Феминитивы — слова женского рода, альтернативные аналоги слов мужского рода. Самая распространенная и очевидная их функция — обозначение рода деятельности, профессии, должности, которую выполняет или занимает лицо женского пола: например, учительница, работница, продавщица. Казалось бы, дело простое и очевидное в случае языков, в которых существует грамматическая категория рода, однако вокруг феминитивов в польском обществе не утихают споры.
Общий род — конечно мужской
Когда в 1995 году Университет имени Адама Мицкевича в Познани присвоил Виславе Шимборской звание почетного доктора (конечно же, не почетной докторки!), выдающийся литературовед Михал Гловиньский начал рецензию, посвященную ее творчеству, со слов: «Вислава Шимборская — великий поэт». Ученый предостерег, что умышленно употребляет именно форму существительного мужского рода.
Язык так устроен, что мужские формы обладают привилегией выступать в общем значении. Говоря «великая поэтесса», волей-неволей я подразумеваю, что она — лишь лучшая среди женщин, пишущих стихи, что было бы в данном случае неуместным.
Стоит отметить, что формулировка «язык так устроен» незаметно выводит из поля дискуссии вопрос: а кто же его так устроил? Ведь если бы мы попытались копнуть глубже и взглянуть в гендерном разрезе, кто формировал и санкционировал употребление языковых форм на протяжении всей истории развития языка, то увидели бы ожидаемую картину: если круг творцов канонических текстов культуры был хоть как-то разбавлен женщинами, то решающий голос в академической среде, ответственной за создание грамматик, словарей и орфографических справочников, принадлежал представителям «сильного пола».
Мы должны признать факт: некоторые носители польского языка воспринимают женское как нечто худшее. Мужское начало часто ассоциируется с властью, мудростью, компетентностью, статусом, женское, соответственно, — со всем, что этому противоположно. Впрочем, разве это характерно только для польского общества? И все же не каждый решится высказаться так прямо и категорично, как один из воинствующих критиков феминитивов, консервативный публицист Рафал Земкевич.
В логике польской грамматики женская форма связана с насмешкой или пренебрежением.
Не все, однако, готовы согласиться с таким положением вещей.
Логика языка и исторический контекст
Польский язык, как и большинство других славянских, — флективный: флексии (окончания) в нем используются для выражения грамматических значений, в частности рода. А значит, сама структура языка способствует и даже требует создания названий, в которые включена категория рода — конечно, там, где это различие значимо. То, насколько этот процесс естествен и продуктивен, видно из широкого набора словообразовательных аффиксов — элементов, служащих для образования существительных женского рода от слов мужского: -a (kuma), -ka (nauczycielka), -owa (królowa), -ica/-yca (uczennica, caryca), -ini/-yni (bogini, sprzedawczyni), -ina/-yna/-na (hrabina, podkomorzyna, druhna), -ąca (służąca), -ożka (biolożka), -ysza (przeorysza), -esa/-essa (metresa, stewardessa).
В доказательство того, насколько древними и обусловленными в польском языке являются существительные, альтернативные мужским формам, редактор и популяризатор знаний о языке Мацей Макселён приводит слово prorokini (пророчица) из перевода Библии отца Якуба Вуека 1593 года. Конечно, можно копнуть глубже, просмотрев, например, цитаты из средневековых латиноязычных документов, приведенные в посвященном средневековому искусству и ремеслу Кракова сборнике «Cracovia artificum 1300–1500»: так, в документе от 1500 года упомянута некая «каменщица Ядвига» (Hedvigis murarka), что должно было означать жену или вдову каменщика, к которой переходило его дело (гораздо позже значение распространилось на женщину, которая сама работает в этой профессии).
Аналогичным образом в документах 70-х годов XV века упоминаются кошарка (coscharka) Производительница корзин. или кухарки (kvcharky). Впрочем, как отмечает автор книги «Женское окончание языка» Мартына Захорская, феминитивы старше самого польского языка, ведь они известны еще с праславянских времен.
