у нас обычай, потому что мы хотим объединять, а не раз делять.
КП: Как поет Мацей Петшик, «больше нас объединяет, чем могло бы разделять», хотя сегодня в это трудно поверить.
ПР: Профсоюз, на мой взгляд, должен четко сказать, что он такое: политическая шестеренка государственной власти (независимо от того, кем она осуществляется) или профсоюз, решающий проблемы трудящихся, — я высоко ценю их деятельность в защиту рабочих. Разделение (в историческом контексте) деятелей «Солидарности» на лучших и худших недопустимо.
К сожалению, эта среда очень сильно разделена, и внутри нее множество конфликтов.
КП: Как вы думаете, может еще сейчас повториться что-то вроде августа 1980-го? Что должно было бы или могло бы произойти, чтобы мы снова почувствовали, что есть нечто более важное, чем наши мелкие группировки? Наверное, что-то трагическое...
ПР: Похоже, что да. Мы весьма успешно разделились как нация, и это постоянно подогревают. Думаю, повторение того, что было, невозможно. Это действительно была такая специфика тех лет, того общества, у которого имелся некий общий противник. Был противник, который правил авторитарно, в стране была цензура и пропаганда, людей изолировали, люди пропадали, их арестовывали, мы не могли уехать из страны, уровень жизни был низким и т.д. Сегодня мы живем в стране, которая является бенефициаром средств ЕС, границы открыты, множество молодых людей совершенно не интересуются политикой. Это абсолютно разные реальности.
КП: Пока что...
ПР: Ну да, пока что. В любом случае, я думаю, что нечто подобное больше уже повториться не сможет. Но само слово «солидарность», память о «Солидарности» очень важны, мы должны помнить об этом и говорить. Это было явление общемирового масштаба, движение, которое привело к Круглому столу, бескровной трансформации и успешному изменению политического строя. Это наша новейшая история, и мы должны ею гордиться.
Перевод Елены Барзовой и Гаянэ Мурадян
