Слова
«Самая сильная мышца человеческого тела — язык»
Ольга Токарчук
Ольга Токарчук. Фото: Тило Шмульген / Reuters / Forum
Цитаты из книг и интервью нобелевской лауреатки Ольги Токарчук.
Умей мы взглянуть на мир с открытым забралом, честно и бесстрашно, — умерли бы от разрыва сердца.
«Бегуны»
Есть читатель-губка, читатель-воронка, читатель-фильтр и читатель-решето. Губка впитывает все без остатка, без разбора, многое потом помнит, но не в состоянии извлечь главное. Воронка вбирает в себя с одного конца, а с другого все прочитанное вылетает. Фильтр пропускает вино, задерживая винный осадок; ему вообще не следует читать, а лучше заняться ремесленничеством. Решето же отделяет плевела, чтобы получить отборное зерно.
«Книги Якова»
Самая сильная мышца человеческого тела — язык.
«Бегуны»
Что это за мир? Чье-то тело идет на ботинки, на фрикадельки, на сосиски, на коврик у кровати, на бульон, который кто-то выпьет… Обувь, диваны, сумка на плечо из кожи чьего-то брюха; чужим мехом люди согреваются, чье-то тело едят, отрезают куски и обжаривают в масле… Неужели этот кошмар, это масштабное убийство происходит на самом деле — чудовищное, хладнокровное, совершающееся механически, без малейших угрызений совести, безоглядно.
«Веди свой плуг по костям мертвецов»
Когда схлынет гнев, всегда образуется много пустого места, которое, словно во время потопа, тотчас заполняет собою грусть — и она несет свои воды, словно река, не имеющая ни начала, ни конца.
«Веди свой плуг по костям мертвецов»
Люди постоянно хотят чего-то необычного, чудес, безумств. И зачем? Чтобы с еще большим упорством держаться за свою обыденную жизнь.
«Э.Э.»
Восточная мудрость гласит: «Когда мудрец указывает на луну, дурак смотрит на его палец». Язык и есть палец, указывающий на луну. «Момент медведя»
Раскачивайся, двигайся. Только так ты ускользнешь от него. Тот, кто управляет миром, не властен над движением и знает, что в движении наше тело свято, — ты сумеешь ускользнуть, только когда двигаешься. Ему подвластно лишь то, что недвижно и омертвело, что безвольно и бессильно. (...) Поэтому у тиранов всех мастей, слуг ада, ненависть к номадам в крови — поэтому они преследуют цыган и евреев, поэтому принуждают к оседлой жизни всех свободных людей, клеймят адресом, подписывающим нам приговор, и клеймо это несмываемо. Они хотят сотворить нерушимый порядок, остановить течение времени — пусть только кажется, что оно движется. Хотят, чтобы дни стали одинаковы, неразличимы, хотят построить махину, в которой каждое существо займет свое место и создаст видимость действия. (...) Двигайся, двигайся! Благословен идущий.
«Бегуны»
Во времена всеобщего кризиса, войны, социальной нестабильности все имеет тенденцию возвращаться к примитивному или даже дикому укладу. Похоже, что продолжительный период относительного спокойствия, наступивший после Второй мировой войны, заканчивается и, возможно, мы утратим все общественные достижения последних пятидесяти лет. Женщины снова начнут щипать корпию, животные снова будут мясом, традиционная семья станет единственно возможной, главной «ячейкой общества», эксплуатация — единственно возможной формой экономики, а насилие — единственно возможной политикой. Боюсь, через несколько лет мы осознаем, что жили в прекрасное время, которое безвозвратно ушло.
Tygodnik Powszechny, 19 октября 2014
«Неважно, где я». Все равно, где я. Я — есть.
«Бегуны»
Люди думают, что живут более интенсивно, чем животные, чем растения, и уж тем более — чем вещи. Животные инстинктом чувствуют, что живут более интенсивно, чем растения и вещи. Растения видят во сне, что живут более интенсивно, чем вещи. А вещи просто существуют во времени, и это существование во времени является жизнью в большей мере, чем что-либо иное.
«Правек и другие времена»
Мы видим, как на наших глазах растет человеческое «я», как оно становится все более выраженным и все более болезненным. В прошлом едва очерченное, постоянно размываемое, подчиненное коллективному, в корсете ролей и условностей, под спудом традиций и правил — теперь оно разбухает, подчиняя себе мир.
«Бегуны»
Каждый, кто когда-либо пытался написать роман, знает, сколь мучителен этот труд — хуже занятия просто не придумаешь. Ты обречен на постоянное заточение внутри себя, в одиночной камере. Это контролируемый психоз, паранойя и мания, приспособленные к полезному делу, а потому лишенные перьев, турнюров и венецианских масок, по которым их можно было бы опознать, — скорее уж нацепившие фартук мясника и резиновые сапоги, с тесаком в руках. С такой писательской перспективы, как из подвала, разве что видны ноги прохожих да слышен стук каблуков. Порой кто-нибудь остановится, наклонится и заглянет внутрь, тогда есть шанс увидеть человеческое лицо и даже обменяться с незнакомцем парой фраз. Однако на самом деле разум занят игрой, которую ведет сам с собой в поспешно сооруженном паноптикуме, расставляет фигурки на эфемерной сцене: автор и герой, повествовательница и читательница, та, что описывает, и та, что описана, ноги, туфли, каблуки и лица случайных прохожих рано или поздно становятся частью этой игры.
«Бегуны»
Я — то, в чем участвую. Я — то, на что смотрю. Таков был смысл паломничеств в древности. Стремление к священному месту и посещение его освящало нас, очищало от грехов. Происходит ли то же, когда мы отправляемся в места несвятые, грешные? А в места пустынные и печальные? А радостные и окрыляющие?
«Бегуны»
Перевод Ольги Чеховой
В публикации использованы цитаты из книг: «Бегуны» (Пер. с польского И. Адельгейм. — М.: Эксмо, 2018), «Правек и другие времена» (Пер. с польского Т. Изотовой. — М.: Новое литературное обозрение, 2006), «Э.Э.», «Книги Якова», «Веди свой плуг по костям мертвецов», «Момент медведя» и интервью Ольги Токарчук изданию Tygodnik Powszechny от 19 октября 2014.
27 октября 2019
