Не будет преувеличением сказать , что выборов в Сейм и Сенат осенью 1922 года напряженно ожидал не только польский политический класс, но и все жители Польши, которых волновало ее политическое будущее. До этого граждане шли к избирательным урнам в 1919 году, практически сразу после обретения независимости , поэтому вопросы, как на этот раз распределятся их симпатии, какую форму приобретет будущий парламент, а также — что не менее важно — насколько большой процент мандатов получат представители национальных меньшинств, беспокоили очень многих.
В общем , ожидать было чего, тем более что сразу после формирования Сейма и Сената обе палаты, объединенные в Национальное собрание, должны были избрать первого президента Речи Посполитой. И хотя накануне ноябрьских выборов политики от левого до правого фланга ожидали, что президентом станет Юзеф Пилсудский , до тех пор занимавших должность Начальника государства, этим актом было бы, наконец, исполнено последнее условие, после исполнения которого должна была войти в действие конституция, принятая еще в марте 1921 года.
Выборы в Сейм состоялись 5 ноября 1922 года. По их результатам распределение мандатов выглядело следующим образом: правые получили 125 мандатов , центр — 132, левые — 98, а еще 89 мандатов — национальные меньшинства, объединенные в т.н. Блок. В их списках фигурировали представители евреев , немцев, белорусов, русских и украинцев. В случае с последними, впрочем, представительство не было полным, поскольку украинцы, населявшие Восточную Малопольшу, Львовское, Тарнопольское и Станиславовское воеводства выборы бойкотировали.
Таким образом , ноябрьские выборы принесли меньшинствам большой успех — по сравнению с количеством мест, которым они обладали в Законодательном сейме, Однопалатный парламентарный орган, избранный для принятия Конституции Второй Речи Посполитой, существовал с февраля 1919 по ноябрь 1922 года. их представительство выросло с менее чем 4 % до 20 % от общего числа мандатов.
Польскими правыми и центристами этот результат был воспринят с огромным недовольством , а левыми — прохладно. Ведь он предвещал явление т.н. мертвого поля в польском парламенте — оппозиции со стороны меньшинств не по отношению к конкретным правительствам, а в отношении государства в целом. В последующие годы эта проблема будет возвращаться. 12 ноября состоялись выборы в Сенат, которые убедительно выиграли правые.
Итак , парламентская арифметика оставалась неумолимой и указывала на необходимость создания коалиционных правительств победившего блока, т.н. Хьены (Христианский союз национального единства), с либо центром (Польская народная партия «Пяст») либо левоцентристами.
Меньшинства наверняка сыграли бы значительную роль лишь в последнем случае , но это, однако, существенно влияло на отношение центра к такой коалиции, что значительно уменьшало вероятность заключения такого союза, если не исключало его вовсе. Тем более что после раскола избирательных блоков именно правые оказались самой сильной из заседавших в Сейме группировок: один только Народно-национальный союз обладал количеством мандатов, равным общему их числу у всех левых сил — 98 депутатов.
Так что более вероятным казался альянс между правыми и центром , следствием чего стало бы образование т.н. польского большинства, создания которого все чаще требовали на страницах националистических газет. Жестом правых в сторону «Пяста» стало избрание маршалом Сейма Мацея Ратая. Народная партия вскоре отблагодарила их голосованием за кандидатуру Войцеха Тромпчиньского на место маршала Сената.
Однако 4 декабря 1922 года польская политическая сцена пошатнулась у самого своего основания. Юзеф Пилсудский объявил , что не намерен баллотироваться на пост президента Речи Посполитой, выбрать которого должны были 9 декабря на заседании Национального Собрания.
Пилсудский аргументировал свое решение , в частности, ограничениями роли Главы государства, следующими из положений мартовской конституции. Одновременно он призвал выбрать на высший пост в государстве человека, который не был бы связан ни с одной политической партией. Сам он, скорее всего, имел в виду Станислава Войцеховского. И хотя заявление Пилсудского не для всех было неожиданностью, немедленно стали возникать идеи относительно иных кандидатов, и начались межпартийные торги за президентство.
В момент , когда исчезли шансы на то, чтобы президентом стал Пилсудский, национальные меньшинства и Польская социалистическая партия решили выставить собственные кандидатуры.
Это были соответственно профессор Ян Бодуэн де Куртенэ , ученый-языковед, и Игнаций Дашиньский — знаменитый «народный трибун» из Кракова, лидер польских социалистов. Впрочем, это было некой формой демонстрации; и меньшинства, и социалисты были готовы в ходе голосования перебросить свои голоса на одного общего кандидата, у которого появились бы шансы опередить представителя правых.
