«Жертвы Катынского преступления — не анонимы»

Close

Почему Россия отказывается реабилитировать поляков, что известно о Катыни сегодня и кому мешает правда о массовых расстрелах, рассказывает историк, глава Польской программы общества «Мемориал» в Москве Александр Гурьянов.

Евгений Приходько: В 1990 году СССР признал свою ответственность за Катынский расстрел, вскоре Россия обнародовала соответствующие документы. «Мемориал» сразу занялся этой темой?

Александр Гурьянов: Еще до сообщения ТАСС от 13 апреля 1990 года о признании ответственности «Берии, Меркулова и их подручных» Общество «Мемориал» подготовило первую в СССР выставку о Катынском преступлении. Ее открытие в московском Киноцентре практически совпало с официальным советским признанием. Но дальше, в течение 1990-х и в начале 2000-х годов, мы занимались другими группами репрессированных польских граждан — в частности, теми, кто был депортирован вглубь СССР в 1940–1941 годах. Речь идет о людях, которые оказались в восточной части довоенного польского государства и были захвачены Советским Союзом после вторжения Красной армии 17 сентября 1939 года, — это и местное население, и те, кто бежал от немецкой оккупации.

СССР сразу принял меры по включению этих территорий в свой состав с помощью плебисцитов и приступил к быстрой советизации. Начались массовые репрессии в отношении тех, кто мог этому препятствовать. Было четыре операции по высылке больших групп населения. Большинство депортированных в ходе второй операции, то есть в апреле 1940 года, были членами семей тех самых польских военнопленных, которых в это же время расстреливали (в Катыни, Смоленске, Калинине и Харькове) по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года.

Мы занимались и другими группами репрессированных польских граждан, в частности, интернированными — то есть людьми, которых арестовали в 1944–1945 годах на территориях, освобожденных от германской оккупации, и бросили без какого-либо приговора в лагеря военнопленных НКВД в глубине СССР. Еще одна категория репрессированных — арестованные после 17 сентября 1939 года и осужденные военными трибуналами, судами или Особым совещанием НКВД к различным срокам лишения свободы, отправленные в так называемые исправительно-трудовые лагеря НКВД.

Что касается собственно Катыни, то в 1990-е годы мы считали, что нет необходимости «Мемориалу» включаться в эту тему.

ЕП: В чем причина такого решения?

АГ: Сначала советская, а потом российская Главная военная прокуратура (ГВП) вела расследование Катынского преступления. И, несмотря на сопротивление со стороны Федеральной службы контрразведки (с 1995 года — ФСБ), оно шло эффективно, по крайней мере до 1994 года.

В первый период работы следователи добились очень важных результатов. В процессуальном порядке удалось установить места расстрелов и захоронений польских пленных из Осташковского и Старобельского лагерей, а также найти и допросить свидетелей и даже некоторых участников расстрельной операции 1940 года, а также операции 1943 года по фальсификации улик и свидетельств о расстреле польских офицеров в Катынском лесу. В марте 1991 года был допрошен бывший начальник управления НКВД по Калининской области Дмитрий Токарев. Несмотря на стремление убедить следствие, что он лично не участвовал в расстрелах, он дал обширные и содержательные показания, хотя мог этого не делать.

ЕП: А на самом деле он был причастен к расстрелам?

АГ: Формально — да. Есть документы с его подписью, это донесения «об исполнении» этапов, что означало расстрел заключенных. Его подчиненные, которые расстреливали польских пленников из Осташковского лагеря под руководством и при личном участии высокопоставленных московских чекистов, специально командированных в Калинин, не могли бы этим заниматься без распоряжения своего прямого начальника. На допросе Токарев говорил, что ему это все было не по душе. Когда начались расстрелы, он, пользуясь тем, что одновременно был еще и членом бюро обкома партии, оформлял себе по партийной линии командировки в подшефные районы Калининской области и старался задержаться там как можно дольше. Потом, возвращаясь, видел, что расстрелы продолжаются, и снова брал командировку.

