Все началось с антиизраильской кампании в июле 1967 года , когда коммунистические власти Польши, вслед за советским Большим братом, осудили Израиль как агрессора в шестидневной войне и вместе с другими государствами восточного блока оказали помощь арабским странам.
С совещания коммунистических лидеров в Москве тогдашний Первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) Владислав Гомулка вернулся обеспокоенным. Он опасался , что борьба за влияние на Ближнем Востоке приведет к началу мировой войны. Поражение арабских стран означало для него необходимость сомкнуть ряды против «империалистов».
Гомулка , формально первый среди равных членов Политбюро партии, был самым главным и могущественным человеком в государстве. Так что слова о «пятой колонне» в отношении граждан еврейского происхождения, сказанные во время заседания Конгресса профсоюзов в июле 1967 года, были произнесены лицом, занимавшим тогда высший пост в стране. Несколько товарищей Гомулки из Политбюро поставили ему в вину то, что он не согласовал с ними свою речь, в очередной раз нарушив принцип коллективного руководства, но это не слишком его расстроило. Он утверждал, что изменил содержание своего выступления в последний момент. Вероятно, ему было на руку, что конфликт с оппонентами в Политбюро произошел на еврейской почве. В соперничестве за власть это ставило их в проигрышную позицию.
«Я понимаю , что у каждого должна быть одна отчизна. Но почему моей отчизной должен быть Египет?» — горько шутил поэт и литературный критик Антоний Слонимский. Какое-то время казалось , что все закончится нападками на Израиль и словесными перепалками. Офицеров еврейского происхождения начали убирать из армии, но, вопреки ожиданиям сотрудников Министерства внутренних дел, стремившихся к чистке (в частности, в Министерстве иностранных дел), время для широких гонений на евреев еще не пришло. Мечислав Мочар, глава МВД, приказал разыскать и проверить т.н. скрытых сионистов в Польше, поясняя: «Товарищи, мы подготовимся, но решение примет партия». Поскольку партия не спешила, его сторонники и подчиненные постарались помочь ей прийти к правильному решению и ждали подходящего момента.
Надпись на плакате «Очистить партию от сионистов!». Источник: Музей истории польских евреев POLINЦепочку подготовленных таким образом событий запустило снятие со сцены в январе 1968 года «Дзядов» Адама Мицкевича , спектакля в постановке Казимежа Деймека — вероятно, из-за чрезмерного рвения аппаратчика, решившего, что пьеса содержит антисоветские мотивы.
Действия цензуры вызвали протесты среди молодежи и интеллектуалов. Впрочем , недовольство нарастало уже несколько лет.
Десталинизация , кульминация которой наступила в октябре 1956 года, принесла существенные, с радостью принятые обществом перемены в политике партии, но вместе с тем — пробудила еще бо́льшие надежды.
Меж тем начиная с 1957 года , когда Гомулка стабилизировал свое положение в качестве Первого секретаря, власти начали постепенно отказываться от многих недавних уступок, а со временем даже закручивать гайки.
Одновременно в Польше происходили важные социальные перемены. В 60-е годы во взрослую жизнь вступало поколение послевоенного демографического подъема , выросшее в социалистической Польше. Оно понимало лозунги о свободе и справедливости буквально, имея при этом контакт с западным культурными течениями, доступ к которым не был отрезан даже закрытым «железным занавесом». Люди стали замечать, что Польская Народная Республика — не такая страна, какой она себя преподносит. В среде молодежи зародилось несогласие и бунт. Когда на протесты против цензуры и исключения «Дзядов» из репертуара власть ответила преследованиями, студенческие лидеры из Варшавского университета созвали 8 марта митинг в защиту репрессированных товарищей. Милиция и вооруженный дубинками «рабочий актив» жестоко разогнали студентов.
Представился ожидаемый людьми Мочара удобный случай. В докладах Службы безопасности (СБ) партийному руководству были подброшены фамилии молодых людей еврейского происхождения , объявленных вдохновителями демонстрации. Это подхватила пропаганда, представляя параноидальную картину еврейско-неонацистского заговора. Его результатом как раз и должен был стать бунт молодежи, что доказывали авторы статьи, опубликованной в газете Słowo Powszechne — издании Объединения PAX, «прогрессивных католиков», приступивших к сотрудничеству с коммунистами под руководством довоенного фашиста Болеслава Пясецкого. Запугивание немцами было постоянным мотивом пропаганды ПНР, но слово «сионисты» появилось впервые со сталинских времен.
