Наталя Ткачик: Как изменилась деятельность Украинского дома после 24 февраля?
Мирослава Керик: Сильно изменилась. До 24 февраля Украинский дом работал как культурный центр , организовывал конференции, концерты, интеграционные встречи, у нас действовали английский разговорный клуб, клуб читателей украинской и польской литературы , художественная галерея. Кроме того, наш консультационный пункт оказывал информационную помощь мигрантам. Мы проводили социологические исследования, последнее из которых — о ситуации украинских мигранток во время пандемии.
После 24 февраля Украинский дом фактически превратился в кризисный центр. Само название с акцентом на слове «дом» обязывает. Когда началась полномасштабная война , мы поняли, что будем первыми, к кому люди обратятся за помощью. Поэтому нужно было действовать.
НТ: У вас был разработан план?
МК: Плана как такового не было. Еще за какое-то время до 24 февраля городская администрация Варшавы пригласила представителей Украинского дома для консультации — как ей действовать в случае полномасштабного нападения РФ на Украину , какие пункты приема беженцев открывать. Мы, конечно, поделились опытом и знаниями, полученными за время работы с мигрантами, но каждый из нас надеялся, что полномасштабной войны все-таки не будет.
Когда утром 24 февраля мне позвонил Мирослав Скирка , председатель Объединения украинцев в Польше, и сказал, что Россия напала на Украину, мы сразу вышли на протест к посольству РФ. После этого наша команда начала совещаться, как действовать дальше.
В первые дни после 24 февраля прошла совместная встреча варшавских организаций и представителей Посольства Украины , мы решали, что конкретно делать. Украинский дом взял на себя помощь беженцам, поскольку у нас уже был опыт работы с мигрантами, — хотя, разумеется, это далеко не одно и то же.
Тогда ни варшавская администрация , ни власти Мазовецкого воеводства еще не были готовы к прибытию такого количества людей. Но ко мне обратились волонтеры из Академии Леона Козьминского, и мы совместно организовали в этом вузе пункт приема — туда и отправляли первых беженцев.
НТ: Какому количеству людей — приблизительно — удалось помочь?
МК: Если говорить о размещении , то в общей сложности мы помогли более чем 11 тысячам беженцев. Мы до сих пор находим им жилье, но проблема все острее. Ведь сейчас, к сожалению, все меньше варшавян готовы принимать людей у себя, да и цены на аренду жилья в Польше резко пошли вверх.
А если говорить в целом о помощи по разным направлениям , то, думаю, Украинский дом уже помог более 100 тысячам человек. Это если не учитывать работу портала , который непрерывно выполняет информационную функцию.
НТ: До 24 февраля ваш коллектив состоял из десятка человек. Как вы в первое время справлялись с таким объемом работы?
МК: Уже на протесте у посольства РФ утром 24 февраля ко мне подходили люди и спрашивали , чем могут быть полезны. Поэтому прежде всего нам нужно было как-то организовать работу волонтеров. Украинский дом первым делом создал базу данных — в нее заносили варшавян, которые могли и хотели предоставить жилье украинцам, и волонтеров, готовых помогать. В базе данных жилья зарегистрировалось более 11 тысяч человек, в базе волонтеров — более 5 тысяч.
Но не все волонтеры помогали непосредственно в Украинском доме — более 700 работали в пунктах приема и на вокзалах , некоторые занимались переводом документов и разной информации, ходили с беженцами в соответствующие учреждения. Если до полномасштабной войны на нашей инфолинии (+48 727 805 764) работали два человека, то после ее начала — 24.
Работа волонтеров чрезвычайно важна , это неоценимая помощь нам как организации. Многие волонтеры, которые работали в Украинском доме, — а среди них были и успешные бизнесмены — отложили собственную работу. Но важно подчеркнуть, что невозможно долго и профессионально и оказывать бесплатную помощь, так что со временем мы начали работать с волонтерами уже на постоянной основе и за плату — люди должны на что-то жить. Мы нашли средства, чтобы наши работники прошли соответствующие тренинги и могли профессионально консультировать людей. Идея такова: мы — профи, у нас есть соответствующие знания и мы даем людям конкретные ответы, а не перенаправляем к кому-то другому. Сейчас наш коллектив состоит примерно из 150 человек.
