Места

С рождения в убежище. История маленького Жени и других

Оля и Женя. Фото: Каролина Баца-Погожельская

Оля и Женя. Фото: Каролина Баца-Погожельская

Оля бежала из Прудянки на девятом месяце беременности, как только началась российская агрессия. Женю она родила в марте, в убежище, где они живут до сих пор. Людмила приехала туда полтора месяца спустя. Тогда они не были знакомы, а сегодня Людмила заменяет Жене бабушку. А многих ее ровесников можно встретить в санатории под Харьковом — правда, они там вовсе не лечатся, а спасаются от атак России.

В ночь на 14 июля воздушная тревога звучала непрерывно. Были обстреляны многие населенные пункты в Харьковской области , в самом городе ракета упала на депо метрополитена, полностью выведя его из строя. На следующий же день, в четверг, в городе мгновенно усилили интенсивность трамвайного сообщения.

14 июля россияне били не только здесь. Они разрушили центр Николаева , но самый сильный удар нанесли по Виннице. Вечерняя сводка — 23 погибших, несколько десятков раненых и 39 пропавших без вести. Среди жертв трое детей, в том числе четырехлетняя Лиза с розово-черной коляской, снимки которой облетели весь мир. Ее мама тяжело ранена и борется за жизнь.

Перед самыми событиями в Виннице мы поехали на одну из харьковских фабрик. Ее владелец с самого начала войны предоставляет убежище беженцам со всей Харьковской области. Сегодня это несколько десятков человек , но временами их число доходило до нескольких сотен. Они поселились в глубоком подвале, выполняющем роль убежища. Некоторые живут там с начала войны и по сей день.

Оля бежала из Прудянки 24 февраля , как только начали стрелять. Она была на последних неделях беременности, до родов оставалось 2-3 недели. Они уехали в Харьков — она, двое старших сыновей, муж и Женя (названный в честь отца), еще в утробе. Ну и собака, которая стережет свою хозяйку, словно самое ценное сокровище.

— А как было там оставаться? Ужас , просто ужас, — говорит Оля. На протяжении всего разговора Женя сидит с нами. Ему всего четыре месяца — и целых четыре месяца он не знает другой жизни , кроме этой, в сыром подземном убежище. Однако он чрезвычайно спокоен. Еще только начинает капризничать, потому что стали резаться зубки.

Людмила стала его названой бабушкой. У нее четверо своих внуков , они уехали с родителями. В своем деревенском доме под Харьковом она выдержала полтора месяца. С первого дня российской агрессии не стало электроэнергии. Потом воды. Потом газа. Тогда Людмила с мужем Юрием наконец уехали в Харьков — а куда еще? Они поселились в убежище, познакомились там с Олей, и Людмила привязалась к Жене, как к родному внуку.

— Он такой славный , такой спокойный, ночью спит, не капризничает. У нас все для него есть из гуманитарной помощи: памперсы, молоко, кашки, я уже стала тут специалистом по молоку, а то давно забыла, какое самое лучшее, — рассказывает Людмила. Потом она плачет , но совсем недолго, потому что уже пора готовить обед. Для мужа и Олиной семьи, ведь они теперь как родные. — Что будет дальше? Не знаю , пока что есть здесь и сейчас. Когда-то я думала, что после войны вернусь домой, но, кажется, будет некуда. А страх останется.

У Оли похожие мысли.

— Я однажды поехала туда , когда на блокпостах еще пропускали. Летней кухни в доме уже не было. Теперь я даже не езжу. С одной стороны, потому что не хочу смотреть на эту разруху, а с другой — солдаты просто не пропускают нас, слишком опасно, — объясняет она.

В убежище мы проводим меньше часа. Несмотря на жару снаружи , там, внизу, нам попросту зябко. Зимой сюда доставляли обогреватели (электричество ведь есть), но это не условия для нормальной жизни, хотя на холодный пол положили несколько ковров, а на кроватях есть постельное белье. Просто после почти пяти месяцев такой жизни сил уже не остается. А может быть, нам только так кажется?

После посещения Оли и Людмилы мы уезжаем из Харькова. Едем в Песочин , где расположен санаторий «Роща». Татьяна Пивнева из дирекции рассказывает, что сейчас здесь находится около 300 человек, а в периферийных центрах — около 200. Им хватает и лекарств, и еды, но руководство уже сегодня думает о том, как будет выходить из положения зимой, прежде всего, с отоплением.

— В прохладные дни мы ходили по санаторной территории и собирали хворост , другого способа отапливать не было, — рассказывает она.

Сегодня «отдыхающие» не получают в санатории процедур , как до войны, — они просто прячутся здесь от нее. Многие из них — пожилые и больные люди, которым не хочется, да и некуда уезжать. Но есть здесь и семьи с детьми, чувствующие себя в безопасности, несмотря на то, что поблизости почти постоянно слышны звуки обстрела.

— Мы работаем с психологами , я сама прошла такой онлайн-курс. Панических атак не бывает, хотя, если слышишь что-то в воздухе, то нервничаешь. У нас есть один мальчик, который в такой ситуации кричит: «Стекло, стекло, на землю!», но мы стараемся делать, что можем, — говорит Татьяна. — В начале войны нам позвонили из области , что мы должны принять 1100 студентов из Индии, а у нас максимум было, может быть, 500 мест. Но оказалось, что мы справляемся. Они постепенно эвакуировались к себе, и вся операция завершилась успешно. Зато они оставили мне такие красивые сувениры, что я до сих пор смотрю на них, как на драгоценность.

«Роща» расположена в прекраснейшем месте , у озера, рядом с которым есть пляж. Инфраструктура приспособлена как для постояльцев санатория, так и для туристов. Однако сегодня из-за постоянных звуков канонады сложно даже задаваться вопросом, когда это место снова будет работать так, как задумано.

Перевод Сергея Лукина

Статья была опубликована на портале Wprost 15 июля 2022 года.

20 июля 2022