Женская ладонь, заклеенная пластырем с сердечками, крепко сжимает ручку детской коляски. «А-а-а-а-а», — кричит что есть силы Макс. Его голова опущена, но руки все время самовольно тянутся к прохожим. Будто что-то дают. Или хотят взять. «А-а-а-а-а». Олена не обращает внимания на удивленные взгляды. Толкает коляску вперед. По людным Иерусалимским аллеям. Мимо банка, пекарни. Ломбарда и обменника. Отражается с Максом в витрине магазина брендовой одежды. Проходит летнюю террасу кафе, полную людей. Проходит тайское спа, киоски с фастфудом. Лавашами. Кебабами. Хот-догами. Олена идет за хлебом.
Дома ждет 73-летняя мама и восьмилетняя дочь Оля. У мамы сахарный диабет и гипертония. У Оли — тяжелая форма аутизма. Но не такая тяжелая, как у Макса. Максу шесть. Он почти не идет на зрительный контакт. Не ходит самостоятельно. Не говорит. Не всегда реагирует на голос. Не выносит шума и резкого света. Не переносит лактозу. Таких «не», «не» и «не» еще очень много.
Кроме того, Максу вредит глютен. Хлеб в столице дорогой. Безглютеновый и подавно. А на Иерусалимских аллеях украинцы могут получить выпечку бесплатно. Впрочем, не только выпечку и не только украинцы.
Поэтому Олене, одинокой маме, приходится дважды в неделю ездить из подваршавского Сулеювека полтора часа на Иерусалимские, в фонд UNITERS. И так с марта 2022 года, когда она бежала от войны в Варшаву.
*
Тень шестиэтажного дома накрывает дворик и десятки людей, которые здесь ждут. Пожилые, мамы с колясками, дети. Кое-кто опирается на один, а то и два костыля.
Пустые пакеты в руках — почти у каждого. У многих — еще и рюкзаки. И сумки на колесиках.
Очередь продвигается медленно, люди не спешат. Переговариваются. С разных сторон доносятся обрывки разговоров:
«Я сегодня вообще не спала. Встала посреди ночи, померила — вот такущее давление. Думала, девочки, до утра не доживу... Кстати, а что там выдают сегодня кроме хлеба?»
«Есть какой-то индус или пакистанец, он в цифрах все считает. Вот он говорил: будет затишье — потом с новой силой еще война. И к 28-му году только, когда уже все перебьют друг друга, тогда будет мир — они будут вынуждены его принять, потому что воевать будет некому и нечем. И вообще все всех поубивают».
«Добрый день, а кто крайний за хлебом? Этот дедушка? Этот в черном свитере? Дедушка, я буду за вами. Но пока отойду на 15 минут. Пойду посмотрю что есть из одежды. Вы знаете, что там можно взять одежду бесплатно? Только с того другого входа надо зайти».
«Павловна, так вам надо сок алоэ смешать с медом. И три раза в день принимать. До еды. Я так внучку от кашля вылечила. Я вам принесу алоэ. Вы когда следующий раз будете?»
Очередь за хлебом в пункт UNITERS. Фото: Мацей Станик / Новая Польша*
В дверном проеме комнатки, заставленной выпечкой, волонтерки выдают хлеб. Виктор берет два батона и несколько булочек. Бережно прячет их в белый пакет. Затем кладет на самое дно плотной полиэтиленовой сумки. Говорит: «Хлеб здесь хороший. И люди хорошие. Хлеба нам хватит всей семье на неделю».
Черная кожаная куртка. Черная кепка. Улыбка. Золотой зуб. Серые большие добрые глаза. Виктору скоро 70. Придется встречать юбилей за 1 300 километров от родного Запорожья. «Мы с женой, дочкой и внуком приехали 3 марта 2022 года. Запорожье уже начали бомбить, — мы жили возле самого аэропорта, — рассказывает мужчина. — Так сын нас всех посадил на поезд и отправил. А сам остался. Он — офицер. Сейчас на нашем, запорожском направлении. Зять тоже военный. Лежит с ранением...»
Виктор крепко сжимает ручку пакета с хлебом. Отводит глаза: «Помощь нужна. Сильно не разгонюсь по деньгам. Наши пенсии не соответствуют польским ценам. Вот и приходим сюда».
