О том , что на севере Польши, в окрестностях Гданьска , есть Кашубия, знает каждый в стране на Висле. Но чаще всего представление об этом регионе исчерпывается набором информации, который можно назвать фольклорно-туристическим. Он включает в себя только сведения, подготовленные для нужд приезжих — так, чтобы он чувствовал, что знает что-то о кашубах, но вместе с тем не должен был предпринимать большие интеллектуальные усилия. Чаще всего самая «продвинутая» версия такого набора включает в себя четыре основные темы: географическое положение, язык, народная культура и ландшафт.
Кашубы. Версия для туристов
Во-первых , где же находится Кашубия? Это край, который расположен к западу от устья Вислы. Его северную границу образует берег Балтийского моря, южную проводят примерно по городу Хойнице, а западную — по условной линии между городами Слупск и Мястко. На этой территории сейчас проживает около 230 тысяч человек, которые идентифицируют себя как кашубы. Некоторых из них мы знаем по первым полосам газет: это и политики, самый известный из которых — Дональд Туск, и деятели культуры — например, актриса Данута Стенка и певица Наталия Шредер, хорошо знакомые польской публике.
Во-вторых , у кашубов есть свой язык. Его часто ошибочно называют диалектом польского, но кашубы сумели доказать, что они говорят на отдельном языке в полном смысле этого слова. У них есть свои словари, правила орфографии и грамматики, а также литература, насчитывающая уже не одно столетие. В итоге с 2005 года кашубский признан в мире как один из западнославянских языков.
Многие лингвисты считают , что кашубский язык сохранил свой изначальный славянский облик намного больше, чем польский, — несмотря на большой пласт заимствований из немецкого, которые появились в результате многовековой немецкой доминации на этой территории.
Сейчас на этом языке говорит примерно сто тысяч человек.
Разницу между диалектом и языком хорошо иллюстрирует следующая байка. В какую-то телепередачу пригласили гураля из Подгалья , силезца и кашуба, и каждый должен был говорить «по-своему». Кашуб начал выступать третьим, и тогда запись прервали. Почему? Оказалось, что никто не предусмотрел переводчика. Когда говорили гураль и силезец, в этом не было необходимости — она появилась только тогда, когда в студии зазвучал кашубский. И это неудивительно, ведь этот язык бывает для поляков непонятен. Например, если слово «девушка» звучит похоже (dziewczyna по-польски и dzéwczã по-кашубски) , то, например – «штаны» по-польски будет spodnie , а по-кашубски bùksë , «дом», соответственно, dom и chëcz , а «до свидания» — do widzenia и do ùzdrzeniô. Не зная этих и других слов , польскоязычный человек не сможет понять кашуба.
В-третьих , народная культура. При слове «кашубы» поляки чаще всего представляют традиционные костюмы, вышивку, нюхательный табак и специфические музыкальные инструменты, такие как бурчибас и дьявольская скрипка. Иными словами, перед глазами встает фольклорный образ людей, живущих в сельской местности. Между тем в Гданьске действует, например, Кашубский институт, здесь находится офис Кашубско-Поморского объединения, выходят научные и научно-популярные публикации. Всего в Гданьске живет больше десяти тысяч человек, идентифицирующих себя как кашубы; по некоторым оценкам, кашубские корни есть у каждого четвертого жителя Гдыни (современный портовый город, насчитывающий 200 тысяч жителей).
В-четвертых , ландшафт. Удивительно, но у трех туристов, вернувшихся из Кашубии, могут быть совершенно разные впечатление о природе и рельефе местности. Один побывает на море и будет вспоминать пляжи, дюны, низкорослые сосны, а также луга и пахотные поля, раскинувшие в низинах. У второго, вернувшегося из Центральной Кашубии (так называемая Кашубская Швейцария — окрестности городов Картузы и Косьцежина), останутся в памяти заметные возвышенности, покрытые смешанным лесом с преобладанием бука. Он будет помнить характерные продолговатые озера, живописно расположенные в долинах, и их крутые, заросшие лесом берега. Озера запомнятся и третьему, который провел отпуск в Южной Кашубии. Но возвышенностей там уже нет, а почва сухая, песчаная и растет на ней почти исключительно сосна, которую часто высаживают «по линейке».
