...Мы заметили их лет десять тому назад. Примерно тогда мои сербские друзья начали рассказывать об иностранцах со смуглой кожей, которые попадались им в городах, расположенных вдоль дороги Е-75, ведущей в направлении Венгрии.
Почти всегда это были юноши из Афганистана, Ирана или Бангладеш. Один стоял в очереди к банкомату в Белграде, другой садился в раздолбанный автобус в Нови-Саде. В центр приграничной Суботицы они приходили парами, купить хлеб и воду. Складывали в полиэтиленовые пакеты — и быстро возвращались за город. Как-то в воскресенье, когда у ратуши шел праздник и какая-то слабенькая группа играла песни Пинк Флойд, двое из них присоединились к толпе и какое-то время танцевали так же плохо, как все остальные.
Между словами
Это происходило за два года до первой громкой аварии судна у итальянского острова Лампедуза — тогда в Сербии еще никто не называл их «мигрантами». «Они», «те», «арабы», «ребята» — были разные наименования; все не особенно удачные, все нейтральные.
Они, конечно, выделялись, но и жили ведь в ландшафте мультикультурной Воеводины. Когда пришла зима и поля подсолнечника под Суботицей сковал мороз, Тибор Варга, местный евангелический священник, приносил им еду.
Несколькими километрами дальше, в деревне Рёске, 70-летний Иштван Туро, глава соседской дружины, делившей тесное помещение с местным рыбацким клубом, помогал венгерским пограничникам задерживать тех, кто нелегально перешел границу. «Я всем им сочувствую. И ни в чем их не виню», — говорил он.
Варга и Туро знали друг о друге, у них даже были номера телефонов друг друга. Хотя один «ребятам» помогал, а другой им мешал, у них не было взаимных претензий.
Так проходили последние спокойные недели на сербско-венгерской границе.
Заканчивалось время, когда, потеряв ориентацию среди излучин притоков Тисы, на бесконечной равнине, человек не всегда знал, в какой стране он находится — и кто «свой», а кто «чужой».
Такой границы еще долго не будет.
Условность
«Ну были, были какие-то. Вечером прошли через деревню». «Спрашивали, куда идти, мы им и показали направление». Так в августе 2021 года жители окрестностей Хайнувки отвечали на вопросы о людях на границе. Борек, одну из расположенных здесь деревень, отделяет от Суботицы тысяча километров, но, слушая ее старосту Камилу Плис, уроженку Подлясья, я испытываю дежавю.
К ним относятся как к тем, кто ищет дорогу, путникам. Обычно не говорят «мигранты», «беженцы». И уж точно не «пришлые». Окей, сейчас они здесь, потом уйдут.
Еще до того, как этой темой занялись СМИ, здесь было известно, что что-то происходит. Знакомые медики-спасатели ездили помогать на болота в Беловежской пуще.
Я знаю, что не все пограничники согласны с текущей политикой. У меня впечатление, что всю эту ситуацию мы пытаемся засунуть в рамки, которых не можем до конца определить.
Граница для Плис — «условность». Ведь это просто кто-то в какой-то момент решил, что она проходит именно здесь.
Мы живем в смешанных браках, у нас есть друзья по ту сторону. Человек с другой стороны никогда не был для нас странным. До тех пор, пока он не сделал мне ничего плохого, у меня нет предубеждений. Ведь, пока я с ним не встречусь, я его еще не знаю.
Где лучше всего
Весной 2015 года на заброшенном кирпичном заводе в пригороде Суботицы Валид, 15-летний пуштун из восточного Афганистана чистил влажными салфетками черные кроссовки. Завтра ему нужно было идти дальше. Куда — он не знал.
Тремя месяцами раньше — после того, как при теракте погибли его родители, два брата и сестра — он бежал из страны. Он все еще не мог решить, хорошо ли поступил, оставив самого младшего, последнего из оставшихся в живых братьев под опекой дяди.
Чистить обувь было трудно. Ветер поднимал клубы пыли, а у Валида не действовала кисть правой руки. За несколько дней до этого болгарский полицейский применил к нему электрошокер.
Мальчик время от времени вставал, забирался на кучу сухой глины и смотрел на север, в сторону Венгрии. Наконец он спросил, где в Европе лучше всего. Застигнутый врасплох, я пробормотал, что «наверное, в Германии». Позже я понял, что в этот день он принимал решение, определившее всю его жизнь.