Польская народная партия «Освобождение» — крестьянская партия , более радикальная в своей программе и требованиях, чем «Пяст», — решила пойти другим путем: ее харизматичный лидер Станислав Тугутт стал подыскивать кандидата, который не только был бы близок по своим взглядам левым и либералам, но и оказался бы приемлемым для Пилсудского.
Таким кандидатом стал профессор Габриэль Нарутович , демократ, выдающийся инженер, известный на Западе, министр иностранных дел. Он, как и Тугутт, принадлежал к масонству, что облегчало взаимопонимание. Пилсудский тоже знал, любил и уважал Нарутовича, с которым его объединяло литовское происхождение и даже, по некоторым утверждениям, дальнее родство.
В свою очередь , избрание президента совместными усилиями правых и «Пяста» Винценты Витоса должно было увенчать формирование в парламенте т.н. коалиции польского большинства. Национальный лагерь был убежден, что это, в сущности, формальность, и кого бы они ни выставили, сторонники «Пяста» все равно его поддержат. Кандидатом правых стал весьма заслуженный для польского дела во время Великой войны Мауриций Замойский, но они просчитались — ординат, наследственный землевладелец с особыми правами на своей территории крупный помещик Замойский был попросту неприемлем для , как ни крути, крестьянской партии, неустанно боровшейся за проведение в Польше эффективной сельскохозяйственной реформы. Правым совсем скоро пришлось убедиться в этом, когда «Пяст» выставил собственного кандидата — Станислава Войцеховского.
9 декабря 1922 года состоялось голосование , а в сущности — серия голосований по выбору президента. Первыми из гонки выпали Дашиньский и Бодуэн де Куртенэ. В игре остались Нарутович, Войцеховский и Замойский. В четвертом туре Войцеховский получил 145, Нарутович — 171, а Замойский — 224 голоса. Поэтому в последнем туре друг другу противостояли Нарутович и Замойский, и первый из них одержал победу с соотношением 289 к 227 голосам. Так Габриэль Нарутович стал первым президентом Польской Республики.
«Что вы со мной сделали?» — так якобы отреагировал Нарутович на известие о своем избрании.
По прошествии лет эта реакция вписывается в некий миф о Нарутовиче как политическом аутсайдере , человеке из ниоткуда, неизвестном в Польше профессоре, прожившем 30 лет в Швейцарии, который делал все, чтобы искусно уклониться от президентства.
В действительности же он с 1920 года был министром общественных работ , а затем, с 1922-го — главой польской дипломатии, членом всех пяти правительств, поочередно управлявших страной. Он был прирожденным политиком. К тому же, если формально до 9 декабря он неоднократно отказывал Тугутту в согласии на выставление своей кандидатуры на выборах, обуславливая решение, в частности, поддержкой со стороны Пилсудского, то, в конце концов он все же одобрил идею Тугутта. Его первые шаги после избрания президентом — готовность договариваться с разными политическими кругами, попытка соглашения со всепольским лагерем — свидетельствуют о его политической проницательности и классе.
Тем временем правые пытались понять: как это произошло? как они могли проиграть выборы? как Нарутович стал президентом? Ведь , казалось, все было под контролем… Избрание Нарутовича стало для правых пресловутой каплей, переполнившей чашу. В их рядах и до этого нарастало глубокое разочарование из-за результатов парламентских выборов, который не позволял самостоятельно сформировать большинство в Сейме. Озлобление и недовольство партии национальной демократии совершенно определенно усиливал успех национальных меньшинств. Это стало одной из причин вылившегося на варшавские улицы разочарования и открытого эндеками cторонники Партии национальной демократии парада ненависти к новому президенту.
В направленной против Нарутовича кампании правых безжалостно использовался тот аргумент , что своим избранием он обязан голосам национальных меньшинств. В его адрес выдвигались разного рода обвинения, вроде того, что он — «человек с эмоционально неопределенной Отчизной», что он был прислан в Польшу международными еврейскими финансовыми кругами, что он президент немцев и евреев, что он, наконец, является «преградой» и «помехой» для польского большинства и польского, а не иностранного, правления в Польше.
Перед зданием Сейма в течение всего времени заседания Национального собрания собиралась польская молодежь , ожидавшая результатов голосования. При известии о том, что президентом должен стать Нарутович, приверженец Бельведера, который получил большинство благодаря евреям, немцам и другим «национальным меньшинствам» — из груди молодежи вырвался крик: «Нам не нужен такой президент! Знать его не хотим! Долой евреев!».
Эти эмоции достигли своего пика 11 декабря , в день принятия присяги.
В столице царило огромное возбуждение. Это состояние вызвали распространявшиеся национальным лагерем невероятные сплетни о Нарутовиче , которые подхватывали в первую очередь молодые и некритичные умы. Говорили, например, что Нарутович вообще не говорит по-польски, что он еврей, масон, что у него нет польского гражданства.