К сожалению , во всей Кашубии преобладает современная застройка, которая лишена местной специфики и никак не связана с традицией. Отдельные старые дома, которые кое-где остались, называют обычно «домами в клетку».
Это постройки каркасной конструкции (такая ее разновидность называется шахулец) с белеными , чаще всего глиняными стенами и темными балками, действительно напоминают клетку и считаются типично кашубскими. На юге региона меж тем строили дома из досок, так называемые боровяцкие хаты, а на севере немало усадеб и дворцов, которые когда-то принадлежали кашубской шляхте, а потом по большей части перешли во владение немцев. Еще иначе выглядят, например, дома рыбаков, которые можно увидеть вдоль пешеходной улочке в Хеле на одноименной косе…
Все это свидетельствует о том , что, вопреки стереотипному туристическому образу, Кашубия — вовсе не однородный в природном и культурном отношении регион, где все говорят на своем языке, носят национальные костюмы и живут в «домах в клетку». Это прежде всего родина людей, которые жили на этой земле веками.
Как равный с равным
Предки современных кашубов перекочевали на эти землю — к южным берегам Балтики — примерно тогда , когда пространство Центральной Европы заселяли другие славянские народы, то есть в VI-VII веках нашей эры. Сегодня этот регион называется Поморье, поморянами называли местных жителей и средневековые хронисты.
Стоит уточнить , что в немецкой литературе понятие «Поморье» понимается несколько иначе, чем в польской. Для немцев это прежде всего земли, расположенные к востоку от Эльбы, так что слово «Померания» (Pommern) означает то, что в Польше называется Западным Поморьем. У нас же понятие «Поморье» объединяет и эти земли, и Гданьское Поморье, то есть место проживания современных кашубов (Pommerellen, Восточное Поморье).
Итак , поморяне заняли территорию от Одры (иногда указывается также остров Рюген), вдоль берега моря, до современного Гданьска. С юга этот край ограничивает полоса труднопроходимых болот — пойма рек Варта и Нотець. Когда мы сегодня смотрим на карту территории, которую занимало до XI века поморское, пракашубское население, становится ясно, что кусочек земли под Гданьском, считающийся сегодня Кашубией, — всего лишь малая часть территории, которую населял некогда этот славянский народ.
На пороге второго тысячелетия Поморье было в политическом и административном смысле отдельным формированием.
В апреле 1046 года при дворе германского правителя Генриха (вскоре он будет коронован императором) происходит необычная встреча. В замке в Мерзебурге примиряются враждующие славянские князья: чешский Бржетислав , польский Казимир и поморский Земомысл. Мы знаем об этих переговорах из летописи бенедиктинского монастыря в Альтахе (современный Нидеральтайх) в Баварии. Автор источника не указывает, что Поморье является частью какого-то другого политического формирования; очевидно, это такая же автономная и самоуправляемая политическая единица, как край полян в Великопольше или чехов.
Можем ли мы называть Земомысла , первого правителя Поморья, который нашел свое место на страницах истории, кашубом? Тут появляется резонный вопрос: как соотносятся между собой Поморье (с центром в районе устья Одры) к Кашубия (расположенная сейчас в районе Гданьска)? Можем ли мы поставить между ними знак равенства?
Сперва следует выяснить , когда в истории появилось понятие «кашубы». Это произошло в документе, написанном целых двести лет спустя после съезда в Мерзебурге, а именно в папской булле 1238 года. В этом документе подтверждается, что князь Богуслав, сын Богуслава, «славного правителя Кашубии», и его потомки передали земли в Старогарде — городе на реке Ина — и его окрестностях ордену иоаннитов. Речь идет об основателе династии Грифитов (Грифичей), владевших Западным Поморьем до XVII века. Уже с XIII века они величали себя титулом «правители Кашубии», «правители кашубов», который гравировали на своих печатях.
