Юзеф Чехович (1903–1939) — уроженец и певец Люблина , педагог, журналист, редактор, переводчик, краевед и один из самых известных польских поэтов межвоенного периода. На фоне бурного многообразия литературной жизни того времени, формировавшейся под влиянием варшавской поэтической группы «Скамандр» [Ю. Тувим, Я. Ивашкевич, Я. Лехонь, А. Слонимский, К. Вежиньский] и «краковского авангарда», Т. Пайпер, Ю. Пшибось, Я. Курек, Я. Бженковский, А. Важик творчество Чеховича самобытно отличается: ему присуща особая мелодичность , укорененная в фольклоре и народных религиозных песнях, а также тревожное предчувствие неотвратимой беды, что воплощается в символических образах катастрофы.
В 1923 году двадцатилетний Чехович начинает сотрудничать с люблинским журналом Reflektor , основанным Конрадом Бельским и Вацлавом Гралевским. Благодаря поэтическому таланту и харизме поэт почти сразу стал неформальным лидером этой группы. Со временем именно Чехович поспособствует тому, что провинциальный Люблин превратится в один из центров польской литературной жизни. Эта группа, к которой принадлежали также Юзеф Лободовский, Станислав Грендзиньский, Станислав Пентак и Францишка Арнштайнова, вошла в историю литературы как «второй авангард», или же «люблинский авангард».
В 1923 году двадцатилетний Чехович начинает сотрудничать с люблинским журналом Reflektor , основанным Конрадом Бельским и Вацлавом Гралевским. Благодаря поэтическому таланту и харизме поэт почти сразу стал неформальным лидером этой группы. Со временем именно Чехович поспособствует тому, что провинциальный Люблин превратится в один из центров польской литературной жизни. Эта группа, к которой принадлежали также Юзеф Лободовский, Станислав Грендзиньский, Станислав Пентак и Францишка Арнштайнова, вошла в историю литературы как «второй авангард», или же «люблинский авангард».
В 1932 году Юзеф Чехович вместе с Францишкой Арнштайновой основали Люблинское отделение Союза писателей , а через год поэт переехал в Варшаву. В столице он продолжал вести активную литературную жизнь: работал в издательстве Союза польских учителей редактором детских книг , много писал, переводил (в частности поэзию Тараса Шевченко, Богдана Лепкого, Павла Тычины, Николая Бажана, Евгения Маланюка, Святослава Гордынского). Как и в Люблине, вокруг Чеховича объединялись литераторы.
10 марта 1934 года Чехович организовал у себя дома легендарный поэтический вечер — «Нашествие авангарда на Варшаву». Само название мероприятия свидетельствовало о желании младшего поколения авангардных поэтов утвердить новую эстетику и противопоставить себя старшему поколению авторов. На вечере Чехович познакомился с молодым писателем из вильнюсской литературной группы «Жагары» Чеславом Милошем. Эта встреча переросла в близкую дружбу и сотрудничество в литературном отделе Польского радио. Впоследствии в воспоминаниях Милош отмечал одну особенность Чеховича , которая немало поспособствовала рождению легенды о смерти поэта:
Однажды утром 1938 года я рассказал Чеховичу сон. Я видел дом , одна стена которого была стеклянной. За стеной играл на скрипке монгол — это был он, Чехович. Звука я не слышал. Я не стал говорить о том, что здание во сне называлось Домом мертвых, а на лице монгола виднелись следы разложения. Моя сдержанность объяснялась тем, что я знал о его одержимости мыслью о скорой смерти.
9 сентября 1939 года , на девятый день гитлеровского вторжения в Польшу , Юзеф Чехович добрался до Люблина, как и тысячи других поляков, бежавших от линии фронта на восток страны. Здесь поэт мог чувствовать себя в относительной безопасности, поскольку немецкая авиация бомбила Люблин не так интенсивно, как столицу. Путешествие из Варшавы было изнурительным и длилось почти трое суток. Чехович, известный своим щепетильным отношением к внешнему виду, отправился в парикмахерскую. Между девятью и десятью часами утра поэт переступил порог салона госпожи Островской на улице Краковское предместье, 46 — именно в тот момент, когда начался авианалет на город. Несколько бомб попало в дом, где располагалась парикмахерская. Эта бомбежка унесла жизнь Чеховича и положила начало легенде о его гибели.
