Мы уже рассказывали о том , кем были предки кашубов, о том, как этот народ на протяжении веков подвергался германизации, затем с трудом отстаивал свою самостоятельность в межвоенной Польше, а потом страдал во время нацистской оккупации. Теперь речь пойдет о том, что принесло кашубам окончание войны, эпоха правления коммунистов и последние десятилетия.
Новые драматические события произошли весной 1945 года. На этот раз главными исполнителями преступлений против кашубов (и шире — жителей Поморья) стали солдаты Красной армии.
Поморская операция началась в конце февраля 1945 года. В Поморье с запада и юга наступали войска 1-го и 2-го Белорусского фронта. Целью было занять Гданьск. Советские солдаты , которые теперь вступали в Гданьское Поморье, ранее участвовали в боях на территориях, населенных почти исключительно немцами. Так что они нимало не усомнились, что и сейчас находятся на территории «проклятой Германии».
А все потому , что в 1939 году Адольф Гитлер включил данную территорию в состав Рейха. Если на большей части польских земель было создано отдельное административно-территориальное образование — Генерал-губернаторство, то в Поморье оккупация имела вид аннексии.
Во время войны тысячи проживавших здесь кашубов и поморян были убиты , а еще тысячи в 1939–1945 годах вывезены в лагеря и на «принудительные работы» вглубь Германии. На их место привезли немецких колонистов.
Так изменились этнические пропорции — увеличилось количество немцев , уменьшилась доля коренного населения. Вдобавок существовала еще и проблема фолькслиста, специальный документ, выдававшийся властями Третьего рейха «этническим германцам» за пределами Германии, прошедшим процесс натурализации, и игравший одновременно роль паспорта и удостоверения о «чистоте происхождения» который кашубов принуждали подписывать. В случае отказа людям грозила конфискация имущества , заключение всей семьи в трудовой или концентрационный лагерь и даже расстрел. По данным историков, связанных с музеем Штуттгоф, фолькслист подписало 54,5 % населения Поморья. Следствием этого стал насильственный призыв молодых мужчин в вермахт. За укрытие того, кто получил повестку в армию и не явился, грозило истребление всей семьи.
Расстрелы в Поморье. Источник: magazynkaszuby.plА теперь зададим себе вопрос — возможно , риторический: мог ли советский солдат, вступавший в кашубскую деревню, знать обо всех этих тонкостях? Он входил в сельский дом, находил в ящике фотографию сына в форме вермахта — и ему все становилось ясно. Он знал, что должен делать. В конце концов, именно к нему обращался в своих воззваниях советский пропагандист Илья Эренбург:
Мы идем по Померании , а перед нашими глазами разоренная, окровавленная Белоруссия... Теперь Гитлер молчит, а немцы и немки кричат, стонут, воют... Кружитесь, горите, войте смертным воем — настала расплата.
Несомненно , и поморские, кашубские женщины, гражданки довоенной Польши, разделили судьбу немок. Сексуальное насилие, которому они подверглись, носило массовый характер. Хотя здесь сложно привести какие-либо цифры, многочисленные показания свидетелей указывают на то, что ни одна женщина не могла чувствовать себя в безопасности.
Не то чтобы Красная армия не знала обо всем этом , о сложных межнациональных отношениях. Но эти знания были доступны офицерам. Мог ли обо всем этом знать рядовой фронтовой солдат? Сомневаюсь.
Из множества рассказов следует , что советские офицеры строго наказывали солдат за издевательства над местными женщинами. Случалось, что виновных расстреливали на месте. Но, возможно, офицерам не всегда удавалось контролировать собственных подчиненных, если они вообще этого хотели. Есть также и воспоминания очевидцев, из которых следует, что офицеры сами принимали участие в этих преступлениях.
Польские женщины постоянно подвергаются риску насилия со стороны солдат Красной армии. Командиры утверждают , что солдаты уже давно без семей, а ввиду отсутствия немок — польки должны удовлетворять их нужды.