Однако правили Грифиты Западным Поморьем , то есть территорией, лежащей в нескольких сотнях километров от окрестностей Гданьска, сегодняшней земли кашубов. Тут же, районе Гданьского Поморья, правила другая династия — Собеславицев, которые в то время не именовали себя кашубами. Как же тогда объяснить тот факт, что оба эти княжества мы сегодня называем колыбелью кашубов?
По мнению современных поморских историков , все поморяне, от Одры до Вислы, были предками кашубов и представляли собой единый культурный (но не политический!) организм.
Само это название появилось сперва применительно к Западному Поморью (между Одрой и Эльбой) , а потом стало употребляться и в отношении населения окрестностей Гданьска. Почему же в таком случае мы сегодня не найдем многочисленных кашубов в Щецине или Колобжеге? Причина этого — длившаяся со времен Средневековья германизация: вытеснение славянской культуры идущей с запада немецкой. Гданьское поморье сохранило близкие отношения с католицизмом, благодаря чему здесь сохранилась славянская культура, которую мы сейчас называем кашубской. Сегодняшние кашубы — это последние представители славянского народа, который когда-то населял южное побережье Балтики от Одры на западе до Вислы на востоке.
В кашубской культуре Поморье и Кашубия часто воспринимаются как синонимы , то есть сегодняшнюю Кашубию считают частью Поморья, а Поморье — кашубской прародиной.
Кашубам так никогда и не удалось создать собственного государства в полном смысле слова. Слишком сильным было давление — культурное , политическое и военное — со стороны польских и особенно немецких соседей.
Небольшая (в сравнении с XIII веком) территория к юго-западу от Гданьска , на которой им удалось сохранить свою идентичность, входила в состав государства Тевтонского ордена, затем Пруссии, а затем — объединенной Германской империи.
Демон германизации и власть солдатни
В эпопее «Жизнь и приключения Ремуса» Александра Майковского — изданной в 1938 году и лишь в 1960-е переведенной на польский — заглавный герой путешествует по своей родине с миссией пробудить кашубское самосознание земляков. Его противники — с одной стороны , Черник (своего рода демон, олицетворяющий все немецкое), а с другой — его собственные демоны: Труд, Страх и Нетсмысла. Это метафора ситуации, в которой оказались кашубы на рубеже XIX–XX веков. Собственное бессилие в стремлении к развитию традиций, культуры и самобытности сталкивается с экспансией и агрессией процессов германизации. Ремус яростно протестует против продажи имений немцам, против подчинения своих соотечественников внешней силе, отождествляемой со злом в чистом виде.
Это , конечно, литературный вымысел, но сила этого самого известного произведения, написанного на кашубском языке — убедительное описание ситуации, в которой оказались кашубы в преддверии Первой мировой войны, когда казалось, что они обречены на полную ассимиляцию с немцами. Тем более что тогда на карте Европы еще не было Польши.
Однако в среде кашубской интеллигенции по-прежнему присутствовала идея , которая со временем стала звучать все громче и четче: мы славяне, наши братья поляки борются за независимость, мы должны встать рядом с ними и в нужное время громко высказать требование о присоединении нашей Родины к возрожденной Польше. Этот постулат становился все популярнее.
В 1918 и 1919 годах велась подготовка к восстанию с целью изгнать немцев из Гданьского Поморья. Однако Версальский договор «уладил дело» — бóльшая часть Кашубии была передана Польше , что вызвало у жителей этих земель всеобщий бурный энтузиазм.
В 1920 году регион вошел в состав Второй Речи Посполитой. Точных данных о том , сколько людей в межвоенное двадцатилетие считали себя кашубами или говорили на кашубском языке, нет, поскольку в переписи населения возможность указать такую принадлежность отсутствовала. По примерным оценкам ученых, число кашубов в этот период составляло около 150-170 тысяч человек.