«А-а-а-а». Виктор резко оглядывается на детский крик — это Макс с Оленой стоят неподалеку.
«Я в ноябре съездил домой, посмотреть, — продолжает Виктор. — Потому что мне лекарства там дают бесплатно — я же после инфаркта. В Польше эти лекарства тоже есть, но нет таких дозировок. Приехал. Открыл дверь — вдохнул полной грудью — я дома. Пахнет своим. У меня приусадебный участок, смотрю — все заросло. Меня же не было почти три года. Я тогда что — успел только виноград обрезать и зимний чеснок посадить. И назад — в Польшу. А кто копать будет — уже и не знаю...» — вздыхает.
*
Олене и Максу хлеб и булочки откладывают с самого утра — чтобы им не приходилось стоять в очереди. Волонтерка выносит все на улицу, дает Максу в руку безглютеновую булочку, обсыпанную маком. Мальчик сначала прижимает булку к губам. Будто долго целует. Потом нюхает ее, глубоко вдыхает и лишь тогда начинает уплетать. Крошки сыплются на джинсы, черные кроссовки, асфальт.
«Сын у меня почти ничего не ест — только эти булки безглютеновые. У него сильная пищевая избирательность», — говорит Олена.
Олена приходит сюда за хлебом с марта 2022 года. Выезжали из Одессы в спешке, после первых бомбежек: дети очень тяжело реагировали на прилеты.
Олене 40. Серые красивые глаза. Туго связанные в хвост волосы. Улыбка не сходит с лица. Но чувствуется внутренняя напряженность.
У Олены под мышкой пачка памперсов. В руке — пачка документов и пакет с хлебом. Другой рукой женщина придерживает коляску с Максом. Волонтерка хочет как-то помочь, подержать. «Нет. Я сама. Я привыкла», — отрезает Олена, все так же улыбаясь.
Оленина рука. Фото: Мацей Станик / Новая ПольшаМакс дергает Олену за руку. Ту, на которой пластырь с сердечками. «Я заклеила, потому что Макс сильно поцарапал, — говорит женщина, указывая глазами на пластырь. — Сейчас весна, и он очень активен. За ним глаз да глаз. Но, знаете, он недавно произнес первое слово: баба». «Ба-а-ба-ба-а-а», — кричит Макс, услышав мамины слова.
«Аж плакать хочется, когда слышу, — светится Олена. — Аж тут что-то щемит, — показывает на горло. — В три года, когда мы сюда добрались, Макс вообще не ходил. У него дисплазия. И множество дисфункций. Весь тот букет синдромов, которые часто сопровождают детей с аутизмом. Макс пошел уже здесь, после реабилитации. Но он не ходит, а сразу бежит под машины. Его надо очень крепко держать».
Олена — учительница математики. Провела не один открытый урок. Привыкла к публике. Но не хочет, чтобы ее лицо фотографировали. Говорит — стесняется, что оказалась в такой ситуации, что вынуждена принимать помощь. Сейчас женщина не может работать даже онлайн — семья снимает на соцвыплаты по инвалидности тесную однокомнатную квартирку. А там урок не проведешь. Да еще и с детьми, которые постоянно требуют внимания. Мизерной пенсии хватает на лекарства и самые необходимые продукты. Изредка — на частные реабилитационные занятия, в которых дети нуждаются постоянно.
«Знаете, дома в Одессе такой хлеб, как нам нужно, пекли на другом конце города, в пекарне при садике для детей с особенными потребностями. Я тогда ездила за хлебом для своих детей полтора часа в одну сторону. И теперь езжу за хлебом полтора часа...»
Макс ест булочку. Фото: Мацей Станик / Новая ПольшаМакс доел булочку и переключает внимание на маленького плюшевого мишку, привязанного к коляске. «Эту игрушку, — говорит Олена, — нам тоже здесь дали. Знаете, здесь люди общаются с нами, беспокоятся, играют с Максом. Бывает, я прихожу, ну прямо никакая — после бессонной ночи, уставшая. А они всё видят. И поднимают настроение. Подбадривают. Они особенные».
Макс начинает ерзать в коляске, капризничать, — дает понять, что хочет ехать. Олена поправляет ему панамку — чтобы не резал глаза солнечный свет, и с пакетами и рюкзаком катит коляску к воротам. Дома хлеба ждут мама и дочка.