ЕП: Вы верите в эту версию?

АГ: Скорее да. Токарев имел полную возможность этого не рассказывать или вообще отказаться давать показания. Он мог не открывать следователям двери, мог сказать: «Я старый человек, мне скоро 90 лет, я ничего не помню и ничего не знаю». Но он дал подробные показания и объяснил многое из того, что было неясно.

ЕП: Что удалось выяснить следователям прокуратуры?

АГ: Кроме установления, как проходили расстрелы пленников из Осташковского лагеря и где захоронили их останки, Главная военная прокуратура подробно расследовала, как была подготовлена советская фальсификация расстрела в Катынском лесу.

После освобождения Смоленска и его окрестностей в сентябре 1943 года, НКВД и НКГБ отправили туда своих сотрудников. Чекисты должны были «обработать» свидетелей, которые ранее дали показания немцам, а также «подготовить» вторичные братские могилы, оставленные после немецкой эксгумации в Катынском лесу весной 1943 года.

В карманы убитых польских офицеров, перезахороненных в этих могилах, были подложены бумаги, которые затем должны были быть обнаружены комиссией под руководством Николая Бурденко, официально образованной лишь в январе 1944 года.

Когда под руководством комиссии проводилась эксгумация могил, были найдены два документа, датированные ноябрем 1940 года, и семь документов с датами 1941 года. По мысли фальсификаторов, это якобы доказывало, что пленных убили не советские органы весной 1940 года, как утверждали немцы, а осенью 1941 года, когда эта территория была оккупирована германскими войсками.

В 1990-е годы прокуратура также нашла свидетелей, которые сперва в 1943 году дали показания немцам, а затем (после «обработки») — чекистам и комиссии Бурденко. Некоторые из этих людей рассказали следователям ГВП, под каким давлением и угрозами они поменяли свои изначальные показания, данные немцам.

ЕП:Когда «Мемориал» начал активно заниматься Катынским делом?

АГ: Это случилось в 2005 году. Тогда вдруг было объявлено, что расследование прокуратуры прекращено за смертью виновных. Статья, по которой они обвинялись — превышение власти высшим командным составом Рабоче-крестьянской Красной армии (ст. 193-17 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года, действовавшего в 1940 году). При этом виновных прокуратура не назвала, ссылаясь на секретность постановления о прекращении дела. Квалификация по этой статье означала, что из-под обвинения выведены Сталин и члены Политбюро, принявшие решение о расстреле польских военнопленных и арестованных. Из шести человек, проголосовавших за расстрел — собственноручно расписавшихся Сталина, Ворошилова, Молотова и Микояна, а также проголосовавших заочно Калинина и Кагановича, — на тот момент только Ворошилов был военнослужащим и, соответственно, мог обвиняться по этой статье. Остальные — Сталин, Молотов, Микоян, Каганович и Калинин — не могли подпадать под понятие «высший состав РККА». Позже ГВП объяснила, что виновными считаются только отдельные лица из руководящего состава НКВД.

ЕП: То есть кто именно?

АГ: Благодаря утечке из ГВП информации о том, что обвиняемых четверо, стало очевидно, что речь идет о Меркулове, Кобулове, Баштакове и Берии: последний направил Сталину письмо с предложением о расстреле, а остальных Политбюро назначило в «тройку», которой было поручено оформлять персональные постановления о применении расстрела. Это значит, что всех членов Политбюро, которые приняли решение расстрелять польских военнопленных и являются главными виновниками, ГВП вывела из-под ответственности за Катынское дело. Тогда мы и спохватились.

Александр Гурьянов в Катынском музее, Варшава. Фото: Евгений Приходько / Новая Польша

ЕП: В 2010 году Владимир Путин заявил, что приказ советского вождя расстрелять поляков был местью за смерть красноармейцев, оказавшихся в польском плену в 1919–1920 годах. Каково Ваше мнение, в чем на самом деле причина решения Сталина?