По свидетельствам очевидцев , когда советские солдаты входили в деревню, то занимали хутор, овин, иногда на несколько часов, иногда на пару дней. Устраивали охоту на женщин. Держали их взаперти, подвергали групповому изнасилованию.
Иногда изнасилования совершались в спешке , чуть ли не во время боев, например в бункере, где прятались мирные жители. Некоторые женщины выбирали самоубийство. Не избежали подобной участи и несовершеннолетние девушки.
Часто изнасилование происходило на глазах у всей деревни , в присутствии детей этих женщин, их мужей, отцов и соседей. Так было, например, в Борово-Млыне (Бытовский повят), в Гдыне, а также в селах близ городов Косцежина и Картузы (автор этих строк лично разговаривал примерно с полутора десятками непосредственных свидетелей преступлений, совершавшихся в этих местах). «Изнасилованных женщин были десятки тысяч. Масштабы этого явления огромнейшие» , — говорит историк Кшиштоф Филип из гданьского отделения Института национальной памяти. Конечно, всё это держалось в тайне и не обсуждалось годами.
В июне 1945 года санитарные службы Гданьска зарегистрировали пять тысяч новых случаев венерических заболеваний. В мае 1945 года в Старогардском повете зафиксировано три тысячи случаев , а в Тухольском — тысяча семьсот.
На масштаб явления косвенно указывают и другие данные. Достаточно заглянуть в приходские книги , в которых регистрировали новорожденных: в них отдельно зафиксированы «дети без отца». Как следует из книг приходов в Хойницах, Брусах и Картузах, в течение года перед вступлением Красной армии в эту категорию попадало в среднем 16 % новорожденных. Зато через девять месяцев после вступления Красной армии доля увеличилась в два раза — «без отца» на свет появились 32 % от общего числа новорожденных.
Красная армия осталась в памяти кашубов еще и другим. Советские военные власти арестовывали местных жителей , чаще всего — мужчин, которые затем попадали в сибирские лагеря. Разумеется, потому, что они были жителями «Германии» и должны «искупить» преступления нацизма. По некоторым оценкам, таким образом на «бесчеловечной земле» «На бесчеловечной земле» — название лагерных мемуаров польского художника и писателя Юзефа Чапского. оказалось около сорока тысяч жителей Поморья , в том числе — свыше десяти тысяч кашубов.
Новые времена
Пришла новая , коммунистическая эпоха, а с ней и новые унижения.
Те жители Поморья (в том числе кашубы) , которые подписывали фолькслист, должны были доказывать, что они поляки. Началась так называемая акция верификации.
Решение принимал суд или чиновник , обычно приезжий из другой части страны. Он должен был выяснить, произошло ли подписание фолькслиста «с целью избежать жестокого преследования» — как гласил закон, только в этом случае оно считалось оправданным.
Интерпретация этой статьи была порой очень вольной… Кроме того , человек должен был доказать, что во время войны он «рискуя свободой или жизнью активно оказывал помощь польскому обществу». Отрицательный исход верификации означал принудительное выселение в Германию. Иногда дело решал донос соседа, сделанный из личной мести, иногда — отсутствие денег на взятку чиновнику.
Вторая мировая война в Кашубии выглядела иначе , чем, например, в окрестностях Варшавы или Кракова. Здесь можно привести обобщенный рассказ, который часто можно услышать в районе Картуз или Косьцежины.
В 1939 году немцы убивают , например, сельского старосту, учителя или врача за его «польскость». Его вдова в 1943 году подписывает фолькслист. У нее нет выбора; она известна среди знакомых своими пропольскими взглядами довоенных времен, в случае отказа ей самой и ее детям грозит концлагерь или расстрел. В итоге она как гражданка Третьего рейха должна примириться с тем, что ее старшие сыновья идут на фронт в мундирах вермахта. Они гибнут в окопах, а когда война заканчивается, эту женщину и ее дочерей как «немок» насилуют солдаты Красной армии. Ее близких, например, братьев, вывозят в лагеря в Сибирь. Она же сама не может доказать, что подписала фолькслист под угрозой смерти и «активно оказывала помощь польскому обществу». Она просто пробовала пережить это страшное время. В итоге ей приходится уехать в Германию, где она как переселенец и полька подвергается новым унижениям. Под конец жизни она возвращается в родные места. По-польски женщина говорит уже слабо, главным образом объясняется на кашубском (который всегда был ее первым языком) и немецком (который она учила в школе еще до 1920 года). Поэтому она становится объектом насмешек и притеснений со стороны сородичей, которые считают ее немкой.
