«После того, как в Беларуси прошли псевдовыборы, мы поняли, что репрессии там усилятся и нужно будет поддержать тех, кто решит спасаться бегством», — вспоминает Петр Скопец. К тому времени созданный его женой Катажиной фонд, который помогает детям и взрослым из других стран, оказавшимся в Польше, существовал уже два года. На волне событий за восточной границей белорусский вопрос стал для него одним из главных.
Как-то по прихоти судьбы или по воле Божьей мы начали заниматься этими беженцами, и иногда надо было срочно дать им крышу над головой, приютить. Так что у нас дома жил Виктор, Роман, другой Роман, в течение восьми месяцев — сестры Аня и Таня, двое фармацевтов из Гродно, Саша… Всего около десяти человек в разное время. Одни дольше, другие меньше.
Как правило, у гостей не было постоянного спального места, каждый день комнаты распределялись по-разному. Все зависело от количества людей и от того, сколько среди них мужчин и сколько женщин.
Слава и Изидор Волосяньские с дочерью Анной. Источник: Фонд Humanosh«Желание помогать людям у нас в крови», — говорит Катажина. И это на самом деле своего рода семейная традиция. Образцом для семьи Скопец стала история бабушки и дедушки Катажины, которые во время войны в течение 22 месяцев прятали от нацистов в подвале своего дома евреев — всего 39 человек, в том числе восемь детей и подростков младше 16 лет.
Подвал в Дрогобыче
Фонд Катажины называется Humanosh (соединение слова «человек» на английском — human — и на иврите — enosh) и носит имя ее бабушки Славы и дедушки Изека.
Недавно мне кто-то сказал, что зря я назвала фонд именем «Славы и Изека Волосяньских», потому что [по форме имени] все думают, что дедушка был евреем. Но если даже и думают, то что? Это разве плохо? Евреи, которых спасли мои бабушка и дедушка, сказали, что никто не называл его полным именем — все говорили «Изек».
На самом деле дедушка был ополяченным украинцем, официально его звали Изидор, а бабушку — Ярослава. Во время войны они жили в Дрогобыче (современная Украина). Изек работал техническим руководителем на небольшой фабрике, основным владельцем которой был местный еврей Зайферт, а соучредителем и директором — отец Изидора, Миколай Волосяньский. На их предприятии трудились и украинцы, и евреи, и поляки.
Фотографии Анны и Славы Волосяньских. Фото: Александра Кононченко / Новая ПольшаМиколай был человеком открытых взглядов, немного социалистом по убеждениям. Это была редкость в то время: совместное украинско-польско-еврейское дело (третьим соучредителем был украинец, не знаю его фамилии). У Миколая Волосяньского и Зайферта была концепция: им было важно обучать молодых людей, чтобы те могли потом получить хорошую работу на других окрестных фабриках.
Итак, Изек работал на фабрике и жил в доме рядом, который тоже принадлежал Зайфертам. Если поехать в Дрогобыч и найти это здание — улица Шашкевича, дом 9, — на дверных ручках можно разглядеть их фамилию. В начале войны Изек встретил Славу, и скоро она переехала к нему.
Немцы еще не пришли в Дрогобыч, но люди понимали, что это, вероятнее всего, произойдет, и евреи начинали задумываться, что им тогда делать.
Среди сотрудников фабрики были люди родом из Катовице, из Берлина, так что все знали, что происходит в Генерал-губернаторстве. административная единица, в которую входила большая часть оккупированных Германией польских земель Уже было известно, что евреев убивают. Волосяньские начали готовить укрытие.
Еще до прихода немцев укрытие под служебной квартирой моего дедушки было готово. В кухне был люк, через который можно было попасть в подвал, рассчитанный на трех-четырех человек. Там должна была прятаться семья паркетчика Вольфа Штока, который работал на той же фабрике. И, собственно, изначально всё. В 1941 году в Дрогобыч входят немцы, той же осенью появляется гетто и примерно в это же время дедушка начинает прятать евреев в этом укрытии. Позже, когда оказалось, что оно слишком тесное, его стали достраивать, копая в разные стороны.
Дрогобыч. Мемориальная доска на доме, где жили Слава и Изидор Волосяньские. Источник: Фонд HumanoshИзначально евреи, в основном коллеги Изека, прятались в укрытии только эпизодически, на несколько часов — например, во время облавы. Но когда большую часть евреев из дрогобычского гетто отправили в концлагерь, стало понятно, что риски все более серьезные. С сентября 1942 года люди начали поселяться в подвале Волосяньских.
После того как оккупанты закрепились в городе, директором мастерской вместо Миколая Волосяньского стал немец. Он получил служебное жилье на втором этаже того же дома.