Листья польские, листья белорусские
Сейчас такие вопросы могли бы задавать 32 человека из Афганистана, которые с 16 августа, окруженные кордоном польских и белорусских солдат, живут на границе неподалеку от деревни Уснаж-Гурны в Сокольском повете. Возможно, захотелось бы поговорить и 41 курду из Ирака, которые находятся в такой же ситуации на латвийско-белорусской границе.
Но они ни о чем не спросят, ведь, в отличие от «ребят» из-за сербской границы, они оказались в местах и во времени, в которых граница — в противоположность тому, как это ощущают Варга, Туро и Плис — до боли конкретна.
Беженцы на границе Беларуси и Польши. Фото: Михал Косьць / ForumС точки зрения министерств в Варшаве, по-другому и быть не может. Государственная граница — воображаемая линия, соединяющая середины крестиков, которые можно увидеть, если смотреть сверху на соседние пограничные столбы, — даже листья одного и того же дерева делит на польские и белорусские. За исключением отрезков, пересекаемых судоходными реками, где граница проходит по середине главного водного пути или потока, которые могут незначительно изменяться, Польша обмеряна с точностью до сантиметра. Ее форму обозначают прямые линии, а также углы между ними. Ведь, как ни парадоксально, именно здесь — в том месте, которое отмечает предел ее суверенитета — власть наиболее полно применяет свою силу.
Первая причина
Этих людей на границе — их страданий и наших споров — не было бы, если бы не политика Беларуси. Еще перед выборами в августе 2020 года Александр Лукашенко пугал соседей тем, что перестанет следить за границей и «зальет» Европу мигрантами и наркотиками.
На рубеже весны и лета этого года белорусская авиакомпания «Белавиа» запустила рейсы в Минск из иракских городов: Басры, Эрбиля и Сулеймании (два последних расположены в Курдском автономном районе). Она также увеличила частоту рейсов из Багдада. В июле литовские пограничные службы начали ежедневно фиксировать до 300 человек, нелегально пересекающих границу. Для сравнения: за весь 2020 год таких переходов было около ста.
При тихой поддержке Евросоюза, который за месяц до важных выборов в Германии опасался кризиса на своих внешних границах, в Вильнюсе спешно изменили законодательство.
Теперь, в соответствии с литовским правом — хотя и вопреки международному — можно разворачивать людей на границе, не позволяя им подать заявление о защите. Подобные изменения внесла и Латвия.
Кроме того, Брюссель заставил Ирак приостановить рейсы в Беларусь. Они по-прежнему видны в расписании, их высвечивает табло вылетов аэропорта в Багдаде, но билеты купить нельзя. Официально они распроданы, но самолеты просто не взлетают. Тогда «Белавиа» увеличила частоту рейсов из Стамбула. Из Ирака в Минск, с пересадкой в Йемене, летают частные самолеты.
По литовским данным и оценкам белорусской оппозиции, в пограничной зоне по-прежнему находится не менее пяти тысяч человек с Ближнего Востока, которых спецслужбы пока не подпускают к границе.
Предварительные итоги операции Лукашенко: из 4 140 человек, которые к настоящему времени попали в Литву, 2 803 — граждане Ирака, главным образом, курды и езиды, то есть представители групп, которые в этой стране сейчас не преследуются. 83 — граждане Афганистана.
Беженцы на границе Беларуси и Польши. Фото: Михал Косьць / ForumМистерия Моста
22 августа, через неделю после того, как близ Уснажа-Гурны началась драма 32 человек, в Красногруде под Сейнами состоялась ежегодная Мистерия Моста — художественное чествование красоты и сложности пограничья, венчающее серию встреч и концертов, проходящих в Усадьбе Милоша.
Элементом Мистерии был акт установки границы среди публики. Такой, которая разделила ее на две половины, иногда даже проходя между членами одной семьи. Среди людей появилась специальная «боевая группа», после чего мы зажгли полосу огня. В Красногруде у нас есть свое пространство «невидимого моста». На траве все еще виден черный шрам от огня. До сих пор, когда я там прохожу, у меня щемит сердце.
Уже тридцать первый год Чижевский, его сотрудники и друзья трудятся на благо взаимопонимания поверх границ. Но не подвергают сомнению их существование и смысл.