Советские солдаты в Клодзко , 1945. Источник: magazynkaszuby.plТакие истории — не редкость в кашубских деревнях.
Власти Польской Народной Республики относились к кашубам также , как власти Второй Речи Посполитой. Как правило, им позволялось культивировать традиции, но только в той мере, в которой они сводились к фольклору, так называемой народной культуре.
Кашубские ансамбли народной музыки были желанными гостями на официальных торжествах. И всё. Ничего сверх этого.
Служба безопасности разрабатывала кашубских «радикалов» — то есть тех , кто пытался добиться каких-то привилегий в области, как мы бы сейчас сказали, местного самоуправления. Например, в первой половине 1950-х была установлена слежка за Александром Лабудой, Яном Трепчиком и Игнацием Шутенбергом. В чем их подозревали? Помимо привычного сепаратизма появляется другое обвинение: в немецком ревизионизме. Кашубским деятелям приписывали «подозрительные связи» с Союзом гданьчан в Германии.
Сепаратизм и «прогерманские настроения» кашубов — то есть , в сущности, нелояльность по отношению к польскому государству — была своего рода идеологическим и пропагандистским кнутом, при помощи которого власти ПНР на протяжении многих лет пресекали все попытки подчеркнуть этническую обособленность. Рассуждения о кашубском языке (официально считавшемся диалектом), кашубском народе, об истории и независимых от Польши поморских князьях — все это рассматривалось как антигосударственные взгляды.
С целью пресечения сепаратистских тенденций следует избегать таких слов , как «кашуб», «Кашубия», используя вместо них словосочетание «местное население».
Двадцать лет спустя в Щецине , Гданьске, Гдыне и Эльблонге рабочие вышли на улицы в знак протеста против повышения цен — и, шире, против «народной власти». Речь идет о событиях декабря 1970 года — кроваво подавленном бунте рабочих. Солдат , которых привезли в Гданьск подавлять протесты, начальство убедило, что они едут бороться с немецкими кашубами, которые хотят присоединить Поморье к Западной Германии. Это, конечно, было совершенно абсурдной бессмыслицей, но сама формулировка свидетельствует об отношении коммунистических властей к кашубам. А тот факт, что молодые резервисты в это поверили, можно считать доказательством того, сколь эффективна была тогдашняя пропаганда.
Тут нельзя не вспомнить о Кашубско-поморском объединении (КПО). Несмотря на подозрительное отношение органов государственной власти ко всем попыткам самоорганизации и проявлениям независимости , в 1964 году такое объединение удалось создать. Это произошло в результате объединения двух существовавших прежде организаций: Кашубского объединения и Коцевского объединения. КПО с тех пор действует непрерывно до сего дня, и именно ему принадлежат главные заслуги в сохранении кашубской культуры в эпоху ПНР и после перемен 1989 года.
Представители Кашубско-поморского объединения на марше в Гдыне в День независимости Польши , 2010. Источник: ВикипедияКашуб или поляк?
Итак , мы дошли до современности. Чтобы попробовать рассказать о кашубах во втором десятилетии XXI века, стоит начать со статистических данных. Сколько сейчас в Польше живет кашубов?
Конечно , если говорить о кашубах «по крови», назвать какую-то достоверную цифру невозможно. Иногда говорят, что (по примерным подсчетам) в Польше живет около полумиллиона людей с кашубскими корнями. Более достоверный критерий — самоидентификация. Тут у нас довольно точные цифры — данные переписи населения за 2002 и 2011 годы.
В 2002 году можно было указать только одну национальную принадлежность , поэтому кашубам приходилось выбирать между своей польской и кашубской идентификацией. Вероятно, очень многие из них в этой ситуации отдали предпочтение первой. Кашубами себя в 2002 назвали 5 062 человека.