Недавно , в сентябре, мы открыли еще один пункт поддержки — на улице Андерса, 29. Работаем шесть дней в неделю.
НТ: Сегодня поток беженцев не такой большой , как в первые недели полномасштабной войны. Многие люди, искавшие убежище в Польше, уже вернулись домой. Кто сейчас к вам обращается?
МК: Обычно это люди , которые раньше уехали из Украины куда-то дальше, а теперь или возвращаются домой, или хотят на какое-то время осесть в Польше, чтобы находиться ближе к дому и иметь возможность в случае чего быстрее добраться до родных. Иногда нам звонят из Украины те, кто пока не может решиться уехать, и расспрашивают о возможностях пребывания в Польше.
Приезд беженцев из Украины очень зависит от военной ситуации: если усиливаются обстрелы , то сразу резко увеличивается количество людей, которые к нам обращаются. Тем более теперь, когда значительная часть инфраструктуры уничтожена и люди вынуждены уезжать еще и из-за тяжелых бытовых условий.
Если раньше Украинский дом в среднем расселял примерно 200 человек в неделю , то сейчас — 150–160. Мы все еще селим беженцев бесплатно в домах поляков. Но есть огромная диспропорция: например, последние две недели у нас в среднем было семь предложений от поляков, готовых предоставить украинским беженцам свои квартиры, а в жилье нуждалось 240 семей.
Поэтому мы призываем беженцев ехать в разные места Польши , не только в столицу. Но тут возникает другая проблема: многие люди из Украины приезжают из больших городов , и им трудно жить в маленьких населенных пунктах, да еще и в другой стране. Трудно, в частности, из-за транспортной отрезанности малых населенных пунктов — чтобы туда доехать, нужна машина.
Поэтому мы очень волнуемся , сможем ли оказать ту помощь, которую хотели бы, если в Польшу хлынет новая волна беженцев. Точно будет намного тяжелее, чем в первые недели полномасштабной войны.
НТ: Каким категориям беженцев труднее всего получить помощь?
МК: Мы как раз получили грант от международных организаций HIAS и Airbnb , благодаря которому можем бесплатно размещать самые уязвимые категории беженцев, правда, только на три недели. Эта программа адресована людям с инвалидностью, представителям ЛГБТК, многодетным семьям.
Очень сложно получить помощь больным и пожилым людям. Вспоминаю ситуацию , когда наша коллега пыталась помочь двум онкобольным пенсионерам — им нужно было найти не только жилье , но и клинику, которая бы согласилась продолжить их лечение. Это было очень тяжело, тем более, что жилье было нужно и для сопровождавшего их сына, тоже в возрасте. На это ушел весь день, но вечером наша коллега, обзвонив множество польских клиник, наконец нашла такую, которая согласилась взяться за лечение, да еще и предоставила им место для проживания.
Чрезвычайно сложно найти поддержку людям с инвалидностью или , например, ромам , людям с другим цветом кожи. Тяжелая ситуация и с теми, кто бежал от войны из Украины, но у кого паспорт другой страны. Польское законодательство благосклонно к гражданам Украины, но неблагосклонно к таким людям: на них чаще всего уже не распространялась система бесплатной поддержки — проезд, легализация пребывания и тому подобное. Им предоставляется только 14 дней легального пребывания в Польше. А нередко это дважды беженцы — они бежали в Украину из своих стран, получили в Украине защиту, а теперь вынуждены были бежать в Польшу от российско-украинской войны. И что им делать? Они же не могут просить помощи у своего посольства, то есть государства, из которого бежали.
НТ: Какой здесь выход?
