Тысячи украинцев, которые приехали в Польшу после начала полномасштабного вторжения России в Украину, оказались перед сложным выбором: оставаться в вынужденной эмиграции или возвращаться домой. Почти половина из опрошенных (43 %) не могут определиться, что им делать дальше. Данные опроса агентства Gremi Personal

Они ценят жизнь в Польше за безопасность, спокойствие, наличие работы, развитую инфраструктуру. Исследование агентства ARC Rynek i Opinia И одновременно их беспокоят высокие цены на продукты, жилье и аренду, затрудненный доступ к медицинским услугам и низкие шансы найти работу по специальности.

7 % украинских беженцев в Польше (преимущественно женщины) планируют переезжать в другие страны, 38 % хотят остаться, 55 % намерены вернуться в Украину (большинство — после окончания войны). Исследование аналитического центра международного агентства по трудоустройству Gremi Personal.

Что именно склоняет украинских беженок к тому или иному решению? Публикуем пять историй из первых рук.

Елизавета Марчук, 21 год

Елизавета Марчук. Источник: личный архив

Я приехала в Варшаву из Бродов Львовской области. Моя мама в свое время была военной, и когда началось полномасштабное вторжение, она решила идти воевать. Мама настаивала, чтобы я уехала за границу. Поэтому я присоединилась к подруге-харьковчанке, которая тоже бежала от войны, и мы поехали в Варшаву. У мамы тогда обнаружили онкозаболевание, она не пошла воевать, потому что ей пришлось лечиться.

В Варшаве волонтер из Франции, который помогал украинцам, предложил нам бесплатное жилье на месяц. Уже через неделю жизни там я почувствовала, что могла бы остаться и строить свою жизнь. Я прекрасно знала английский, неплохо — немецкий, поэтому быстро нашла хорошую работу. Я работала рекрутером на немецкоязычном рынке в крупной корпорации. Так я подтянула свой немецкий язык и впоследствии в рамках гранта для украинцев поступила в немецкий университет, где сейчас учусь онлайн.

Поляки очень хорошие, много помогали и помогают украинцам. У меня, например, нет негативного опыта с ними, только однажды на остановке полька меня упрекнула, будто мы, украинцы, живем за ее деньги, но я объяснила, что работаю, плачу налоги и живу на свои. Однако в последнее время я все чаще слышу от друзей-украинцев, что они сталкиваются с неприятием.

Варшава оказалась более открытой, чем я ожидала, а из-за большого количества украинцев часто кажется, будто ты дома. Пожалуй, самое крутое в Варшаве — люди. А еще здесь много возможностей, главное — быть открытым.

Я стараюсь максимально помогать украинцам, постоянно донатить и распространять среди поляков правдивую информацию о войне.

Прошлым летом мамы не стало из-за онкозаболевания. Я осталась совсем одна (папа погиб несколько лет назад). Со смертью мамы исчезло и ощущение дома. Теперь для меня дом — это я.

Последний раз я была в Украине летом 2023 года. Не знаю, вернусь ли я. Сейчас там остался только наш дом, без мамы, но с воспоминаниями — о прежней жизни, школе, беззаботности. Теперь для меня важно заботиться о своем ментальном состоянии, потому что от этого зависит, смогу ли я работать и зарабатывать, чтобы обеспечить себе комфортную жизнь.

Сейчас я работаю в нетворкинге, в стартапе. Но если год назад я хотела остаться в Варшаве, купить здесь квартиру и создать семью, то сейчас уже не уверена. Вокруг полно возможностей, нужно развиваться, не сидеть на месте. Теперь мне кажется, что я где угодно смогу начать что-то новое.

Анна Черняк, 38 лет

До полномасштабного вторжения я жила в Днепре, работала помощницей генерального директора больницы. В общем, жила обычную жизнь обычного человека: друзья, компания, родители, парень.

После начала большой войны мы с сестрой и ее маленькими детьми выехали сначала на запад Украины, а потом к родственникам в Варшаву. Очень долго искали постоянное жилье, не знали, на какой срок его снимать. Помню случай, когда примерно через месяц нашего пребывания в Польше заболел ребенок сестры. Мы поехали на вокзал, потому что знали, что там есть медпункт. Пока его искали, к нам подошла полька и дала 200 злотых: сказала, чтобы купили детям игрушки.