Изданный в начале XIX века знаменитый (потому что первый) толковый словарь польского языка Самуила Богумила Линде содержал такие слова, как bankierka (банкирша), filozofka (философиня), apostołka (апостолка). Уже в межвоенном двадцатилетии наблюдается настоящий бум феминитивов. Профессор Эва Возняк из Лодзинского университета, исследовательница этого периода, указывает на частое упоминание женских названий профессий и должностей в документах, прессе и живой речи того времени. В возрожденном польском государстве формировались неизвестные ранее социальные функции, а благодаря техническому прогрессу росла потребность в назывании новых — и для мужчин, и для женщин — профессий и должностей, причем необходимость параллельного создания женских версий казалась очевидной. Среди образованных в тот период феминитивов были абсолютно естественные сегодня pracownica (работница), studentka (студентка), księgowa (бухгалтерка), urzędniczka (чиновница) и sekretarka (секретарша); были слова, знаменовавшие освоение женщинами традиционно «мужских» сфер деятельности, таких как техническая: szoferka (шоферка), kierowczyni (водительница), automobilistka (автомобилистка), motorniczka (водительница трамвая) или военная: żołnierka (солдатка), legionistka (легионистка), wartowniczka (постовая), plutonowa (взводная). Были и такие, которые даже сегодня действуют на языковых консерваторов, как красная тряпка на быка: psycholożka (психологиня), adiunktka (адъюнктка), architektka (архитекторка), chirurżka (хирургиня), doktorka (докторка), profesorka (профессорка).
Зато сто лет назад ими пользовались и традиционалисты, и представители правого крыла политического спектра. Если и возникали споры, то из-за того, каким образом создавать соответствующие женские формы, а не из-за того, имеют ли они вообще право на существование.
Казалось бы, слово «политика» женского рода…
«Все, что делаешь ты утром / Все, что делаешь ты ночью — все политикой зовется», — писала в свое время Вислава Шимборская в стихотворении «Дети эпохи». Правда не только в том, что дилемма, использовать или нет феминитивы, имеет отчетливо политический подтекст, но и в том, что в мире политики она проявляется наиболее ярко.
В начале 2000-х одной из самых заметных женских фигур в польской политике была Изабела Яруга-Новацкая (погибла в Смоленской катастрофе), входившая в число лидеров левого политического крыла. В 2001 году она стала первой уполномоченной правительства по вопросам равноправия мужчин и женщин, впоследствии также занимала посты вице-премьера и министра социальной политики. Именно она последовательно вводила в обращение формы polityczka (политикесса), wicepremierka (вице-премьерка), ministra (министра). Впрочем, кажется, в те времена это не вызывало такого ажиотажа, как несколькими годами позже.
Иоанна Муха с членами партии Гражданская платформа на пресс-конференции в Сейме. Фото: Адриан ГрицукВ 2012 году Иоанна Муха, министр спорта и туризма в правительстве Дональда Туска (именно на ее время пришлось проведение Евро-2012), отвечая на вопрос журналиста Томаша Лиса, как к ней лучше обращаться, указала звательную форму pani ministro (пани министра). После этого по ней «проехались» все, кому не лень, а один из крупнейших авторитетов в сфере чистоты польского языка профессор Ежи Бральчик решительно заявил: «Никто так не будет говорить, и речь не поменяется в этом направлении», хотя уже несколько лет спустя стал менее категоричным в своих оценках. Сегодня слово ministra звучит с трибуны Сейма и на правительственных заседаниях, используется в СМИ, хотя в некоторых из них — с язвительностью. И, конечно, фигурирует, хотя и непоследовательно, на сайте правительства, министр образования в котором — Барбара Новацкая, дочь Изабелы Яруги-Новацкой. Кстати, использование феминитивов в тексте присяги новоизбранных членов правительства в декабре 2023 года привело к тому, что законность всего Совета министров поставил под сомнение Всепольский судебный совет — орган, который должен стоять на страже независимости судов и судей, хотя законность его самого под большим вопросом. Справедливости ради следует отметить, что по логике польского языка соответствующей женской формой должна была бы стать не ministra, а ministerka.
Вполне ожидаемо яростнее всего сопротивляются использованию феминитивов политики и политикессы правой ориентации, равно как и их сторонники и сторонницы. Избранные в парламент по списку «Права и справедливости» Кристина Павлович, Иоанна Боровяк и Малгожата Голиньская в разных ситуациях произносили почти одни и те же слова: я не депутатка, а депутат. Как видно, идеология еще в меньшей степени подчиняется принципам логики, чем язык. Хотя нельзя не упомянуть, что некоторые женщины предпочитают мужские версии названий своих профессий и должностей не из-за тех или иных политических и идеологических предпочтений, а по привычке и из глубоко укорененной уверенности в том, что мужские названия более престижны.
Почему бы и нет?