МК: К счастью , Украинский дом — не единственная в Польше организация, работающая с беженцами. Девять польских организаций, занимающихся мигрантами и беженцами, с 2016 года действуют как объединенный Миграционный консорциум. Мы поддерживали и продолжаем поддерживать друг друга. Так, иностранцам, которые бежали из Украины, помогал фонд «Для Сомали» (Fundacja dla Somalii). А многие их проблемы, связанные с законодательством, взяла на себя Ассоциация правовой интервенции (Stowarzyszenie Interwencji Prawnej).
НТ: Кто финансирует работу Украинского дома?
МК: До 24 февраля бюджет Украинского дома был скромным , большинство наших проектов финансировали, например, варшавская городская администрация, фонд Открытого общества и фонд Генриха Белля. Украина предоставляла средства на нашу субботнюю украинскую школу. На газету и портал «Наш вибір» нередко выделялись польские государственные средства. Некоторые мероприятия мы организовывали на пожертвования, которые перечисляли неравнодушные люди или организации.
Еще перед 24 февраля польский фонд Pomagam.pl открыл сбор для помощи Украине и украинцам «Солідарні з Україною». Почти половину собранных средств (35 миллионов гривен)около 893 тысяч евро Украинский дом весной и летом потратил на закупку лекарств , предметов тактической медицины, скорой помощи, палаток под полевые госпитали и передал в украинские больницы, которые принимают раненых.
Еще часть денег Украинский дом направил на поддержку людей в Украине. Это новое направление нашей деятельности. В частности , в сотрудничестве с организацией «АртПоле» мы закупили продукты для людей из Бучи , Ирпеня , из городков и сел, где заминированы поля и невозможно было ничего выращивать.
Кроме того , совместно с Клубом католической интеллигенции мы открыли в Варшаве школу — с первого по одиннадцатый класс. С финансированием помогла международная организация Save the Children International. Сначала планировалось, что это будет так называемая полевая школа, чтобы дети беженцев могли в Варшаве закончить учебный год. Но основательно проанализировав ситуацию и пообщавшись с родителями, мы поняли, что есть необходимость продолжить работу школы и в учебном году 2022/2023. Сейчас у нас 270 учеников, а в прошлом семестре, который длился три месяца, было 260 выпускников. Все учителя нашей школы — беженцы из Украины, профессиональные педагоги. И этих учителей нам удалось трудоустроить. Получается, что Украинский дом начал трудоустраивать беженцев и таким образом тоже поддерживать их и их семьи.
На другие наши проекты мы ищем гранты , спонсоров, доноров — в основном среди международных организаций.
НТ: Спрошу тебя как социолога: как поляки сейчас реагируют на то , что в Польше живет так много украинских беженцев?
МК: Поляки продолжают помогать украинцам в Польше , но дает о себе знать естественная усталость — к сожалению, война длится слишком долго. Конечно, из-за зимы, инфляции, ухудшения экономической ситуации сейчас полякам стало труднее финансово поддерживать украинцев, и на этом пытаются сколотить политический капитал ультраправые силы, националисты, неонацисты. Например, кое-где можно услышать их лозунг «Стоп украинизации Польши». К счастью, их попытки расколоть польское общество не дали особых результатов.
Например , они организовали в Жешуве антиукраинский протест , но на него никто не пришел.
Последние исследования , в частности проведенные изданием Krytyka Polityczna, показали, что польское общество активно поддерживает Украину в ее борьбе с РФ. Но одновременно растет негативное отношение поляков к самим украинцам. Ведь большое количество беженцев в Польше — это дополнительная нагрузка на службы, в частности медицинскую.
Различные проблемы и даже конфликты возникают в сфере школьного образования. Например , часто наблюдается очень позитивное отношение польских учителей к украинским школьникам-беженцам: педагоги стараются идти им на уступки, понимая, что эти дети травмированы и ко всему прочему не знают польского языка. Намерения — прекрасные. Но часто они оборачиваются непониманием со стороны польских школьников, которым кажется, что украинцы в польских школах пользуются какими-то привилегиями.