*
Из пункта выходит мама Галя. Высматривает, не видно ли машины. Пока ждет, улыбаясь, разговаривает с людьми в очереди — говорит, сейчас машина привезет дополнительную партию хлеба. Так что всем хватит. А если останется — завтра, в воскресенье, раздадут прихожанам в церкви на Медовой улице.
Мама Галя в цвете хаки. На запястье тонкий плетеный красный браслет, янтарные четки и плетеная вервица.
Мама Галя — так волонтеры и те, кто приходят за помощью, называют соучредительницу UNITERS Галину Андрушков. Мама — потому что каждого старается накормить, одеть, не обойти вниманием.
Галина Андрушков в фонде UNITERS. Фото: Мацей Станик / Новая ПольшаФонд Галина с дочерью Викторией Батрын основали в 2014-м — помогали раненым участникам Майдана и атовцам. После начала полномасштабной войны все силы направили на помощь ВСУ и вообще всем украинцам. Передали более 8 тысяч тонн гуманитарной помощи. «Это сейчас в очереди пара десятков человек, а в начале полномасштабной войны бывало, что и 2,5 тысячи стояло, — рассказывает Галина, время от времени проверяя въездные ворота. — Очередь тогда растягивалась по всем Иерусалимским аллеям».
Три года назад волонтеры договорились с пекарнями (большинство — сети Putka), что будут забирать не распроданный за день хлеб. Украинцы будут ему рады. Затем машины фонда свозят эту выпечку на Иерусалимские аллеи. Здесь в семь-восемь вечера волонтеры готовят ее к выдаче, а выдают с полудня. Со вторника по субботу.
Беженцы могут здесь взять также продукты, памперсы, средства гигиены, которые волонтеры получили от спонсоров, б/у одежду, обувь, игрушки.
«Многие живут в Польше только на украинскую пенсию. И всё. Работу они не найдут, потому что это люди пожилые. Часто — с инвалидностью. После тяжелых операций, — вздыхает Галина. — Они ждут окончания войны. Хотят вернуться домой. Если дом еще стоит… Мы вообще мало афишируем то, что делаем — может, потому что у нас нет времени и ресурсов». Галинин рассказ перебивает рев мотора — машина привезла дополнительную партию хлеба. Мама Галя идет разгружать ее вместе с другими волонтерами.
*
Хлеб здесь дают всем. Независимо от национальности, возраста и взглядов.
«Они себе рекламу делают», — кивая на волонтеров, говорит исподлобья низенький мужичок, мнущий в руках полиэтиленовый пакет. На вид ему за 60. Говорит, пришел сюда в третий раз. За хлебом. Говорит по-русски, тихо, будто боится, что кто-то еще услышит. Маленькие глаза. Бегают туда-сюда. «Люди, — он указывает глазами на очередь, — не понимают… как говорится, не розумиют, куда их завели и что с ними делается. Меня дети посадили на поезд... Я с прифронтового города, из Днепра... Посадили — езжай, и домой не возвращайся. Я один здесь. Только недавно пересек границу. Три недели всего прошло. Пока не жалуюсь».
Мужчина внимательно наблюдает за тем, как волонтеры разгружают машину, носят выпечку в пункт. Потом снова говорит — так тихо, что приходится прислушиваться. «Люди… это… как отмороженные — не с кем ни поговорить, ни обсудить ничего. Начинают свою политику разводить. Патриоты. Приезжают озлобленные».
Подходит женщина с двумя чемоданами — к ручкам привязаны поводки, на них — два пекинеса. «Мужчина, вы крайний за хлебом?» — спрашивает у мужика из Днепра. «Нет, не я», — отвечает тот, уже громче. Женщина выходит, ищет конец очереди, а мужик полушепотом продолжает: «А вот эти, — указывает взглядом на людей в очереди, — начинают плакаться, как говорится… У меня в России есть друзья. И я с ними созваниваюсь. Вот говорят: в 22-м русские танки зашли в Украину. А почему зашли? Защищались. Украинцы же кричали, что мы москалей, это самое, на гилляку». Вдруг он замечает нашего фотографа Мацея, который снимает волонтеров и людей с хлебом. Молча резко разворачивается и, спешно обойдя очередь, чемоданы, пекинесов, исчезает в воротах. Так и не дождавшись своего хлеба.