Граница с Беларусью — это внешняя граница Польши и Евросоюза. Естественно, что государство отвечает за нее. С другой стороны, это по-прежнему внутренняя граница Европы. Проблемы, которые на ней возникают, не касаются исключительно государственного суверенитета.
Я спрашиваю, о чем в эти дни говорит нам польско-белорусская граница.
О том, что нам угрожает враг, каковым является Лукашенко. И этого нельзя недооценивать. Однако мы должны защищать ее и как внутричеловеческую границу. Она действует как зеркало, показывает, какие мы. Это возмутительно, что становится проблемой передать нуждающимся воду или лекарства.
Теперь Польша
Когда охрану литовской границы усилили, внимание белорусских спецслужб переключилось на Польшу. В конце июня пограничники начали задерживать иракских курдов и езидов. Позже — также граждан Афганистана. С января до 21 августа Управление по делам иностранцев зарегистрировало 625 заявлений от граждан Афганистана о международной защите. Однако эти данные неполны, поскольку допрос задержанных на границе занимает некоторое время. Кроме того, цифры не охватывают тех, кого правительство эвакуировало из Кабула.
Несмотря на присутствие 1 800 солдат и пограничников на почти двухсоткилометровом отрезке границы с Беларусью, не проходящем вдоль Буга, в Польшу по-прежнему нелегально переходят люди.
Войцех Кононьчук, аналитик Центра восточных исследований, считает, что массовая миграция из Афганистана через эту границу не начнется, что, однако, не означает, что нет опасности использования этих людей Кремлем.
Большинство афганцев, недавно попавших в Польшу, двигались через Среднюю Азию и Россию. Можно ожидать миграции в небольшом масштабе, которой смогут управлять белорусские и российские спецслужбы, конечно, с использованием воздушного транспорта.
Иными словами, на нашей восточной границе и поблизости от нее происходит нечто, что одновременно является драмой конкретных людей и выходит за рамки этой драмы.
Правы те, кто говорит, что принятие группы людей из-под Уснаж-Гурны ничего бы не стоило Польше. Но правы и те, кто утверждает, что вслед за ними Беларусь использовала бы других людей.
Есть и такой контекст: белорусско-российские военные учения «Запад-2021», которые начинаются 10 сентября вблизи границы с Польшей и балтийскими странами.
Согласно белорусской пропаганде, это Польша задерживает и отсылает людей в Беларусь через зеленую границу. Лукашенко утверждает, что борется с нелегальной миграцией. Такая борьба входит в программу маневров. Нельзя исключить провокаций с белорусско-российской стороны.
Мы не оставим вас
В конце зимы 1993 года из казарм в предместьях Сараево двинулся конвой миротворческих сил ООН. Командовавший им французский генерал Филипп Морийон должен был доставить гуманитарную помощь на один из курортов в восточной Боснии, где месяцами скапливались мусульмане, бежавшие от продолжавшейся уже год гражданской войны.
Когда конвой прибыл на место, люди окружили его, не позволяя уехать. Они знали, что присутствие французского генерала дает им временную безопасность.
В течение нескольких нервных часов, которые Морийон провел в здании местной почты, выкуривая одну сигарету за другой, он принял решение вывесить на площади голубой флаг ООН. Затем он высунулся в окно и через ручной мегафон произнес: «С этого момента вы находитесь под защитой сил Организации Объединенных Наций. Я никогда вас не оставлю».
Он вызвал аплодисменты жителей — и учащенное сердцебиение дипломатов в нью-йоркском офисе, вынужденных санкционировать его самоуправство. Вскоре Совет Безопасности принял резолюцию о создании в Боснии шести «зон безопасности».
Курорт, на котором западный генерал дал обещание людям, назывался Сребреница. Менее чем через два года, оставленная международными силами и захваченная армией боснийских сербов, она стала местом геноцида.
Уже тогда стало понятно, что обещания защиты будут выполняться при одном условии: если это позволит актуальная политическая ситуация.
Мы оставляем вас
За год с небольшим до эскапады Морийона Польша присоединилась к Конвенции о статусе беженцев — наряду с другими Женевскими конвенциями наиболее смелого обещания защиты жертв войн и преследований, которое когда-либо сделал мир.