За несколько дней общественное пространство заполнили вопли агрессивной пропаганды. Используя методы травли , отработанные в сталинские годы, партия бросила все силы против мнимых врагов. Телевидение, радиостанции, многотиражные газеты, плакаты, транспаранты, надписи на стенах оплевывали «сионистов». Проходили десятки тысяч собраний — и стотысячных митингов, и камерных встреч в трудовых коллективах.
Люди решались покинуть родину , так как у них не было сил жить в этой громогласной ненависти.
«Я эмигрировал из Польши , потому что это была единственная страна, в которой я не мог быть поляком», — сказал один из эмигрантов.
Ему позволялось быть поляком в Швеции , он мог остаться поляком в США, но не в Польше, где группу граждан исключили из общества по причине их этнического происхождения.
Март 1968 года был не первой кампанией ненависти , организованной властями ПНР. В 50-е годы такие кампании продолжались почти непрерывно: против «империалистов», «карликов реакции», «кулаков», «врагов народа» и т.д. За два года до мартовских событий партия травила католических епископов. Однако , кажется, ни одна из этих кампаний не вызвала таких эмоций, как антисемитская, которая, совершенно очевидно, угодила в чувствительные точки общества. Партия, изображавшая себя противницей расизма и национализма, разожгла антисемитизм в стиле довоенных правых националистов, прикрытый лишь фиговым листком «антисионизма».
В этих условиях одни позволили пропаганде обмануть себя , другие нашли повод проявить услужливость во имя карьеры или сведения личных счетов, завистники могли дать волю своей жажде мести, лояльные граждане поддерживали правительство, а пугливые старались не высовываться. Многие видели мерзость травли, протестовали, выражали симпатию и сочувствие к жертвам, но их голоса заглушались воплями ненависти. При этом мартовская кампания была агрессивно антиинтеллигентской. Она апеллировала к низменным чувствам т.н. простых людей и изображала движение обновления, в котором, наконец, можно критиковать привилегии истеблишмента — если только облечь эту критику в «антисионистский» наряд.
Гомулка ловко спланировал эту кампанию. Он не только подавил бунт молодежи , изолировав ее от рабочих, но также сумел устранить из Политбюро своих оппонентов и, наконец, остановил карьерный рост Мочара. Поддался ли он влиянию СБ, убеждавшей в сионистском заговоре, или сам счел, что этот лозунг окажется полезным во внутреннем соперничестве? Этого мы не знаем. Да, он не любил нескольких еврейских товарищей, но при этом не хотел, чтобы травля достигла такого масштаба, какой в итоге она приобрела. В какой-то момент он попытался ее умерить, указывал границы, но делал это уже слишком поздно и слишком слабо. Как лидер ПОРП и первое лицо в государстве он несет моральную и политическую ответственность за происшедшее.
В перспективе тысячелетней истории евреев в Польше мартовская кампания , определенно, не относится к числу наиболее драматических событий. Ведь она не была такой жестокой и кровавой, как погромы во время восстания Хмельницкого в XVII веке или антиеврейские беспорядки 30-х годов ХХ века. Однако она имела место всего полвека тому назад и всего через 23 года после Второй мировой войны, после Холокоста.
Многомиллионное еврейское население страны Катастрофа уменьшила до нескольких сот тысяч , а послевоенные волны эмиграции — до нескольких десятков тысяч. Из них послемартовская эмиграция почти 15 тысяч человек забрала половину, а остальных отметила горьким опытом отчужденности.
Массовая эмиграция и преследования привели к упадку еврейской социальной и культурной жизни в Польше. В 70-е годы ХХ века казалось , что приближается конец истории польских евреев.
Лишь большие перемены 1989 года позволили возродить это небольшое сообщество.
История весны 1968 года и опыта жертв гонений требует от нас определенных усилий и воображения: представим на минуту , что мы не знаем, как развернутся события дальше. Ведь те, кого в 1968 году сажали в тюрьму, не знали, когда они оттуда выйдут. Студенты, исключенные из ВУЗа с «волчьим билетом», не знали, вернутся ли они когда-нибудь к учебе, найдут ли хорошую работу. Эмигранты не знали, найдут ли они где-нибудь новый дом и смогут ли когда-нибудь вернуться в Польшу или хотя бы посетить ее.
Перевод Владимира Окуня
Благодарим музей POLIN за возможность публикации