Первая леди Польши Агата Корнхаузер-Дуда вручает сертификат Анне Черняк. Фото: Гжегож Якубовский / Канцелярия президента

В Варшаве мы с сестрой сразу попали в фонд Rio Edu Centrum. У них был садик, где мамы могли оставлять малышей и в это время учить польский язык. Один из открытых уроков провела для нас первая леди Польши Агата Корнхаузер-Дуда (она сама учительница по образованию). И сертификат я получала из ее рук — в Президентском дворце.

Мы, украинцы, здесь стали родные друг другу — вместе проживать стресс легче. Встречаемся, плетем сети для военных, общаемся. Часто провожаем тех, кто возвращается в Украину или кто едет дальше на Запад.

В июле 2022 года сестра с детьми уехала в Америку, и я осталась в Варшаве одна. Начала снимать комнату. Сейчас в Польше я как бы в подвешенном состоянии. Многие друзья спрашивают, планирую ли возвращаться, когда война закончится. А я не знаю. Родина у меня одна, и я люблю Украину. Но для меня остается открытым вопрос, останусь ли я в Польше навсегда. С начала полномасштабной войны многое изменилось, мне кажется, сейчас я совсем другой человек. И когда в октябре 2023 года я впервые съездила домой в Украину, то почувствовала себя как в гостях. В родном городе я увидела разрушенные дома — сразу подступили слезы, море эмоций. Но в безопасной Польше я переживаю все это гораздо тяжелее, чем когда я в Украине, потому что в Украине я дома, среди своих. У нас есть общий чат с жителями Днепра, и когда утром я вижу много сообщений в нем, боюсь туда заходить, потому что понимаю, что, видимо, произошло что-то страшное.

Я понимаю, что сейчас я одна, и мне нельзя расклеиваться: нужно работать, совершенствовать польский. Но война всегда присутствует фоном: прочитала новости в трамвае, поплакала, вышла, пошла работать.

Мария Билаш, 33 года

Мы с мужем Женей все делали вместе: занимались спортом, учили английский. Нам хотелось проводить больше времени вместе. Возможно, потому, что, когда Женя был в АТО, мы не виделись месяцами, а было, что и год.

В 2019-м у Жени закончился контракт, и три следующих года мы жили свою спокойную гражданскую жизнь в Харькове. Но Женя всегда повторял, что полномасштабная война неизбежна. И был прав. Женя пошел воевать. Он хотел, чтобы я уехала. Моя двоюродная сестра училась в Силезском университете в Катовице. Родственникам украинских студентов, которые бежали от войны, предложили места в общежитии. Мама взяла кота и сразу поехала туда. Я тоже.

Из Катовице мы переехали в Цешин, который оказался очень приветливым городком. В первые недели у нас были приступы паники, особенно когда мы слышали пожарную сирену. А однажды мы с мамой шли по улице, и вдруг машина на люк наехала. Был такой громкий звук, что мы обе заплакали.

Мария и Евгений. Источник: личный архив

Как-то мне в фейсбуке написал поляк, предложил покататься с ним и его подругой на велосипедах в горах. Я не знала, что ответить, а мой муж Женя написал с фронта: «Езжай». Я говорю: «Я их никогда не видела». А он: «Езжай, тебе нужны друзья поляки». И я поехала. Мы общались и на польском, и на английском, и главное — нашли много общих тем. В феврале 2023 года позвонила мама Жени, сообщила, что он погиб. Я до последнего не верила, поехала на опознание в Харьков. Хоронили его как героя, с колонной военных, с украинскими флагами.

Я полюбила Польшу, особенно за ее прекрасных людей. Но я все равно не чувствовала себя там дома, видимо, потому что там слишком спокойно для меня. Моя душа, мое сердце, мои мысли — в Украине. Я вернулась в Харьков. Жаль только, что оружия у меня нет — если что-то случится, не смогу отстреливаться. Но мне уже не страшно. После гибели Жени страх пропал.

Я планирую поступить на второе высшее, на психолога, чтобы помогать военным и их семьям. Мама с котом — в Польше, и я не хочу, чтобы они сейчас возвращались.

Одарка Цымбал, 19 лет

Я родилась в Черкасской области, но большую часть жизни провела в Киеве. В 2022 году мы с мамой поехали в Жешув, остались там на неделю, волонтерили. А потом отец через знакомых нашел нам жилье в Варшаве, и мы переехали туда.

