История известного польского композитора Генрика Кузьняка.
В моей жизни было много неприятностей, но я родился под счастливой звездой — наверное, благодаря этому и выжил. В 1942 году, когда мне было шесть лет, умер отец. Он был шахтером, мы жили в Силезии. Во время войны меня перевезли к тете в город Стопница. Помню, как в июле 1944 года там появилось семь советских танков, потом прилетели немецкие самолеты и начался ад. Мы прятались в монастыре, сидели на горах угля в подвалах, а над нашими головами сражались две армии. Потом нацисты захватили монастырь и выгнали нас оттуда. До сих пор, закрывая глаза, я могу увидеть сожженные дома, руины и услышать гробовую тишину, которая царила вокруг. Мы ходили по полям и выкапывали сахарную свеклу — она была нашим единственным лакомством. Мне тогда было восемь лет.
После войны мы с мамой переехали в мой родной город Челядзь. Меня записали во второй класс. В школе было сложно, ведь обезвреживать мины я умел лучше, чем писать. Кстати, четверо моих одноклассников стали потом профессорами.
Признаюсь, я не верил в себя, в собственные силы. Наверное, из-за военного детства у меня не было высоких целей: я не мечтал о славе, о должностях. Я просто занимался тем, что меня интересует — музыкой. Она увлекала меня с детства. Когда кто-то красиво играл, мне всегда хотелось плакать, так меня это трогало. В 12 лет мне в руки попал аккордеон, мой первый в жизни музыкальный инструмент.
Генрик Кузьняк. Фото: Юрий Друг / Новая Польша
В гимназические годы мы с друзьями создали оркестр. По вечерам девчонки приходили потанцевать и мы играли для них. Чего не сделаешь ради девушек! Мы тогда не знали о джазе: играли танго, вальсы, какие-то польские или русские народные песни. В нашем оркестре были две трубы, кларнет, аккордеон, фортепиано... Свои первые произведения я написал именно тогда. Я создавал музыку не потому, что хотел стать композитором. Причина была прозаичной: у нас не было никаких нот, поэтому мы вынуждены были что-то придумывать.
Спустя годы, начиная писать музыку для фильма Юлиуша Махульского «Ва-банк», я использовал свой подростковый опыт. Состав музыкантов в фильме я сделал почти таким же, как в нашем любительском оркестре: две трубы, кларнет, фортепиано....
Время тогда было смутное. В Гданьске и Щецине проходили забастовки, Польша протестовала против власти, а мы готовились снимать фильм. Для меня работа над «Ва-банком» отличалась от того, как это обычно бывает. Чаще всего сперва режиссер снимает картину, и лишь потом композитор пишет к ней музыку. Здесь же в центре сюжета — музыканты, оркестр, который играет в кадре, поэтому некоторые произведения надо было придумать еще до съемок. На запись произведений я специально приглашал исполнителя главной роли, Яна Махульского. Его герой, медвежатник Генрик Квинто, был прекрасным джазовым трубачом, а сам актер никогда в жизни не играл на трубе. Но Ян так внимательно подсмотрел работу музыкантов во время записи и так искусно ее воспроизвел, что все были убеждены, будто он виртуозно владеет инструментом. Фильм — это искусство обмана, и Махульский блестяще справился со своей задачей.
Генрик Кузьняк. Фото: Юрий Друг / Новая Польша
Для «Ва-банка» я специально расстраивал некоторые инструменты, чтобы они фальшивили. Я хотел передать звучание неидеального ресторанного оркестра — чтоб в фильме было как в жизни. Музыка из кино ведь должна соответствовать ситуации, героям, реалиям. Например, в картине звучит расстроенное фортепиано, и трубы тоже играют немного криво. Музыканты во время записи сначала удивлялись, не понимали, зачем я это делаю. Играя блюз, который звучит в сцене похорон Квинто, музыканты так сильно фальшивили по моей просьбе, что я потом и сам засомневался, не слишком ли сильно перегнул палку. Но, как показало время, все было сделано правильно.
Сегодня мне часто говорят, что я придумал для «Ва-банка» гениальные мелодии. Но тогда мало кто так считал. Премьера фильма состоялась в 1981 году, во время военного положения. Картина зрителям понравилась, но музыку удачной не сочли: после премьеры всего один человек подошел ко мне, чтобы сказать несколько теплых слов. Я тогда подумал: «Видимо, музыка не удалась». В 1982 году «Ва-банк» показали на Кинофестивале в Гдыне, но в тот год жюри фестиваля не вручило награду за лучшую музыку вообще никому «из-за отсутствия достойных кандидатов». Лишь спустя несколько лет, когда мелодии из «Ва-банка» начали играть уличные музыканты, я понял, что члены жюри ошибались.
Однажды я был в городе Крыница. Шел по улице и не поверил собственным ушам, когда услышал джаз-бэнд, который играл мою музыку. Это оказались ребята из Украины; я подружился с ними и позже мы вместе записали альбом. Я не перестаю удивляться: с момента премьеры «Ва-банка» прошло 40 лет, а в YouTube продолжают появляться новые и новые исполнители моей музыки. Ее играют солисты, бэнды, симфонические или военные оркестры. Как правило, самые удачные исполнения — из России, Украины или Беларуси. Моя музыка живет своей жизнью, ее до сих пор транслируют радиостанции из разных стран мира.
В самом начале я признался вам, что в молодости не верил в себя. Почему это изменилось? Благодаря знакомству с талантливыми композиторами, музыкантами, режиссерами и их желанию мне помочь, я потихоньку поверил, что тоже могу творить. Я позволил себе самовыражаться с помощью музыки. За долгие годы работы я написал композиции более чем к 300 художественным, документальным, короткометражным, анимационным фильмам и спектаклям, много лет преподавал в Лодзинской киношколе.
Я никогда не писал в стол. Не сидел и не ждал, когда придет вдохновение. Меня раздражают разговоры коллег о том, что им нужно почувствовать солнце Франции или холодный ветер Скандинавии, чтобы написать музыку к соответствующему фильму. Мне для работы не нужно вдохновение. Я просто композитор — человек, которого режиссеры нанимают на работу. Я читаю сценарий, общаюсь с создателями фильма, анализирую, сажусь писать. И так — уже более пятидесяти лет.
Перевод Евгения Климакина
16 марта 2020
