Большую часть своего времени в Польше я провожу в замке XVI века в Войновице. Из-за пандемии я тут единственный постоянный гость, у меня даже есть ключи от всей резиденции. Волей-неволей эта ситуация отражает показательный контраст: холодная камера узкого подвала «МГБ» так называемой ДНР — и просторный замок в моем распоряжении. Вот кирпичики того абсурда, о котором давно написано и без меня. Вчера я даже спрашивал об этом во Вроцлаве у епископа УГКЦ: есть ли у Бога чувство юмора?

В целом же в Польше у людей совсем другая повестка дня, чем в Украине, и не только из-за войны. Надеюсь, мы тоже когда-нибудь будем жить проблемами, которые сейчас актуальны для поляков и волнуют Европу — экология, сортировка мусора и прочее.

* * *

Для меня один из маркеров социального развития — то, что происходит на кладбищах. Так вышло, что с самого детства я видел картину: сотни людей на огромном донецком кладбище в поминальные дни, разложены огурцы, яйца, котлеты, размякший от жары сыр, горилка на советских металлических надгробиях с красными звездами и ржавыми оградками, покрытыми «серебрянкой», смех и анекдоты уже опьяневшей компании, разговоры о чем угодно, только не о покойном. И все это — на фоне огромных терриконов, Искусственная возвышенность из пустых пород, извлеченных при разработке месторождений полезных ископаемых. которые как будто постепенно поглощали кладбище, неустанно надвигаясь на него — или же это сами могилы вливались в рудную гору, в былые времена дававшую здесь всем работу и, собственно, жизнь.

Когда я жил в Праге, то почти каждый день проходил мимо местного кладбища с фамильными склепами и невероятными скульптурами Девы Марии и Христа — это были настоящие произведения искусства. Невозможно себе даже представить здесь котлеты или огурцы. Скромные букеты цветов — да. Цивилизационная граница между российским Востоком и Западом проходила для меня, среди прочего, через эти склепы. 

В Войновице под Вроцлавом, где я сейчас живу, тоже есть погост. Единственное событие в этом селе, происходящее ежедневно — зажжение десятков лампадок на кладбище. Вечерами кто-то приходит и зажигает свечи даже на могилах середины прошлого века — которые, кстати говоря, выглядят так же аккуратно и чисто, как и новые захоронения. И происходит это практически незаметно, вне информационных штормов фейсбука и теленовостей. Я бы даже сказал, что кладбище источает некое тепло, если такое слово вообще уместно в отношении мест погребения.

Я не знаю, с какими мыслями живет человек, который по несколько часов ежедневно тратит на то, чтобы зажечь свечи, но мне кажется, что поляки в этом селе берегут нечто более важное, чем память о родных или вообще о прошлом. Я бы даже сказал, что в этих лампадках горит и свет новых поколений.

* * *

На днях я посетил место с самой мощной, по-моему, энергетикой во всей Варшаве. За невысокими домами, в глубине двориков скромно стоят остатки стены еврейского гетто.

Еще на подходе, в проеме между домами на другой стене видишь надпись: «Зона, свободная от ненависти». А потом уже взгляд падает на сам фрагмент стены. Посреди восстановленной Варшавы и уже открывшихся после карантина летних кафе он выглядит словно объект с картины Дали: относительно недавно по ту сторону еще стояли люди и смотрели как их, кирпичик за кирпичиком, замуровывают в этот самый сюрреализм. А теперь тут лежат цветы, прямо на стену выходят окна обычных квартир, где, вероятно, мирно готовят ужин.

Фрагмент стены Варшавского гетто. Источник: личный архив Станислава Асеева

Эти остатки стены — своеобразный Символ Веры, только без слов — одни чувства. И цветы, которые однажды понесут и к руинам российских концлагерей.

* * *

Подводя итоги моего пребывания в Польше на стипендии, я хотел бы рассказать о вещах, которые не увидишь в музеях. В том самом селе, где люди каждый вечер зажигают лампадки на погосте, в канун дня Конституции почти на каждом доме развевается польский флаг. Я специально проехался на велосипеде по нескольким соседним селам — и там были развешены бело-красные флаги. Даже когда я выехал по тропинке из глухого леса к какому-то одинокому дому, то увидел, что его хозяин тоже вывесил флаг, которого, кроме него, никто и не видел. Отсутствие государственных символов тут считается дурным тоном.

В Варшаве очень популярны велосипеды — весь центр в специальных дорожках. Однажды я был приятно удивлен, когда с десяток велосипедистов просто замерли посреди улицы, чтобы я сделал буквально два шага через их дорожку в пешеходную зону — эдакая пробка из вежливых велосипедистов.

Ну и добил меня электрик, который утром пришел что-то проверить в квартире и на мое «Простите, я плохо понимаю по-польски» ответил: «Sorry, can I speak to you in English?»

Я часто задумываюсь, почему у поляков получилось. Ведь ни флаг посреди леса, ни лампадки, ни электрик не регламентируются политикой. Но это другое сознание, которое победило социалистическое прошлое и не лепит из него бога для новых поколений (поляки, кстати, были потрясены, когда я им перечислял названия некоторых донецких улиц — Ленина, Фрунзе, Дзержинского, Абакумова и так далее).

И еще из позитивного — я договорился с Коллегией Восточной Европы имени Яна Новака-Езёраньского о переводе и издании «Светлого Пути» в Польше. Так что про «изоляцию» скоро узнает и польский читатель.

Переводчик Валентина Чубарова, редактор Ольга Чехова