Исследователи Катажина Салах и Михал Бжезиньский пришли к выводу , что в случае польской экономики количественные показатели олигархизации находятся на относительно низком уровне. Пользуясь усовершенствованным методом Кэролайн Фройнд C. Freund, Rich people, poor countries. The rise of emerging-market tycoons and their mega firms, Peterson Institute for International Economics, Washington, D. C. 2016, s. 24 они подсчитали , что из 266 человек, которые в 2002-2018 годах входили в ежегодный список ста самых богатых поляков по версии еженедельника Wprost, лишь в случае 13 (то есть 5 %) из них можно говорить о политических связях; имуществом, полученным от приватизации, обладало около 7 %. Даже по самым пессимистичным оценкам политические связи в 2014 году имело значительно меньше 30 % самых богатых поляков из этого списка. При этом в последние годы эта цифра заметно снижается, о чем свидетельствуют как исследования Салах и Бжезиньского, так и приблизительные оценки актуальных списков богатейших поляков, сделанные авторами этой статьи. Для сравнения: как показывают исследования Фройнд, в том же 2014 году в европейских странах с развивающимся рынком политические контакты такого рода демонстрировали в среднем почти 60 % самых богатых граждан.
Целью политической и экономической трансформации после 1989 года было создание демократического правового государства на базе глубокой институциональной перестройки , а в экономической области — построение либеральной и открытой рыночной экономики.
Общие принципы трансформации приняли в Польше специфическую форму — одной из причин этого стали исторически обусловленные привилегии трудовых коллективов на государственных предприятиях.
Кроме того , ключевое значение имел способ планирования и проведения приватизации госпредприятий. В итоге в Польше она была более медленной и не такой глубокой, как в большинстве других постсоциалистических стран, а ее форма в меньшей степени способствовала возникновению олигархии.
Мы выделили семь причин , которые, как нам кажется, затрудняли развитие олигархии в нашей стране после 1989 года. Мы делим эти факторы на две группы: изначальные и привнесенные. Изначальные факторы — это условия, вытекавшие из наследия реального социализма; в первую очередь они касались системы контроля и управления госпредприятиями, а также из попыток преобразования форм собственности в 1980-е годы. Привнесенные факторы — это результат сознательных решений в области политико-экономической трансформации, особенно те, что касались методов и процедур проведения приватизации.
Изначальные факторы
Особое положение самоуправления трудовых коллективов на государственных предприятиях
В результате социальных процессов , связанных с возникновением движения «Солидарность» и повсеместными ожиданиями трудовых коллективов, в сентябре 1981 года был принят новый закон о государственных предприятиях, а также дополняющий его закон о самоуправлении трудового коллектива государственного предприятия. Эти законодательные акты превратили госпредприятия в независимые от правительства и самофинансируемые хозяйствующие субъекты, в которых значительная часть прав собственности перешла в руки органов самоуправления — совета трудового коллектива и общего собрания работников. Восемь лет спустя, в начале постсоциалистических преобразований в Польше, стало абсолютно ясно, что работники чувствуют себя настоящими владельцами предприятий, а без их согласия нельзя было начать преобразования собственности.
Государство не могло свободно распоряжаться госпредприятиями: для этого ему требовалось согласие работников каждого конкретного предприятия.
Сильная роль профсоюзов и трудовых коллективов , которые по закону де-факто имели частичные права собственности на госпредприятия, в значительной степени определили форму польской модели преобразований в этой сфере — уникальной среди стран, выходивших из социализма. Благодаря этому в польской экономике пространство для потенциальной олигархической системы было весьма ограниченным. Иначе обстояло дело, например, в России, где после распада СССР слабые профсоюзы лишь в небольшой степени влияли на экономическую трансформацию.
Неудавшийся обмен власти на собственность
В последние годы существования реального социализма в Польше и других странах соцлагеря начался перенос капитала и нематериальных ресурсов госпредприятий в сферу быстро развивавшейся частной экономики , который поддержали и осуществляли социалистические бизнес-элиты: дирекции госпредприятий и экономические функционеры высокого уровня из центральных органов. Это явление было связано с более широкими процессами, которые в публицистике и научных работах часто называют обменом власти на собственность или захватом собственности номенклатурой.
Во многих странах аналогичные процессы привели к созданию бизнес-элит , которые несколько лет спустя разрослись до уровня олигархии. Экономист Сергей Брагинский пишет, например, что через полтора десятка лет экономических перемен в России номенклатурные корни там все еще имелись у 43 % олигархов. S. Braguinsky, Postcommunist Oligarchs in Russia: Quantitative Analysis, “The Journal of Law & Economics”, Vol. 52, № 2 (May 2009), стр. 307 В Польше же такая номенклатурная приватизация с 1991 года начала сходить на нет , и вот почему.