Единственным непосредственным свидетелем трагедии был друг Чеховича — поэт и журналист Хенрик Доминьский. В люблинском издании газеты-листовки Kurier Poranny , где он служил редактором, 13 сентября 1939 года под заголовком «Смерть Юзефа Чеховича» можно было прочитать короткую заметку:
Во время последнего воздушного налета немецкой авиации на Люблин под обломками одного из домов погиб выдающийся поэт люблинской земли Юзеф Чехович. Вечная память.
Больше никаких прямых свидетельств Доминьский не оставил — вскоре он сам погиб в военном водовороте , — но пересказал подробности тех событий нескольким общим с Чеховичем друзьям. От них мы собственно и знаем, что тогда произошло.
Поэт Станислав Пентак записал воспоминания Доминьского в нескольких версиях. Первая вошла в текст , опубликованный в 1946 году:
О смерти Чеховича я узнал в ноябре 1939 года. Позже ко мне приходил Хенрик Доминьский и рассказал подробно об их последнем лете и смерти Юзефа. В сентябре оба бежали в Люблин. Во время бомбежки родного города Чехович погиб в парикмахерской , куда зашел побриться. Погиб — проклятая судьба, — разорванный бомбой, которая, пробив потолок, не взорвалась сразу.
В 1971 году Пентак записал другую версию , значительно более развернутую и экспрессивную:
О подробностях смерти Юзефа я узнал только от Хенрика Доминьского , остановившегося у меня в Велёвеси на сутки по дороге в Будапешт в марте 1940 года. Хенрик, который всегда ненавидел пафос, рассказывая о смерти Чеховича, старался сохранять хладнокровие и даже шутить, но голос его дрожал.
— Это случилось восьмого сентября, в Люблине, на Краковском предместье. Юзеф считал, что зарос и пошел бриться. Я с ним, а тут бомба — бабах! Я вжался в стену и не дышал. А Юзеф кинулся прямо на бомбу, словно его притянуло магнитом. Его так разорвало, что ничего не осталось. Боже, как он боялся этих бомб — не передать словами! Стоило показаться самолету, Юзеф сразу прыгал в канаву.
— Если бы ты только видел его глаза, — добавил Хенрик уже другим тоном, — горящие, глядящие в пустоту, безумные. У меня сердце сжималось, когда он хватал мою руку и шептал, что вот теперь начнет творить по-настоящему. Теперь, мол, он знает всё, знает, что важно, а что было иллюзией.
Если сопоставить воспоминания Станислава Пентака с разницей в 25 лет , можно обнаружить определенную закономерность: с течением времени история смерти Чеховича обрастает подробностями. И среди новых деталей появляется та, что подчеркивает фаталистическое измерение смерти поэта: «Кинулся прямо на бомбу , словно его притянуло магнитом».
Эта закономерность подтверждается и в случае другого близкого друга Чеховича — Вацлава Гралевского. Именно к нему в редакцию газеты Express Lubelski пришел с трагическим известием Хенрик Доминьский после того , как с остальными уцелевшими выбрался из разбомбленной парикмахерской. В 1948 году по случаю годовщины смерти поэта Гралевский опубликовал в газете короткую заметку с приглашением на панихиду:
Среди жертв [бомбардировки 9 сентября] оказался и Юзеф Чехович , выдающийся люблинский поэт. В тот день рано утром он приехал из Варшавы в небольшой компании друзей. Смерть настигла его в парикмахерской Островской. Бомба, сброшенная немецкими пиратами, разрушила дом и оборвала жизнь поэта.
А вот еще одна цитата Вацлава Гралевского , датированная 1957 годом:
В первые дни после начала войны Чехович с несколькими друзьями покинул Варшаву , решив отправиться в Люблин пешком. Через несколько дней, утром трагического 9 сентября, путники добрались до Люблина и, поев и отдохнув, около десяти часов вошли в парикмахерскую Островской. Именно в это время немецкая авиация атаковала Люблин. Десятки самолетов сбросили сотни фугасных и зажигательных бомб на беззащитный город, что повлекло за собой сильные разрушения и гибель многих людей.