Вхождение в состав нового государства поначалу принесло кашубам огромное разочарование. Если для немцев «кашубскость» была чем-то «чересчур польским» , то для самих поляков, как выяснилось, она носила явные признаки «немецкости». Местное население было кашубско- и немецкоязычным: ведь все здесь ходили в немецкие школы, польского же многие не знали. Когда уланы Голубой армии генерала Юзефа Халлера (неофициальное название произошло от цвета мундиров) заняли в 1920 году Померанию, сложилась ситуация, для описания которой слово «недоразумение» следовало бы счесть, мягко говоря, эвфемизмом. Ян Карновский — один из выдающихся пропольских кашубских деятелей — назвал поведение польских военных в Кашубии «позорным правлением солдатни». В самом деле, из не слишком широко известного отчета Поморской комиссии следует, что жители этих земель не рассматривались польскими военными властями как соотечественники, которые веками противились германизации. Происходили грабежи и похищения девушек, применялись телесные наказания, а ряд экономических и административных решений привел к резкому обнищанию местного населения, которое до тех пор, при немецком правлении, жило в относительном достатке (по крайней мере, более благополучно, чем в австрийской Галиции или российском Царстве Польском).
Подобное положение дел можно объяснить многими факторами , но несомненно, в том, что в последующие годы называли «кашубским вопросом», не последнюю роль сыграло непонимание местной специфики. Стремление кашубов к автономии, к праву решать самим за себя, к самоуправлению в рамках польского государства воспринималось как проявление опасного сепаратизма, как желание отделить эту землю от Польши.
Кашубские деятели , например, связанные с журналом Zrzesz Kaszëbskô, подвергались преследованиям и репрессиям. У них конфисковывали целые тиражи, некоторых людей вынуждали переезжать в другие регионы страны.
Главный редактор издания , Александр Лабуда, открыто говорил о возможности локальной кашубской политической жизни и поднимал вопрос о признании кашубского отдельным языком, а не диалектом. Он был одним из главных приверженцев той точки зрения, что кашубы — это отдельный народ. Такая позиция в межвоенное двадцатилетие стоила Лабуде нескольких уголовных дел: его приговаривали к штрафам и даже условным срокам.
Польские власти делали все это потому , что, с их точки зрения, «чрезмерный» упор на этническую идентичность представлял собой угрозу, что это не иначе как проявление сепаратистских и прогерманских настроений. Следует добавить, что в то время Германия проводила пропагандистскую кампанию, убеждая кашубский народ, что в составе немецкого государства им было бы лучше.
Война
Настал 1939 год и эта пропагандистская мистификация немцев показала свое истинное лицо. Стало ясно , что ни о каком особом отношении к кашубской самоидентификации речи не идет.
Именно в Поморье нацисты осуществили первый в ходе Второй мировой войны акт массовых репрессий. Речь идет о так называемом Поморском преступлении — самой кровавой части Intelligenzaktion , операции террора против польской элиты. В ходе этих событий в течение нескольких месяцев до начала весны 1940 года в Поморье было убито, по разным оценкам, от 30 до 40 тысяч человек. К стенке, в числе прочих, поставили и представителей кашубской интеллигенции — врачей, учителей, священников, местных деятелей и предпринимателей. Их арестовывали и методично расстреливали по заранее составленным спискам, в которых фигурировали имена тех, кто так или иначе после 1920 года подчеркивал свою симпатию к Кашубии, Поморью и Польше. Речь шла о том, чтобы уничтожить всю поморскую элиту. В Пясьницких лесах немцы убили 12–14 тысяч человек, в деревне Мнишек — 10 тысяч, в Шпенгавском лесу — 7–8 тысяч. По всему Поморью рассеяны тысячи могил.
«Кашубскость» , которая в межвоенное двадцатилетие была для поляков признаком сепаратизма и немецкости, теперь снова стала для немцев проявлением польскости и означала смертный приговор.
О том , что принесло кашубам окончание Второй мировой войны и последующие десятилетия, можно прочитать во второй части этой статьи.
Перевод Елены Барзовой , Гаянэ Мурадян и Валентины Чубаровой