Мама вернулась, но мне не очень хочется ехать домой: последние годы там были эмоционально тяжелыми. Поэтому решение остаться одной в чужой стране далось мне без труда.

Мои родители — в Украине, где война, братья — в Израиле, где тоже неспокойно, а я — в Польше. Иногда мне снятся страшные сны, что на улицах звучат призывы пройти в укрытие, надеть маски, — и я понимаю, что это будто началась ядерная война.

Одарка Цымбал. Источник: личный архив

Как-то, когда я ехала в поезде по Польше, у меня возникла идея: «А почему бы не читать стихи украинских поэтов и так собирать деньги на ВСУ? Ведь в переходах играют музыку за донаты». С тех пор я организовываю чтения, на которых мы собираем средства для фонда «Повернись живим». Недавно мы провели вечер памяти погибшего поэта и воина Максима Кривцова.

Я довольно быстро и хорошо выучила польский, сейчас даже даю частные уроки. Я никогда не сталкивалась с утверждениями, что забираю у кого-то работу, ворую мужчин или какими-то другими стереотипами. Только один раз пьяная бездомная сказала мне в грубой форме убираться в Украину, — тогда, помню, я очень испугалась.

Конечно же, когда вижу забастовки польских фермеров, становится неприятно, даже появляется желание уехать. Это такая ложка дегтя в бочке меда. В Польше мне еще не нравится то, что по воскресеньям закрыты магазины. В такие дни я испытываю особенно острую ностальгию по дому. В целом в Варшаве я чувствую себя в безопасности, мне здесь комфортно. И все же я не рассматриваю Польшу как страну, где буду жить всю жизнь. Мы с братьями, которые в Израиле, часто размышляем о возвращении в Украину. Моя глобальная мечта — жить в украинском селе. Это я поняла после того, как однажды в Варшаве сделала себе тату в виде дома. Тем более, что в Украине — дом моих дедушки и бабушки. На самом деле я не выбирала жить в ЕС, я здесь — беженка. А жить в украинском селе — это будет мой собственный выбор. Поэтому этим летом я планирую поехать в Украину, чтобы научиться водить машину — без нее в селе будет трудно.

Я скучаю по своему Киеву, по родителям. Когда приезжаю, мама покупает самые лучшие продукты и варит наш настоящий украинский борщ. Папа покупает «Киевский торт». И я наслаждаюсь всем, чего мне так не хватает в моей варшавской жизни.

Христина Волошина, 32 года

Христина с сыном. Источник: личный архив

Когда началась полномасштабная война, мы сразу уехали из Харькова — с семилетним сыном, двумя котами, взяли и орхидеи. Сначала жили полгода в Нидерландах, потом год в Словении. Я очень устала от постоянных переездов и стресса и уже была готова ехать в Харьков, но там как раз усилились обстрелы. Мне надо было обновить паспорт сына, поэтому я решила сделать это в Варшаве — там проще. Я сразу влюбилась в Польшу. А Варшава мне напомнила родной Харьков. Тогда и решили здесь остаться. Свой новый дом мы нашли под Варшавой, в городке Гродзиск-Мазовецкий.

В Польше для меня очень важно было отдать сына в стационарную школу — мы устали от онлайн-обучения, ему не хватало друзей, он каждый раз спрашивал, когда мы вернемся в Украину. А здесь ему нравится, у него появились польские товарищи, он хорошо выучил язык. Когда видишь своего ребенка счастливым, чувствуешь, наконец, что здесь — как дома. Мы подали документы на временный ВНЖ, и я очень надеюсь, что мы его получим. Нам некуда возвращаться. Мне страшно представить, как сейчас выглядит наш дом в Харьковской области. Телефон до сих пор высвечивает его геолокацию как «дом». Ехать туда 16 часов. Может, это и не так и долго, но очень больно. Я не была там с 2022 года. Мечтаю, что, когда приеду, первым делом пойду в «Буфет» и закажу нашу фирменную пиццу. Там когда-то работала моя бабушка, поэтому это вкус моего детства.

Я всегда буду благодарна полякам за то, как нас приняли. Именно здесь я перестала плакать, а сейчас чувствую, что хочу остаться. Надеюсь получить документы, пойти на профессиональные курсы польского языка. Но чтобы строить конкретные планы, нужно иметь вид на жительство. Поэтому я очень волнуюсь за эти документы и из-за неопределенности своего будущего.

Перевод с украинского Ольги Чеховой