Ситуация выглядела следующим образом: Слава с Изидором живут на первом этаже, над ними немец, а под ними, в подвале — евреи.
Первое время бабушка и дедушка жили вместе, не будучи мужем и женой, что было по тем временам очень смело. Они решили пожениться, чтобы у дедушки не забрали квартиру или не подселили кого-то, тем более что его квартира была лучше, чем у немца наверху. Они поженились в январе 1943 года, в это время бабушка уже была беременна. Это было очень удачно, потому что в детской коляске под матрасиком можно было прятать еду. Бабушка тогда курсировала по всему Дрогобычу, по разным магазинам, чтобы купить продукты на всех, кто прятался в подвале.
На момент свадьбы Славы и Изека в укрытии жило 14 человек. В августе 1943 года их было около 30. Потом появились еще девять.
Катажина и Петр Скопцы. Фото: Александра Кононченко / Новая ПольшаСо временем Изек оборудовал в укрытии туалет, освещение и кухню. Люди, которые там находились, старались вести, насколько это было возможно, нормальную жизнь.
Мой дедушка по натуре был эдаким масcовиком-затейником. Иногда он приносил им яичный ликер, сидел с ними — играли в шахматы, в карты. Бабушка приносила книжки. В дневниках Хадассы Лизи упоминается, как они с Юлеком Тапером [оба тогда были подростками] научились, лежа на боку в подвале, вместе читать одну книгу.
Подвал был такой низкий, что взрослый человек не мог там распрямиться, так что в основном все сидели или лежали — так 22 месяца!
Им приходилось одновременно ложиться спать и одновременно вставать, потому что когда раскладывали спальные места, они занимали все пространство.
Были и выделенные часы, когда все пользовались туалетом. В это время бабушка наверху пускала воду в ванной, чтобы заглушить звук.
Катажина Скопец с семейными фотографиями. Фото: Александра Кононченко / Новая ПольшаКонечно, были и опасные моменты, когда казалось, что укрытие могут разоблачить.
Там были такие подвальные окошки, засыпанные землей. Однажды немец, живший наверху, подходит, указывает на них и говорит: «Пани Слава, вы наверное там евреев прячете». То ли в шутку, то ли всерьез. После этого бабушка с дедушкой досыпали там больше земли, как-то переделали. А еще они там посыпали перцем, чтобы отбить запах, потому что у того немца была собака. Трудная была ситуация.
Вторая критическая ситуация произошла, когда одна девушка из живущих в подвале забеременела и родила мертвого ребенка, после чего у нее произошло приращение плаценты. Изек и Слава договорились об операции, привезли ее ночью в больницу, но врач испугался и выставил девушку за дверь. «Она вернулась домой сама. Кровоточила, но доползла до двери. Это была зима, на снегу остались кровавые следы», — рассказывает Петр. Все думали, что это конец.
Отец бабушкиной подруги был гинекологом, в начале войны он закопал инструменты, и Слава попросила его откопать их. Бабушка заставила троих врачей, которые жили в подвале (дантист и двое терапевтов), сделать операцию — и у них получилось! Женщина выжила.
Казалось бы, людей, которые прятались в подвале, должны были сплотить общие трудности, но, конечно, возникали и конфликты. «Самый большой спор в подвале моей бабушки был из-за денег», — рассказывает Катажина. В какой-то момент у одной из семей закончились средства на еду. Тогда самые богатые сказали, что платить за других они не будут. На что Слава заявила, что это ни на что не влияет: все будут получать одинаковые порции еды, иначе быть не может.
Все 39 человек, жившие в том подвале, пережили нацистскую оккупацию города.
Вручение медали в Яд Вашем. Источник: Фонд HumanoshТрое из них сейчас живут в Израиле. А потомки спасенных Славой и Изидором разбросаны по всему миру.
Слава Волосяньская у дерева, посаженного в ее честь на Аллее Праведников в Яд Вашем. Источник: Фонд HumanoshРодители и дети
В семье Петра Скопца нет такой героической истории, как у его жены, но и он рос в доме, двери которого были открыты для гостей и всех нуждающихся. Глядя на людей, которым они с женой дали приют, Петр вспоминает детство.
К нам с родителями приезжали родственники из Беларуси, Украины: со стороны отца — из полесского Дрогичина возле Пинска, а со стороны мамы — из Любомля, Ковеля, Ивано-Франковска. И во Владимире-Волынском у нас родственники. И когда в нашей квартире на 12 этаже проходили семейные сборища, мы с бабушкой переезжали жить на балкон, так как на полу в комнатах просто не хватало места для всех.
Родители старались помогать разным людям. Лет пять у нас жил Вадим, повар из Украины — он потом уехал в Канаду. Потом другой парень, из Бреста. Когда я возвращался домой, то никогда не знал, кого там застану и кто где будет спать. Поэтому для меня нормально, когда в доме так много людей: ведь надо же им помогать!