В 2011 году ситуация была диаметрально противоположная. Появилась возможность отметить принадлежность более чем к двум этническим группам , и оказалось, что в Польше живет 232 547 человек, которые считают себя кашубами. Часть из них ставит на первое место польскую идентичность, а на втором — кашубскую, часть наоборот.
16 тысяч человек во время переписи указали только одну идентичность — кашубскую. То есть число таких людей выросло за девять лет более чем в три раза.
Многие из тех , кто считает себя только кашубом, объединены в организации Kaszëbskô Jednota. Они активно добиваются признания кашубов национальным меньшинством и наделения их соответствующими правами, какими обладают в Польше, к примеру, лемки и татары.
Семья на съезде Кашубов в Лембе , 2005. Источник: ВикипедияВ этой среде открыто говорится о полонизации , которая заключается в постоянном вытеснении кашубской культуры польской и, по мнению национальных активистов, представляет собой сейчас наибольшую угрозу для кашубов. Это происходит и на индивидуальном уровне, особенно в ситуации, когда человек хочет быть одновременно и кашубом, и поляком. Как считают сторонники однозначного национального самоопределения, такой человек в конечном счете откажется от своей кашубской идентичности в пользу польской.
Подчеркнем: такого мнения придерживается меньшинство , буквально несколько процентов тех, кто считает себя кашубом. Абсолютное большинство разделяет позицию, которую в самом регионе называют двойной идентичностью. В соответствии с этой концепцией польская и кашубская идентичность существуют на разных уровнях (как принадлежность к большой и малой родине) и совершенно не входят между собой в конфликт, а напротив, оказываются взаимодополняющими.
Сейчас в Польше проходит очередная перепись населения. Кашубское сообщество с нетерпением ждет его результатов.
Так хорошо , так плохо
В каком состоянии сейчас находится кашубская культура? На такой вопрос сложно ответить однозначно. С одной стороны , пожалуй, никогда еще у нее не было столь благоприятных условий для развития. С другой — никогда еще она не сталкивалась с такими серьезными проблемами.
Начнем со светлой стороны медали , то есть с того, почему никогда еще дело не обстояло так хорошо.
После 1989 года в Польше были созданы финансовые , правовые, политические и организационные рамки для деятельности по развитию культуры регионов. После вхождения страны в Евросоюз появилось больше возможностей финансирования проектов , цель которых — укрепление идентичности этнических групп, таких как кашубы. Сейчас издаются книги на кашубском, проходят разного рода мероприятия (например, Всемирный съезд кашубов, в котором принимают участие тысячи людей), почти двадцать тысяч детей изучают в школах кашубский язык (государство предназначает на это большие дотации), в Поморье можно слушать радио на кашубском, а по государственному радио и телевидению идут программы о кашубах, часто также на их языке.
Означает ли это , что сейчас ничто не стоит на преграде в развитии кашубской культуры? Увы, нет.
Флаг Кашубии. Фото: Томаш СломчиньскийГлавное воплощение этой культуры — кашубский язык. Сможет ли он выжить в современном мире? Многое указывает на то , что это будет очень трудно. Дело в том, что в использовании этого языка возник так называемый разрыв поколений. В результате политики коммунистических властей кашубский язык был изгнан из школ и общественного пространства. Случалось, что кашубоязычных детей в школах наказывали, в том числе физически, что сам язык высмеивали, называя его «испорченным польским» или «языком деревенщины». В итоге сейчас на нем говорят люди старше шестидесяти лет (они знают его с детства, т.к. говорили на нем с родителями) и иногда дети, которые учат его в школах.
Представители среднего поколения языком не пользуются , они не вынесли его из дома: в течение нескольких десятилетий сами кашубы считали, что не стоит обращаться друг к другу на родном языке, раз это приносит столько проблем.