Выпечка в UNITERS. Фото: Мацей Станик / Новая Польша*
«Вам ржаной или белый? А булочки? Булочки будете?» — доносится из пункта голос волонтерки Жанны. А с ним — запах выпечки. Пожилая женщина в ярко-красной куртке, опираясь на подлокотный костыль, выходит с прозрачными пакетами с хлебом. «Прихожу сюда пару раз в неделю, — говорит. — Если бы не они, — показывает рукой на дверь, — не знаю, как бы выжила». Мужчина из очереди спрашивает у нее: «А вы откуда, женщина?» — «Да какая разница откуда? Из Украины, — и продолжает: — Моя украинская пенсия на польские деньги — 320 злотых. Это все, что у меня есть. Я ж одна. Еще и сустав надо менять. Спасибо, что здесь хоть могу какой продукт взять. И одежду. Вот эту вот куртку взяла тут. Смотрите, смотрите, какая красивая. И бесплатно. Вот только не знаю, что это на ней написано — не умею читать по-польски. Уж и не научусь. Старая. Вы не переведете, что тут написано?» — заглядывает в глаза и рукой, на которой навешаны пакеты с выпечкой, оттягивает слева на груди ткань. Возле аббревиатуры WWPE — логотипы с флагом ЕС и картой Польши, а ниже мелкая надпись: Dotacje na innowacje. Inwestujemy w waszą przyszłość («Дотации на инновации. Мы инвестируем в ваше будущее»).
*
Лиля возвращается к своим чемоданам и четвероногим — в каждой руке по пакету с выпечкой. «Ну, сами понимаете, — пятеро детей… И муж после ранений. А еще для Лены взяла, нашей знакомой. Она одинокая и очень болеет», — говорит, будто бы оправдываясь за полные пакеты.
Лиля перекладывает пакеты с хлебом в пустые чемоданы. В чемоданах — детские вещи. «Дети растут быстро, а вещи остаются. Вот я и подумала, что не буду отдавать их в Красный крест, а отдам здесь, нашим, украинцам».
Когда началась война, Лилин муж Анатолий пошел добровольцем. Женщина тогда была в Польше на работе. «Дети дома, в Радомышле, одни остались — сильно боялись, потому что видели зарево, видели, как это все летало. Киев же близко. Младшему, Владиславу, было восемь. Ну и все ко мне поехали. А муж воевал. Его уволили в запас в 24-м году как многодетного. Тогда он к нам приехал. Потому что дома уже почти нет нашего…»
Дом Лили в Житомирщине — полуразрушен. Одну стену полностью снесло прилетом. Выбило окна и двери. Повредило крышу. «Возвращаться некуда… — говорит женщина. — Хорошо, что дети тогда тоже уехали».
Лиля у пункта выдачи хлеба. Фото: Ольга Осипова / Новая ПольшаЛиля с семьей живет в Пултуске, в 70 километрах от Варшавы. Но когда есть возможность — приезжает, чтобы отдать вещи, взять выпечку детям, поговорить со знакомыми. Но, по ее словам, больше всего она рада тому, что здесь помогли ее мужу.
«Он очень боялся спать, говорил, что тишина его пугает. А когда засыпал, ему снились кошмары. Он все заново переживал. Встанет утром, чуть не плачет, говорит — товарищи приходили. И те, кто уже погиб, и те, кто воюет».
Муж Лили за два года побывал в Буче и на запорожском направлении. Получил контузию. И не одну. А потом — осколочное, у самого сердца. «Хирург сказал: с таким не живут, видно, за тебя хорошо помолились», — горько улыбается Лиля.
Пекинесы суетятся, принюхиваются к запаху, долетающему из пункта, подбегают к людям, которые подходят к очереди. Разрешают себя гладить детям. «Я очень благодарна этому пункту, — вдруг произносит Лиля. — Не каждый может адаптироваться. Молодежь еще так-сяк, какую-то подработку всегда найдет. Как я — я работаю на заводе. Муж пока не работает. Лечится. Но пенсионерам очень тяжело. Вот недалеко от нас тетя Лена живет, из Киева. 62 года. Больна очень. Плачет все время. Тяжело ей, потому что еду, все — надо за свой счет. А что эта пенсия украинская? Одну грудь ей удалили — в Украине обнаружили рак, а прооперировали уже здесь. Все бесплатно. Один сын на фронте, второй — в Киеве. А она здесь одна. Стыдится у детей просить. Так вот я, когда беру своим детям хлеб, то и ей привожу».