Чувствовалось , что дело идет к каким-то крупным, непредвиденным инцидентам. Пресса правого лагеря явным образом накручивала читателей, представляя избрание Нарутовича как триумф еврейства и несчастье для Польши.
Группы боевиков эндеции , студенческая молодежь забрасывали грязью и снегом экипаж с ехавшим в парламент избранным президентом, возводили баррикады, чтобы не допустить Нарутовича в Сейм и не дать ему возможности принести присягу.
Все было тщетно: Нарутович присягу принес и быстро принял власть из рук уходящего Начальника государства Пилсудского.
В декабре 1922 года за короткое время возникла настолько массированная атака на личность первого президента — в прессе , на улицах, митингах и демонстрациях, среди правых депутатов, — что она довольно скоро полностью вышла из-под какого-либо контроля.
На следующий день после главных манифестаций в Варшаве , 12 декабря, маршал Сейма Мацей Ратай записал в своем дневнике, что провел беседу, в частности, со Станиславом Гломбиньским, политик правого лагеря, один из руководителей Национально-демократического союза который решительно осудил уличные манифестации , прокатившиеся в последние дни по Варшаве. Встречу с руководством национального лагеря Ратай подытожил знаменательным комментарием: «Поводья полностью выпали у них из рук».
Именно в такой атмосфере четыре дня спустя , 16 декабря, в варшавской галерее Захента Габриэля Нарутовича застрелил Элигиуш Невядомский — неуравновешенный, но абсолютно вменяемый историк искусства, ненавидевший левых, евреев и Пилсудского. Он не признал своей вины перед судом, признав лишь нарушение закона. Ведь, по словам убийцы, Нарутович погиб не как Нарутович, но как символ всего того, что сделал в Польше и что воплощал в себе Пилсудский.
Сам Невядомский был быстро осужден и приговорен к смертной казни. Новый президент Станислав Войцеховский (избранный тем же количеством голосов , что и его предшественник) не воспользовался правом на помилование, и 31 января 1923 года убийца Нарутовича был расстрелян на склоне варшавской Цитадели.
Я узнал о покушении , находясь в Сейме, через несколько минут после того, как оно произошло. Многолетняя несвобода породила атмосферу, в которой на фоне политической безграмотности могут происходить самые чудовищные аферы и дичайшие преступления.
Иначе оценила причины произошедшего правая пресса , связанная с национал-демократической партией:
Убийство Нарутовича — грозный знак того положения , к которому нас привело чуждое, международное, еврейское влияние, раз мы начинаем, вопреки нашему национальному характеру и традициям, убивать друг друга.
В контексте президентства Нарутовича и его убийства необходимо остановиться на Пилсудском и на том , что говорил о нем Невядомский.
Вне сомнения , смерть Нарутовича наложила огромный отпечаток на взгляды бывшего Начальника государства.
Кажется , что Пилсудский сильно переживал убийство Нарутовича по крайней мере по двум причинам. Во-первых, после того, как Невядомский показал в суде, что на самом деле хотел застрелить Пилсудского, сам Пилсудский мог в какой-то степени ощущать свою ответственность за эту смерть. Во-вторых, Пилсудского испугало «качество» польского общества, о котором у него и до того было, похоже, не лучшее мнение. Улица показала свое наихудшее обличие. С этого времени Пилсудского стал сильнее подчеркивать свои литовские корни и одновременно критиковать поляков, зачастую весьма остро.
Также с момента смерти Нарутовича Пилсудский начал возлагать ответственность за плохое состояние государства на весь политический класс , в особенности ту его часть которая была сгруппирована в парламенте; кроме того, он усилил свои нападки на демократию и парламентаризм — «сеймократию». Их, впрочем, хватало и прежде: вспомним хотя бы сеймовый кризис лета 1922 года, за который в немалой степени нес ответственность Пилсудский: он пошел на конфронтацию по поводу закона об избрании правительства и блокирования кандидатуры премьера.
Если и в самом деле именно в результате убийства Нарутовича суждение Пилсудского о действительности и , следовательно, его планы на будущее стали радикальнее, то можно сказать, что финальный эпизод событий декабря 1922 года был еще впереди. Он произошел в мае 1926 года: тогда Пилсудский вывел на улицы верную ему армию, чтобы путем государственного переворота обрести полную власть в государстве. И одним его из аргументов в этот момент было то, что правительство страны оказывается в руках коалиции националистов и крестьян из «Пяста», то есть, по мнению маршала, сил, несущих моральную ответственность за смерть Нарутовича.
Перевод Сергея Лукина