Поэтому так трудно сегодня снова сделать язык общеупотребимым и повседневным. Есть большой риск , что кашубский пополнит ряды мертвых языков. Может быть, на нем будут публиковать книги и журналы, а дети будут учить в школе стишки на кашубском, но никто не будет пользоваться им в обычной жизни. Еще никогда в истории не было так, чтобы родным языком пользовался столь малый процент кашубов.
Трудности с языком — это не единственная угроза для кашубской культуры.
Фольклоризация Кашубии и кашубов , то есть чрезмерный акцент на всем, что связано с народной культурой, тоже считается серьезной проблемой. Тем более часть этого фольклорного набора — это своего рода муляж. Например, кашубский национальный костюм, который сейчас является одной из главных визитных карточек региона, был спроектирован в шестидесятые годы по заказу тогдашнего государственного предприятия Cepelia, призванного популяризовать «народную культуру». Модельеры, перед которыми стояла задача туристического продвижения региона, даже не были родом из Кашубии. Подобным образом дело обстоит с музыкой — та, которая сейчас считается традиционной, принципиально отличается от того, что существовало здесь сто лет назад. Энергичные танцы после Второй мировой войны были отвергнуты и забыты как слишком напоминающие немецкие — их заменила упрощенная, лубочная версия, которая годится в качестве нехитрого развлечения туристов.
К сожалению , сами кашубы сейчас слишком часто отождествляют свою культуру «народностью». Они надевают национальные костюмы на фестивали с участием туристов, там же (и только там) охотно используют кашубский язык. Идентичность становится лишь своего рода эмблемой, который отвечает на туристический запрос.
И это еще не все. Есть и другая проблема , тесно связанная с историческими трудностями, — проблема, на мой взгляд, ключевая. Речь идет о кашубском комплексе и стереотипах на тему кашубов.
Якобы кашубы — это деревенщина , неотесанные и необразованные люди, склонные к набожности и с узким кругозором. Они недоверчивы по отношению к чужакам, подозрительны, недружелюбны. Не улыбаются, говорят на корявом польском, что подтверждает их «деревенскость». Кроме того, они подозрительно пронемецки настроены, как-никак их деды сражались в вермахте против польских патриотов… А вообще это сепаратисты, они хотят отделиться от Польши, доказательство тому — подчеркивание их языковой самобытности.
Именно так выглядит стереотип о кашубах , который до сих пор можно встретить в Польше. А проблема этого стереотипа в том, что он влияет на сознание человека, к которому относится. Кашубский комплекс порождает явление, которое называют регрессом этничности.
В течение десятилетий кашубы неохотно говорили о своих корнях. Они не хотели нарываться на неприятности. Так было еще недавно , но это меняется.
Все чаще в общественном пространстве можно видеть символы , подчеркивающие кашубскую идентичность — черно-золотые флаги, наклейки с грифом на машинах или одежду с вышивкой или принтом в виде традиционных узоров.
Все это есть , хотя полное избавление от комплекса и исчезновение стереотипа не произойдут мгновенно.
Если это все-таки произойдет , появится реальный шанс на настоящее возрождение кашубского языка, на котором молодые люди захотят говорить в повседневной жизни, испытывая гордость за свою принадлежность к кашубской общности. А если выживет язык, выживет и будет развиваться все культура.
***
Турист , для которого Кашубия — край красивых пейзажей, сами кашубы гостеприимны, угощают табаком, а по праздникам одеваются в традиционные костюмы, и не узнает, наверное, обо всем том, что происходило здесь в XX веке и происходит сейчас. Но, возможно, он наткнется где-нибудь на слова, написанные Гюнтером Грассом (немцем с кашубскими корнями) в «Жестяном барабане», и, быть может, они наведут тех, кто ищет отдыха, на размышления:
Потому как с кашубами нельзя куда-нито переезжать , они должны оставаться там, где они есть, и подставлять головку, чтоб другие могли по ней колотить, потому как наш брат и поляк не настоящий, и немец тоже не настоящий — а уж если кто и вовсе из кашубов, этого и немцам мало, и полякам мало. Им подавай все точно! перевод Софьи Фридлянд
Перевод Елены Барзовой , Гаянэ Мурадян и Валентины Чубаровой