Лиля прощается со знакомыми в очереди и тарахтит чемоданами с хлебом по направлению к воротам. За ней трусцой — пекинесы.
*
Пока мама Галя с волонтерами разгружает машину, в хлебном пункте кипит работа. В комнатке, заставленной контейнерами с выпечкой, Ганнуся с Жанной принимают людей. Они в черных футболках с надписью Uniters. И в одноразовых перчатках.
Жанна наклоняется и подает двухлетней Оксане в ручку булочку с вареньем. Ее маме — плетенку и ржаной хлеб. «За три года у нас здесь много детей родилось, — говорит женщина, перекладывая ржаные ковриги из одного опустевшего контейнера в другой, заполненный наполовину. — Приходят беременные, потом они приезжают к нам уже с колясками, а потом приводят этих деток уже за руку — всё на наших глазах», — улыбается Жанна.
Жанна и Ганнуся выдают хлеб. Фото: Мацей Станик / Новая ПольшаУ Жанны волосы ржаного цвета — как хлеб, который она держит в руках. Женщине 59. Они с мужем-пенсионером приехали из Киева осенью 2022 года и с тех пор в свободное время волонтерят здесь. Жанна — раздает хлеб, помогает с финансовой отчетностью. Муж возит хлеб.
«Я сама обожаю печь хлеб, — говорит Жанна. — Для меня хлеб — святой. Это то, что связывает с Украиной, с домом. А здесь нашим домом уже стал UNITERS. Нашу семью война не обошла стороной... Поэтому и не можем вернуться, — Жанна отворачивается, пряча слезы. — Каждый из нас здесь ранен войной. Каждый со своими психологическими травмами. А эти люди помогают выжить. Люди, которые к нам приходят, — тоже нуждаются в общении, психологической помощи. И вот когда мы отдаем хлеб, стараемся с ними познакомиться. Многих знаем по именам, знаем, кто дома ждет — дети или старики. И это очень помогает — и им, и нам. Помогает жить».
Жанна устраивала мастер-классы по выпечке хлеба — для волонтеров и беженок с детьми. «Хлеб — очень тонкая вещь. Он, можно сказать, связывает сердца людей. У человека со злым сердцем, с плохим настроением никогда не получится хороший хлеб».
*
В пункт заходит высокий мужчина в очках. Улыбается. Пан Мыкола. Его здесь все знают. Он берет из Жанниных рук формовую серую буханку — квадратную. Буханка напоминает макет дома.
«У меня диабет, поэтому я в основном беру серый хлебушек. И батон, булочки своим. Все свеженькие. Все вкусные. Вы думаете, я сюда прихожу, потому что мне не хватает хлеба? Нет, — не хватает общения», — говорит Мыкола, выходя из пункта и пряча документ в нагрудный карман.
Мыколе 67. Одет он очень опрятно. Темно-синяя рубашка. Начищенные кожаные ботинки. Сквозь массивные линзы очков видны синие как море глаза. «Больше всего я скучаю по морю. Домой, в Одессу, очень хочется вернуться. Но сегодня ночью там сильно бомбили. И завтра наверняка будут», — вздыхает.
Мыкола с хлебом. Фото: Мацей Станик / Новая ПольшаВсю жизнь Мыкола проработал невропатологом в военном госпитале. Знает, как сдерживать эмоции, но при воспоминании о доме у него это не очень получается. «Читаю все время новости… Это три года постоянной боли. Я в августе прошлого года поехал домой на пару дней, посмотреть, что с квартирой. И вот еду и вижу с маршрутки — пляж на Лузановке перегорожен колючей проволокой. И надпись: “Море заминировано”... Понимаете, что такое — море заминированное? Для меня?», — восклицает Мыкола и трясет рукой в вопросительном жесте.
Потом он берет себя в руки и уже спокойнее продолжает: «В 23-м году в наш дом попал фугас. В квартире окна выбило, двери. Если бы я там был — точно бы сошел с ума. Я живу на втором этаже, а подо мной соседка. Так ее сынок пошел посмотреть на балкон, что там летит. Лопнуло стекло — и ему отрезало голову. Понимаете?»