Несколько бомб попало в дом, где находилась парикмахерская Островской. Одна из них, пробив перекрытия, упала в салон. По свидетельству Хенрика Доминьского, уроженца Люблина, поэта и журналиста, работавшего в Варшаве и приехавшего в Люблин вместе с Чеховичем, события развивались следующим образом. Когда бомба угодила в парикмахерскую, он и его товарищи отскочили к стене и бросились на пол, а Чехович, ведомый словно антиинстинктом, кинулся к бомбе. В результате взрыва несколько человек погибли, от парикмахерской ничего не осталось. Товарищи Чеховича, лежавшие у стены, выжили и через несколько часов выбрались из-под завалов разрушенного дома без серьезных травм.
На этом примере мы снова видим , как случайную, хотя от этого не менее трагическую смерть поэта в расцвете творческих сил, биографы пытаются объяснить фатумом: интерпретируют ее как неотвратимость, бессознательное стремление самого художника. Так работают механизмы культуры в случае писателей, в творчестве которых тема смерти занимает одно из центральных мест. Юзеф Чехович не стал исключением. Во всех его произведениях присутствуют намеки на собственную смерть, начиная с литературного дебюта, который состоялся анонимно в 1923 году на страницах журнала Reflektor. Это была автобиографическая «Повесть о бумажной короне» — о попытке самоубийства из-за таинственной неразделенной любви.
Конечно , эти намеки слишком общие и многозначительные, однако для биографов Чеховича они служат определенными доказательствами его пророческих способностей. Поэтому в биографических заметках о поэте всегда появляются отсылки к стихотворениям «Баллада с той стороны» и «Скорбь», в которых он предвещает свою смерть, или к «Поэме о городе Люблин», где указывает место своего будущего захоронения — старое православное кладбище на Липовой улице:
Часы — печальные лица ночи —
сообщают пароль: пол — ночь , пол — ночь…
Внизу, под знаками зодиака —
льняные скатерти площадей.
И скованы улицы, длинные лодки мрака,
цепями оранжевых фонарей.
На краю Люблина —
прямоугольный остров мертвых , и по ночам
декламируют громко каштаны и клены
поэму ветра надгробиям и цветам.
Глухие аллеи с голосом труб водосточных
что-то под нос бормочут.
И бледная тень звезды ,
падая, прислоняется к папоротнику-полуночнику,
к зарослям резеды.
Забронзовевшие ангелы ,
кресты из мрамора,
не отгоняя густой тополиный пух,
грудные клетки могил сдавили почти что намертво.
Где-то поет петух.
Но ты запомни , запомни, живой пока еще,
что написано на воротах кладбища:
«Я усну и стану прахом навсегда — но восстану я из праха в день Суда...» перевод Игоря Белова, НП 10/2015
Перевод с украинского Ольги Чеховой
Источники: «Scriptores» , nr 32, Lublin 2008 (Czechowicz. W poszukiwaniu ukrytego miasta. Mapa miejsc — teksty, tom 3); Czesław Miłosz, Czechowicz to jest o poezji między wojnami, [w:] «Kultura», Paryż 1954; Stanisław Piętak, Wspomnienie, [w:] «Wieś», nr 34-35, 1-7 września 1946; Stanisław Piętak, Józef Czechowicz — człowiek i poeta [w:] Spotkania z Czechowiczem, Lublin 1971; Stanisław Maria Saliński, Long-play warszawski, Warszawa 1966; Wacław Gralewski, W rocznicę śmierci poety [w:] «Życie Lubelskie”, nr 248, 8 września 1948; Wacław Gralewski, Stalowa tęcza – idąca śmierć, [w:] «Kamena» nr 17, 1957; Tomasz Pietrasiewicz, Bombardowanie Lublina 09.09.1939. Śmierć Józefa Czechowicza, Lublin 2009.