Семейный фотоархив Скопцев. Фото: Александра Кононченко / Новая ПольшаКатажина говорит, что ее, как и мужа, сформировал период военного положения и трансформации в Польше. «Мы жили еще тогда, когда люди друг другу не звонили, а просто приходили. И я лично немного скучаю по этому», — говорит она.
Ничего удивительного, что ценности Катажины и Петра разделяют их дети.
В 2007 году, когда Зузанне было 12 лет, а Франеку — четыре, один ежедневник опубликовал статью о девочке из Тибета, для которой ищут дом в Польше. Прочитав статью, Катажина и Петр спросили своих детей, как они отнесутся к тому, чтобы с ними жила эта девочка?
Франек хотел, чтобы в доме было больше детей, потому что тогда было бы еще больше веселья. Хотя вообще он мечтал, чтобы это были мальчики — играть в футбол. А Зуза сказала: «Если бабушка Слава сумела позаботиться о 39 евреях в подвале, то и я об одной тибетской девочке наверняка сумею. Тем более меня никто не хочет за это пристрелить».
Когда они пришли на встречу, выяснилось, что девочек-подростков трое — они между собой двоюродные сестры и у каждой за плечами своя история. Они приехали в Польшу по приглашению одного фонда, и, зная ситуацию в Тибете, все понимали, что им лучше остаться в Европе. «Мы оказались единственными, кто отозвался», — вспоминает Кася.
Начинались каникулы, так что мы отвезли всех детей к моему тестю, папе Каси: там были Хим, Зузя, Лодрома, Сонам и Франек, и еще няня Франека. Мы навещали их по выходным вместе с дядей девочек, тибетским монахом Аямламой, и, наблюдая за детьми, мы вместе с ним и папой Каси решили, что лучше всего будет, если с нами поселится самая младшая из них, то есть Сонам.
Хим и Лодрома были тогда уже фактически взрослые, им было 18 и 16 лет, а 14-летняя Сонам по возрасту была ближе всех к Зузе. С сентября она поселилась с ней в одной комнате и пошла в польскую школу. И тогда Катажина и Петр приняли еще одно важное решение.
Катажина Скопец в Тибете. Источник: Фонд HumanoshМы подумали, что нужно поехать в Тибет, к родителям Сонам, чтобы они знали, где она будет жить, как мы выглядим, кто такие. Девочки испекли для них печенье. Мы поехали в Тибет и как-то общались с ними при помощи жестов, фотографий, этого печенья и других вещей, которые мы привезли с собой. Мы объяснили им, что их дочка будет жить с нами, что мы ее любим, что она ходит в школу, помогает по дому.
В Тибете Катажина и Петр познакомились с Канджу, младшей сестрой Сонам. Уже тогда они знали, что мама девочек тяжело больна — она умерла примерно год спустя, — и решили, что стоит забрать Канджу в Польшу.
Уже более десяти лет Сонам и Канджу — часть их семьи.
Катажина Скопец (справа) с мамой Сонам и Канджу и их братом Давасенгом, 2008. Источник: Фонд HumanoshДалай-лама говорит жителям Тибета, чтобы они спасали своих детей, давая им возможность выезжать из Китая, чтобы они могли учиться. Китай аннексировал Тибет в 1959 году. Тогда тибетцев было шесть миллионов, а сейчас осталось только четыре — два миллиона сократили «мягким способом»: отсутствием современной медицины, доступа к прививкам и теми решениями, которые принимает китайское правительство.
Ну и Далай-Лама говорит им, что они должны бежать из Тибета, чтобы иметь возможность со временем создать новое государство, хотя бы в изгнании, и лоббировать в мире проблему восстановления независимости Тибета. Поэтому они сознательно отдают детей [за границу], также как отдают их в монастыри.
Это также, как [во время войны] в Варшаве и везде еврейские семьи отдавали своих детей.
Невозможно себе представить, как можно отослать своего ребенка. Ведь они, скорее всего, расстаются с ними навсегда. Но тибетцы иначе, по-буддийски относятся к жизни: для них существует реинкарнация, бесконечное возвращающееся добро. Может, поэтому им легче.
После поездки в Тибет Петр и Катажина привезли с собой не только вторую приемную дочку, но и еще 17 человек, которые были вынуждены бежать из Китая из-за возможных репрессий, экономических трудностей или по состоянию здоровья.
Франек и Канджу. Фото: Александра Кононченко / Новая ПольшаСейчас Канджу учится в лицее, а Сонам в медицинском вузе: она начинала учиться в Украине, потом была в США, успешно прошла стажировку в израильской клинике.