Документ, которому уже 70 лет, сегодня нужен больше, чем когда-либо — и в то же время больше, чем когда-либо, далек от реальности.
Он не учитывает явления смешанной миграции, слабо справляется с последствиями замороженных конфликтов или гибридных войн. Кроме того, во времена, когда его готовили, никто не знал, что такое климатические беженцы.
А еще конвенция все чаще нарушается. В последние дни Польшей, ранее — другими странами Евросоюза. Многие страны ее вообще не ратифицировали.
Дискуссия о ней — это отнюдь не спор «открытых» левых с «закрытыми» правыми. Выход Нидерландов из Конвенции 1951 года предложил либеральный премьер Марк Рютте. Политики датской социал-демократической партии призывали прекратить поиск убежища в их стране. Греческий министр по делам миграции говорит, что конвенция — это не билет в любую страну, куда хочется попасть.
Сам Европейский союз обходит конвенцию, договариваясь с соседями. Турция на сегодня получила 6 миллиардов евро — заключенное с ней весной 2016 года соглашение уменьшило масштаб так называемого миграционного кризиса. Годом позже глава МВД Италии Марко Миннити пригласил в Рим представителей 60 фракций и этнических групп из Ливии. Взамен за деньги из Европы они должны были задерживать иммигрантов. «Лишь когда я убедил их, что я родом из Калабрии, региона, где договоры скрепляют кровью, они согласились поставить подписи», — похвалялся министр.
Некий Аль-Бийя, пользующийся дурной славой командир отряда ливийской береговой охраны, в свое время хвастался на Фейсбуке двумя вещами: роскошной яхтой и приглашением, полученным от Международной организации по вопросам миграции для «обучения в области спасательных операций».
Ни один из этих фактов не оправдывает возвращение людей с белорусской границы польской пограничной охраной. Однако все вместе они показывают контекст.
Лишь бы поближе
В мае 2016 года Надер, 40-летний бухгалтер, иногда вставал на краю обрыва и смотрел вниз, в долину, на свою родную деревню в Сирии. Он видел мечеть и больницу. Проверял, есть ли у его соседей электричество или его как раз отключили.
Мы разговаривали с ним в северном Ливане, в деревне Бире. Чтобы взглянуть на свою деревню с другой стороны границы, Надеру пришлось проделать путь через Индию. Раньше он работал в Объединенных Арабских Эмиратах, где зарабатывали на жизнь многие сирийцы. Однажды он получил решение о депортации — и 24 часа на то, чтобы покинуть страну.
Он сел в автобус до соседнего Омана. В Маскате, столице этого государства, начал посещать иностранные посольства. Визу ему дал консул Индии. Лишь оттуда Надер приехал в Ливан. Ему сказали, что он может остаться там не более чем на год. Он переехал в Бире, чтобы видеть свой дом. Обзванивал посольства европейских стран, спрашивал насчет визы. В ответ он всегда слышал «нет».
Кто открывает ворота
«Если на тело не действует никакая сила или воздействующие силы уравновешиваются, тело остается в состоянии покоя либо равномерного прямолинейного движения».
Первый закон динамики Исаака Ньютона касается и людей. В прошлом году в мире было более 82 миллионов человек, приведенных в движение из-за преследований, войн, насилия либо действий властей, нарушающих права человека.
Однако принципы этого движения изменились. Образ военного беженца, одиноко пересекающего границу за границей, сейчас настолько же узнаваемый, насколько редкий. Через полгода после моего разговора с Валидом окрестности сербской Суботицы стали известны во всем мире. Осенью 2015 года до 7 тысяч человек — тогда почти исключительно беженцев из Сирии — ежедневно пересекали эту границу, пока венгры не поставили на ней заграждения.
В то же самое время людей начали перевозить и государства. В 2015 и 2016 годах греческие острова Эгейского моря были одним из немногих пунктов долгого пути из Сирии, где скитальцы не были отданы на милость и цены контрабандистов. Доставку оттуда обеспечивало греческое правительство — это было в интересах и беженцев, и жителей островов. Правительства Сербии, Хорватии и Словении предоставляли поезда, доходившие до самой австрийской границы. В Славонском Броде был организован один из регистрационных пунктов. Впрочем, он был формальностью — местом, где хорватский министр иностранных дел Ранко Остоич в военном тренировочном костюме и рубахе навыпуск мог фотографироваться на фоне пункта раздачи воды.