АГ: В записке Берии Сталину прямо сказано, что перечисленные категории военнопленных и арестованных необходимо расстрелять «исходя из того, что все они закоренелые, неисправимые враги советской власти». Слова Путина — это бездоказательная попытка хотя бы отчасти оправдать, уравновесить чудовищное решение о расстреле военнопленных совсем другой трагедией, переключить внимание: дескать, да, мы расстреляли поляков, но ведь и поляки наших погубили. Путинскому объяснению нет никакого документального подтверждения. Нет каких-либо данных, что чекисты пытались среди военнопленных найти людей, причастных к советско-польской войне 1919-1920 годов и к содержанию красноармейцев в польском плену.

ЕП: В России существует круг отрицателей Катынского преступления. Кто эти люди?

АГ: Этим занимаются сталинисты и националисты, тоскующие по советской империи. Для них важно отрицать тот факт, что наша страна совершала чудовищные преступления. Эти люди пользуются снисходительным отношением или даже негласной поддержкой властей, которые допускают их выступления вопреки официальной позиции России, признающей совершение Катынского преступления Советским Союзом. Отрицатели Катынского преступления, по моему убеждению, — совершенно хладнокровные и сознательные фальсификаторы. Покойный Сергей Стрыгин (лучше остальных отрицателей вникавший в детали Катынского дела) однажды мне откровенно признался, что для него самое главное — это реабилитировать Сталина.

ЕП: Какие основные месседжи сегодняшних отрицателей?

АГ: Их главный посыл — что официальное заключение комиссии Бурденко о совершении расстрела польских военнопленных немцами, бывшее вплоть до начала 1990 года основой той советской позиции, которую сейчас принято называть «Катынской ложью», является достоверным и правдивым.

Поэтому, между прочим, отрицатели не могут смириться с тем, что советской Главной военной прокуратурой в 1991 году и затем польскими специалистами в 1995 году установлены захоронения нескольких тысяч расстрелянных польских пленников из Осташковского лагеря близ Медного. Ведь в этом расстреле уж совсем невозможно обвинить немцев: они находились в Медном всего три дня в октябре 1941 года в условиях тяжелейших боев, после чего были выбиты оттуда Красной армией. Поэтому отрицатели пытаются внушить людям, что на Польском военном кладбище в составе Государственного Мемориального комплекса «Медное» захоронены вовсе не польские военнопленные, а красноармейцы, погибшие в боях с немцами в 1941 году или умершие от ран в эвакогоспиталях, позднее расположенных в том районе.

ЕП: Кто прислушивается к отрицателям?

АГ: То, что они говорят, находит отклик среди россиян, несведущих в истории Катынского преступления, — а их, к сожалению, подавляющее большинство. Люди прислушиваются к отрицателям, потому что это их естественное стремление к душевному комфорту. Осознание и признание факта, что твоя страна совершала злодеяния, требует усилий над собой и создает морально-нравственные неудобства. Жить с мыслью, что в истории твоей родины были только славные свершения и победы, куда приятней.

ЕП: Что сегодня знает о Катыни среднестатистический россиянин?

АГ: В 2010 году эта тема была на слуху. Тогда перед встречей в Мемориальном комплексе «Катынь» премьер-министров Путина и Туска по российскому телевидению показали фильм «Катынь» Анджея Вайды. Потом снова его показали после авиакатастрофы в Смоленске и гибели польского президента Леха Качиньского вместе со всей польской делегацией, направлявшейся на траурную церемонию в Катынском лесу. Несколько месяцев спустя Госдума приняла заявление «О Катынской трагедии и ее жертвах», где признавалась ответственность СССР как тоталитарного государства.

Принципиально важные документы — упомянутая выше записка Берии Сталину, решение Политбюро от 5 марта 1940 года, записка председателя КГБ Шелепина первому секретарю ЦК КПСС от 3 марта 1959 года с кратким изложением всех фактов — все они тогда были выложены на официальном интернет-сайте Федерального архивного агентства. То есть люди легко могли получить достоверную информацию о Катынском деле.