У родных и приемных детей Катажины и Петра уже своя жизнь, а некоторые даже не живут в Польше, но все они поддерживают родителей и по мере сил помогают им с фондом.
Мирный дом
Одно из главных достижений фонда Humanosh — открытый в марте 2021 года «Мирный дом» в Варшаве: там живут белорусы, которые вынуждены были бежать из своей страны. Для реализации этого проекта супруги Скопец искали любые возможности, обращались за помощью к знакомым бизнесменам.
Все началось с того, что сначала люди [из Беларуси] жили у нас дома, потом один человек ночевал на диване у моей мамы, еще у нашего приятеля кто-то жил. Когда мы стали рассказывать в СМИ истории беженцев, к нам начали обращаться люди, которые предлагали свое жилье только за оплату коммунальных услуг. И это идеальное решение, потому что тогда люди, которые там живут, могут сами себя содержать.
В Доме есть адаптационный период, три месяца. Первый месяц люди живут бесплатно, второй и третий — за полцены. Дальше каждый месяц проживания обходится в 500 злотых с человека.
В «Мирном доме». Источник: Фонд HumanoshПо словам Катажины, такая система должна мотивировать людей брать ответственность за ситуацию в свои руки. Конечно, фонд не только обеспечивает беженцев жильем. Катажина и ее коллеги помогают им найти работу, оформить документы на пребывание, оформить номер PESEL личный идентификационный номер, который есть у всех граждан Польши и постоянно проживающих в стране иностранцев и счет в банке.
За время адаптации люди могут осмотреться и решить, стоит ли им жить именно в Варшаве или лучше рассмотреть другие города.
Через «Мирный дом» уже прошло больше двадцати человек, но поток нуждающихся в жилье такой большой, что многих Петр и Катажина по-прежнему размещают у себя дома или помогают им что-то снять — семье удалось найти уже более десятка квартир. Так или иначе они помогли более чем сотне белорусов.
Мы мечтаем создать что-то вроде дома культуры, совместить его с кофейней, в которой все эти люди смогут встречаться. Это также будет место для организации выставок и концертов. Им это очень нужно!
В «Мирном доме». Источник: Фонд HumanoshУ каждого белоруса своя сложная история. Например, Мария и ее дочь Ева хотели через Польшу добраться в Швецию, но не смогли.
Польша не хотела их выпустить, потому что таковы правила. Страна, которая предоставила гуманитарную визу или чья граница была пересечена первой, закрепляет за собой обязанность помогать беженцам. Если поедешь дальше, тебя депортируют — в их случае обратно в Польшу.
Маму с дочкой отправили в лагерь для беженцев под Торунем. Там один чеченец хотел сделать Марию своей второй женой. «Мы их оттуда вытащили, теперь они у нас», — рассказывает Катажина. У девочки, вероятно, аутизм, для нее было бы лучше всего попасть в Швецию, где живет ее бабушка, но добиться этого пока не получается.
То, что мы делаем сейчас, нацелено главным образом на Беларусь. Потому что там происходят совершенно трагические вещи, и в основном люди бегут оттуда не по экономическим причинам, а по политическим, и именно их мы стараемся поддерживать. Мы помогаем политическим беженцам, и так было всегда.
Нас не устраивают условия, которые царят в польских лагерях для беженцев. Мы оба с мужем не понимаем, почему, например, там нет плоских тарелок, кастрюль или половников. Не понимаем, почему там водятся тараканы.
По словам Катажины, люди, которые приехали из Беларуси за последний год, находятся в ужасном стрессе, а поляки в общем и целом недостаточно хорошо понимают масштаб событий в соседней стране.
Мы всего лишь люди, и те, кто нуждаются в этой помощи — тоже. Они вынуждены бежать из своей страны: там для них все знакомо и понятно, а здесь все приходится начинать с самого начала.
Нередко супруги получают звонки с предложением помощи в их деятельности, и помощи не только финансовой.
Например, недавно друг семьи предложил каждый вечер забирать еду из его ресторана. «Когда я ехала туда впервые, то как будто направлялась в салон за новым Порше: радовалась как ребенок!», — вспоминает Катажина.
Мы поддерживаем контакт с теми, кого спасли мои бабушка и дедушка, и один из первых людей, который нас поддержал финансово, в том числе в деле помощи белорусам, — Шломо из Израиля, чья мама была одним из детей в бабушкином подвале.
Эта связь имеет для Катажины огромное значение, и она неоднократно возвращается к истории своих бабушки и дедушки. Их пример дает ей силы преодолевать трудности.
У нас евангельский подход к жизни. Каждый день начинается с любви к другому человеку, даже если накануне кто-то тебя обидел. Нам повезло, что у нас есть возможность помогать.