Беженцы из Сирии и Ирака поблизости Греции. Источник: ВикипедияТогда греческие острова стали воротами в Европу по географическим причинам — они расположены всего в паре десятков миль от Турции. Сегодня такие ворота возникают по причинам политическим. Открывать и закрывать их могут местные боссы — командиры отрядов ливийской пограничной охраны, ключевые для Запада политики — такие как Эрдоган, авторитарные правители — вроде Лукашенко.
Между линией и местом
Человек никогда не выбирает для себя худший вариант.
Я говорю о себе: «здешняя». Отсюда родом мои родители и деды. Я хорошо знаю, что история Польши, которую мы учим по учебникам, написана с точки зрения столицы. Чем ближе к границе ты живешь, неважно, к которой — Беларуси, Моравии или Словакии — тем лучше знаешь, что важная для тебя история отличается от того, за что в школе тебе ставили пятерки. Для моей бабушки война началась не 1 сентября. А позже солдаты Красной армии увидели в этой местности церкви и услышали людей, которые говорили на их языке. Никто не рассматривал их как оккупантов. Но попробуй сказать это сегодня в Польше!
Может быть, это война между Лукашенко и Евросоюзом. Может быть. Но за всякой политикой, в конце концов, стоят люди. Граница всегда означает принципы. Даже если это граница национального парка или своего двора. Но то, что мы не впускаем этих людей, выставляет нас в плохом свете. Мы должны дать им шанс. Давайте поставим им биотуалет, отнесемся как к людям. Впустим.
Отступить от интересов
В ответ на вопрос о накале дискуссии вокруг ситуации в Уснаж-Гурны Кшиштоф Чижевский говорит, что дело не в том, чтобы оказаться правым, а в том, чтобы вместе сделать что-то хорошее. А иногда — поступиться своими интересами.
Если мы этого не сделаем, то положение беженцев только ухудшится, разгорится внутрипольская культурная война. От эмоциональных высказываний никому нет толку. Они разобщают, стигматизируют каждую из сторон дискуссии — как предателей либо родины, либо христианства или человечества. Это на пользу Лукашенко или Эрдогану. Без нашего языка они не смогли бы достичь такого.
Мистерия Моста в Красногруде закончилась тем, что разделенные люди подошли друг к другу.
В какой-то момент мы пригласили перепуганных зрителей спуститься ниже. Мы сошли с холма, с этого поля захватчиков, места правоты, символа отделения. Мы спускались в смирении, ведь ниже было то, что ближе, тише, самое изначальное.
Под Уснажем-Гурны до сих пор — то есть в течение как минимум двух недель — люди не могут подойти друг к другу. Их разделяет государство. Чижевского печалит, что у нас из-под ног уходит нечто важное. Что внешние границы укрепляются лишь тогда, когда слаб центр.
Я помню разговор, который был у меня в Сиракузах с пожилыми людьми, помогавшими тем, кто плыл через море. Это были, главным образом, рыбаки. Я спросил, не повредит ли приход чужаков их культуре. Они ответили: «Отберите у нас право помочь людям в море, и мы не будем знать, кто мы такие».
С братьями
В начале июня 2017 года угандийские солдаты, охранявшие границу с Южным Суданом — где к тому времени уже три с половиной года шла гражданская война — говорили, что бои, кажется, утихли, потому что накануне границу пересекло «лишь четыреста человек».
В тот день на рассвете до поста в деревне Ораба добрался 31 суданец, в основном женщины и дети, на чью деревню, находившуюся в пяти километрах оттуда, напали повстанцы.
Десятилетний Уинстон из всей ночи запомнил момент, когда атаковавшие бросают огнестрельное оружие и начинают убивать при помощи ножей. Он говорил мало, а нам не хотелось задавать вопросы. Мы рисовали на листке то солнце, то луну, то дом — иногда мы, иногда он.
Он поглядывал на двух своих младших братьев. В тот момент он осознал, что теперь должен заботиться о них.
Какой-то водитель завел мотор. И здесь давал о себе знать парадокс границы: угандийские солдаты защищали беженцев, хотя рядом, в очереди на выезд в обратную сторону, как ни в чем не бывало ждали грузовики с товаром.
Перевод Владимира Окуня