И несмотря на это, как показал проведенный тогда опрос, о расстреле поляков что-то слышало меньше половины опрошенных, а среди тех, кто слышал, большинство считали, что это дело рук немцев.

ЕП: А какая тенденция сейчас?

АГ: Незнание и невежество усугубились. Если говорить о большинстве рядовых граждан, которые не вникают в суть Катынского дела, их незнание — это не следствие их личной злой воли. В основе всего — абсолютное невежество в том, что касается фактографии в целом.

Александр Гурьянов в Катынском музее, Варшава. Фото: Евгений Приходько / Новая Польша

ЕП: Можно ли сказать, что Катынь мешает современной России строить миф о стране, встающей с колен?

АГ: Мешает не только Катынское дело, мешает вся правда о массовых репрессиях, о Большом терроре 1937-1938 годов, о коллективизации и Голодоморе. Это стараются замалчивать. Официальные органы и чиновники лишены формальной возможности отрицать все это, но они стараются сделать так, чтобы об этом меньше говорилось. Власти не могут заявить, что польских военнопленных расстреливали немцы, но они могут «задвинуть» эту тему, уравновесить намеками в духе «а вот поляки убивали пленных красноармейцев».

ЕП: Недавно вышла трехтомная книга памяти «Убиты в Калинине, захоронены в Медном» с краткими биографическими справками. В чем цель этих книг?

АГ: Есть признание как советской, так и российской власти в расстрелах поляков, но как только речь заходит о реабилитации конкретного человека, то прокуратура отказывается приступать к процедуре реабилитации и даже просто признать сам факт гибели этого человека. С одной стороны, Россия признает убийство советскими органами многих тысяч польских граждан, с другой — отказывается нести ответственность за смерть конкретного человека. Расстрелянных поляков стараются сохранить в статусе анонимной массы жертв.

ЕП: Почему?

АГ: Формально прокуратура объясняет, что не сохранились документы, которые могут в случае каждого конкретного человека подтвердить, что он вообще был расстрелян в результате этой операции. Но я думаю, что есть более глубокие мотивы.

ЕП: Что вы имеете ввиду?

АГ: Если жертвы безымянны, то само преступление становится отвлеченным и абстрактным. Тогда легче его вытеснить из общественной памяти и сознания. Отказ от реабилитации направлен против памяти о советских преступлениях и терроре. Наша книга — это попытка дать возможность российским читателям понять, что жертвы Катынского преступления — не анонимы, а конкретные люди с фамилией, именем, отчеством.

В первых двух томах помещены биографические справки расстрелянных польских военнопленных с указанием архивных источников, достаточных для реабилитации, а в третьем томе приведены документальные материалы, благодаря которым мы, в первую очередь, знаем, как в Калинине проходили расстрелы польских военнопленных, где и как они захоронены. Это впервые опубликованные в полном объеме на русском языке показания Токарева, а также никогда ранее не публиковавшиеся материалы двух эксгумаций близ Медного: одна была проведена в 1991 году советской ГВП при участии польских экспертов, вторая — в 1995 году польскими специалистами по согласованию с российской стороной и при ее технической поддержке. Электронные версии всех трех томов нашей книги можно найти на сайте общества «Мемориал»:

Том 1
Том 2
Том 3

ЕП: Эта книга издана на частные пожертвования. В чем причина такого решения?

АГ: Нам было важно дать нашим землякам возможность поучаствовать в этом деле, и очень многие откликнулись. На издание книги «Убиты в Калинине, захоронены в Медном» перевели деньги около тысячи человек.

ЕП: Почему Катынь важна для России и россиян?

АГ: Важно дать правовую оценку, юридическую квалификацию преступлений советской власти. Катынское дело — это, прежде всего, наша внутрироссийская проблема: если мы не признаем советский режим преступным, а Сталина — преступником, какое будущее ждет нашу страну? Это не вопрос российско-польских отношений. В этом заинтересована прежде всего сама Россия.

Close