Мыкола от Одессы далеко, но Одесса всегда с Мыколой. Мужчина за три года в Польше не купил ничего из одежды — носит только то, что когда-то привез из дома, бережет эти вещи.
Выезжал Мыкола с женой и дочерью, когда город начали бомбить в первые дни полномасштабной войны. Зять работал за границей. Сейчас они живут в однокомнатной квартире. До недавнего времени — вчетвером, а теперь уже неделю как впятером: дочь родила первого внука. Давида. «Мои говорят: будет айтишником. А я говорю: о нет, будет капитан дальнего плавания. Будет на белом корабле ходить в море. Только бы море это не было заминировано…» Сегодня Мыкола надолго не задерживается, как и обычно. Извиняется. Спешит домой. Несет Давиду и домашним белую выпечку и серый хлеб, похожий на макет дома.
*
Очередь не уменьшается — постоянно приходят все новые и новые люди за хлебом. И завтра придут. И послезавтра. Пока не закончится война и большинство не вернется домой.
«Они очень хотят домой, — говорит мама Галя, смотря на несколько последних женщин в очереди. Она хорошо знает непростые истории многих людей, которые приходят за помощью, и видно, как по-матерински переживает за их судьбу. — Они хотят вернуться, но вернуться в безопасную страну. Они бежали из-под бомб, из-под оккупации. А здесь они живут в постоянной в неуверенности».
На улице темнеет. Жанна с Ганнусей складывают пустые контейнеры из-под выпечки. Заботливо подметают комнату. Через несколько часов завезут новую партию хлеба — на завтра. Потому что придут люди, которым нужен хлеб. И надежда.
*
Галина Андрушков с хлебом. Фото: Мацей Станик / Новая ПольшаЧасто люди сначала приходят на Иерусалимские аллеи за помощью, а потом остаются здесь волонтерить. Кто-то своими историями делиться не хочет. Одни — чтобы заново не переживать боль и ужас, через которые прошли. Другие — потому что дома родные под оккупацией. У каждого своя замалчиваемая трагедия.
У мамы Гали в прошлом году под Запорожьем погиб сводный брат. После этого и на фоне ежедневных новостей часто опускаются руки. «11 лет труда и конца-края не видно, — говорит женщина. — Люди к нам приходят такие уже разочарованные, опустошенные. Знаете, они чернее черной земли, без надежды в глазах. Хочется им эту надежду дать... Вот мы и даем, что можем. Делимся надеждой. Делимся хлебом».
*
Март 2022-го. Из российского «Града» обстреляли очередь за хлебом в центре Чернигова. Погибло 18 человек, ранено 26.
Июнь 2022-го. Оккупанты обстреляли в Лисичанске пекарню, которая пекла хлеб для оставшихся жителей.
Июнь 2023-го. Россияне обстреляли волонтерскую пекарню в Херсоне.
Сентябрь 2023-го. Более 300 тысяч тонн украинского зерна в портах россияне уничтожили с начала полномасштабной войны.
Декабрь 2023-го. Российский дрон атаковал мирных жителей одного из приграничных сел Новгород-Северского района в Черниговщине, когда им раздавали хлеб. Осколки повредили автомобиль и хлеб.
Март 2024-го. Российские дроны повредили хлебобулочные предприятия «Київхліб» и «Столичний млин».
Сентябрь 2024-го. Россияне атаковали дроном машину, развозившую хлеб жителям Миропольской общины в Сумщине. Водитель ранен. Хлеб испорчен.
Июль 2024-го. В Запорожской области из-за вражеских обстрелов сгорело почти четыре гектара хлебов на полях.
Сентябрь 2024-го. Россияне сбросили авиабомбу ФАБ-500 на гражданскую пекарню в Харькове. Один человек погиб, еще восемь ранено.
Апрель 2025-го. Российские дроны уничтожили автомобиль с гуманитарным хлебом в прифронтовом селе Дудчаны в Херсонщине.
Апрель 2025-го. В Страстную пятницу три российских шахеда ударили по хлебозаводу в Сумах, где пеклись куличи. Погиб сотрудник. Партия куличей сгорела дотла.
*
Пока Россия уничтожает украинский хлеб и жизни украинцев — маленький пункт на Иерусалимских аллеях в самом сердце Варшавы делится хлебом насущным и надеждой с каждым, кто сюда приходит.
Переводчик с украинского Полина Козеренко, редактор Ольга Чехова