Небольшой пример: украинским школьникам разрешают пользоваться мобильными телефонами на уроках , потому что им часто нужно что-то переводить. Польские дети при этом чувствуют себя ущемленными и начинают злиться на украинских. Или же, когда украинским школьникам время от времени позволяют сдать тест или контрольную позже, чем польским, — у их одноклассников-поляков зарождается ощущение несправедливости. И таких мелких нюансов — полно. Поэтому очень важно проводить соответствующую работу с учителями, рассказывать, как лучше повести себя в тех или иных ситуациях.
НТ: Твой муж Юрий в феврале пошел добровольцем в армию. Как ты отнеслась к его выбору и что тогда чувствовала?
МК: Я никогда в жизни не могла представить , что окажусь в такой ситуации. Мы что-то подобное видели разве что в фильмах — мужчина идет на войну, родные его провожают, в слезах прощаются. Где-то 25 февраля Юра сообщил мне о своем решении пойти добровольцем. Сказал, что должен защищать право украинцев на жизнь, отстаивать наше спокойствие. И это была одна из самых тяжелых ночей в моей жизни. Я не могла его не поддержать, хотя для меня это было невероятно трудно. Больше всего я переживала, что он может погибнуть, а ведь у нас дочь растет... И как она будет без отца? Тем более что у них очень сильная эмоциональная связь. Муж поехал в Украину на третий день войны. Он служил в ВСУ, но не на фронте, — от этого мне было немножко легче. А потом по состоянию здоровья его уволили, он вернулся в Варшаву.
Я боюсь даже представлять , как чувствуют себя другие женщины и мужчины, чьи близкие воюют на фронте. Таких немало в Варшаве, в том числе среди сотрудников Украинского дома. У нас сформировался принцип — чем больше работаешь, тем меньше об этом думаешь. В первые недели после 24 февраля выходом для нас было приходить в Украинский дом и весь день работать — тогда у нас не было времени сидеть в новостях в телефоне, думать, как все это тяжело. Помогая другим, мы помогали себе. Так и сейчас.
Тем , чьи близкие на фронте, невероятно сложно. Когда муж был в ВСУ, моя дочь Ганя — ей почти десять — в какой-то момент сказала, что ей тяжелее всех в классе. Я удивилась: почему? А она говорит: ну, знаешь, у других деток родители не в армии, у них нет войны.
НТ: Как ты объясняешь дочери то , что происходит в Украине?
МК: Когда муж был в ВСУ , я старалась не смотреть при ней новости, объясняла ситуацию своими словами, просто говорила с ней. Ганя страшно переживала, что отец в армии. Она даже специально сделала в школе презентацию об Украине — так важно для нее было рассказать польским ученикам об этом, быть полезной украинцам.
Ганя с большим пониманием отнеслась к тому , что меня постоянно нет дома, хотя, конечно, ей меня не хватает. Трудно было должным образом заботиться о ребенке при такой бешеной загруженности. Но я старалась проводить с ней все редкие свободные минуты.
НТ: Что дает тебе силы?
МК: Наверное , понимание, что нужно помогать другим. Как умею, как могу, всеми силами. Но на самом деле я очень измучена, измотана. Мне не хватает покоя, я, как и все украинцы, жду победы, хотя понимаю, что война может продолжаться долго и нам предстоит еще много работать. Да и вообще наша работа по помощи украинцам в Польше будет нужна все время — она с окончанием войны не прекратится. Но все равно хочется, чтобы как можно скорее была победа, когда с чувством облегчения можно будет выдохнуть и вернуться к более привычному ритму жизни, а не проверять целый день новости, нет ли обстрелов, нет ли новых волн беженцев.
Конечно , моя деятельность отнимает время, которое я бы могла проводить с семьей. К счастью, родные относятся к этому с большим пониманием.
Но ощущение , что мы с Украинским домом реально помогаем людям, что наша деятельность приносит конкретные результаты и имеет большой смысл, дает мне силы продолжать работу.
Перевод с украинского Ольги Чеховой