Кроме убежденности в извечном превосходстве мужского над женским, враги феминитивов используют еще два чисто лингвистических, а не идеологических, аргумента. Первый — семантический. Некоторые образованные по логике и правилам словообразования женские формы они дисквалифицируют из-за наложения значений. Так, слово polityczka издавна имеет значение ‘политика’ с отрицательным, пренебрежительным оттенком (что-то похожее на «политиканство»), слово muzyczka — опять же, является уменьшительно-ласкательным аналогом слова muzyka с потенциальным пренебрежительным оттенком («музычка»), а pilotka прижилось в значении названия военного головного убора (летного шлема) или летной куртки. На это можно возразить, что и слово pilot в польском языке — не менее многозначно и означает, в частности, телевизионный пульт и пилотную серию сериала, но это никому не мешает, так же как не препятствует и то, что существительное moderator означает не только модератора дискуссии или интернет-форума, но и, устройство для приглушения звука в фортепиано или замедлитель нейтронов.
Второй аргумент — фонетический. Наращивание «женского» суффикса может сделать слово неудобным для произношения: adiunktka, chirurżka. Но, с другой стороны, насколько серьезной может быть такая отговорка для носителей польского языка, которые не моргнув глазом произносят слова źdźbło (стебель), różdżka (волшебная палочка) или dżdżownica (дождевой червь) и с молоком матери впитывают строку из стихотворения Яна Бжехвы «W Szczebrzeszynie chrząszcz brzmi w trzcinie» («В городке Щебжешин жук жужжит в тростнике»)?
Сторонники присутствия феминитивов в польском языке в свою очередь отмечают, что неприязнь к ним — следствие банального привыкания и отсутствия широкого взгляда на историю и логику развития языка. Дистанцироваться от языка, посмотреть на него со стороны легче всего, когда мы изучаем иностранный язык, а также когда обучаем своему языку иностранцев. И как тут объяснить иностранцу, что слова kelnerka (официантка) или fryzjerka (парикмахерша) в польском вполне употребительны и нейтральны, а вот уже adwokatka (адвокатка) или historyczka (историчка) — звучат неестественно и пренебрежительно? И почему именно для названий тех профессий, функций и должностей, которые связаны с более высоким социальным статусом, языковые консерваторы рекомендуют гибридные формы вроде pani poseł, pani minister, pani profesor?
Что меняется?
Еще 19 марта 2012 года Совет по польскому языку — экспертно-консультационный орган по вопросам использования польского языка — озвучил на пленарном заседании позицию, суть которой в том, что женские формы названий профессий и званий системно допустимы, отметив, что если они до сих пор широко не употребляются, то только потому, что вызывают отрицательную реакцию у большинства говорящих.
Конечно, это можно изменить, если убедить общество в том, что женские формы упомянутых выше названий нужны, а их использование будет свидетельствовать о равноправии женщин в профессиональной и должностной сферах.
При этом Совет по польскому языку отмечает, что цитирование фрагментов заявления может исказить его смысл и призывает к тому, чтобы приводить его целиком.
Изменения, произошедшие за последние несколько лет, заметны именно благодаря последовательной работе, направленной на то, чтобы изменить общественное мнение, которую проводят отдельные организации, учреждения, СМИ, активисты и публичные авторитеты. Еще одним доказательством влияния языка на наше мышление может служить исследование «Как язык формирует действительность», проведенное в феврале 2022 года компанией Difference по заказу банка BNP Paribas, в котором приняли участие дети и взрослые. Например, экспериментальную группу детей просили нарисовать ученого, пилота, полицейского, а контрольную группу — человека, который проводит научные эксперименты, управляет самолетом, ловит преступников. Результаты показали: в значительной степени то, нарисуют ли дети мужскую фигуру или женскую, зависело от того, как сформулирована инструкция — изменение обозначения представителей и представительниц определенных профессий меняло детское восприятие и помогало осознать факт, что в отдельной профессии может реализоваться не только мужчина, но и женщина. Кстати, использование параллельных форм множественного числа, как в предыдущем предложении — еще одно проявление заботы об инклюзивности языка и большей заметности в нем женщин.
В 2023 году варшавская рекламная компания Jet Line показала на своих рекламных светодиодных экранах MORE подготовленную совместно с порталом «О языке» серию лаконичных плакатов, которые вводили феминитивы в публичное пространство на уровне не только самих слов, но и соответствующих идей. Например (в переводе): «ПРОГРАММИСТКА. Все профессии могут быть женскими», «АДВОКАТКА. Женщины также хотят и могут себя представлять», «ГОСТЬЯ. Пришло время, чтобы женщины тоже чувствовали себя приглашенными».
Переводчик Полина Козеренко, редактор Ольга Чехова