Во-первых , в 1990 году на очень многих крупных госпредприятиях старый номенклатурный директорский состав отстранили от власти.
Место старого руководства предприятий заняли более молодые люди , пользовавшиеся поддержкой трудовых коллективов и, как правило, связанные с идеологией «Солидарности».
Это было фактическим разрывом преемственности между старыми и новыми бизнес-элитами.
Во-вторых , в июне 1990 года были приняты законы, позволявшие требовать возврат незаконно захваченного имущества госпредприятий и ставившие распоряжение этим имуществом в зависимость от согласия учредительного органа, то есть государства.
И , наконец, в-третьих, важную роль сыграл быстро развивавшийся метод лизинговой приватизации (соответствующий закон был принят в июле 1990 года). Этот подход создал приоритет для легального перехода всего имущества предприятий в руки инсайдеров — не только управляющих кадров, но и работников. Благодаря этому можно было провести трансфер собственности из бывших госпредприятий в частный сектор в большем масштабе, нежели ранее, и при этом без того общественного недовольства, которое вызывал захват предприятий номенклатурой.
Привнесенные факторы
Деконцентрация и демонополизация государственных предприятий перед приватизацией
В Польше , как и в большинстве стран за железным занавесом, многие госпредприятия, особенно крупные, имели структуру комбината. Такие производственные комплексы или объединения смежных производств в рамках одного предприятия были отраслевыми монополистами, и поэтому приватизация этих социалистических гигантов, естественно, вела к формированию олигархических групп. Передача отраслевых комбинатов в частные руки происходила, например, в России.
В Польше же после прихода к власти правительства Тадеуша Мазовецкого осенью 1989 года важным элементом экономической политики стало дробление подобных комплексов госпредприятий. С сентября 1989 по июнь 1991 года было разделено 66 комбинатов и производственных объединений и создано около 530 новых обособленных госпредприятий. Это коснулось , в частности, предприятий, обслуживавших сельское хозяйство, производителей алкогольной продукции, автотранспортных объединений и объединений, занимавшихся добычей угля. Авторы польской трансформации были убеждены в том, что конкуренция — это ключевой элемент рынка, а основными экономическими субъектами должны быть отдельные независимые предприятия.
Индивидуализация приватизационных проектов
В целом польская приватизация носила низовой характер — процесс должен был начинаться по инициативе органов предприятия , то есть фактически представителей коллектива. Сама процедура была основана на принципе индивидуализации проектов (case by case , то есть рассмотрение каждого случая в отдельности) — это, правда, замедляло темп перемен, зато определенно способствовало продуманному подбору инвесторов. Кроме того, проводилась очень тщательная подготовка отдельных приватизационных проектов: оценка финансового положения и стоимости каждого предприятия (двумя методами), формализованные принципы поиска потенциальных инвесторов, а также длительные предприватизационные переговоры.
При этом в Польше в принципе не проводились двусторонние переговоры , в которых участвуют только продавец (то есть представитель государства, которое является владельцем) и покупатель в лице частного инвестора. Такой формат потенциально грозит непрозрачностью и коррупцией.
В польских предприватизационных переговорах всегда участвовали три стороны (продавец , покупатель и работники предприятия), а в случае крупных предприятий — даже четыре или пять (дополнительно — представитель Антимонопольного управления и министра финансов).
Контроль трудовых коллективов над процессом приватизации , а также прозрачные процедуры преобразований существенно уменьшали потенциальную политическую ренту (то есть личную выгоду) от приватизации госпредприятий. Это радикально ограничивало попытки олигархизировать экономику.
Отсутствие выкупа предприятий менеджментом с помощью кредитов
В Польше отсутствовал т.н. leveraged management buy-out , то есть выкуп предприятий руководящими кадрами при помощи банковских кредитов. Дело в том, что авторы польской приватизации опасались возможного повторения — на этот раз в большем масштабе — печального опыта, связанного с созданием так называемых номенклатурных компаний в 1988-1990 годах (в то время закон позволял руководству госпредприятия достаточно легко присваивать его имущество путем создания отдельной частной компании). В тех странах, где применялся management buy-out , D. Čengić, Privatisation and management buy-out: The example of Croatia, „Communist Economies and Economic Transformation” 1996, vol. 8, No. 4 приватизация таким способом становилась первым шагом к созданию олигархических структур. В Польше , правда, происходила т. н. вторичная менеджерская приватизация (выкуп руководящими кадрами акций предприятий у сотрудников, которые получили их в ходе приватизации), но это совершенно несопоставимое явление. Дело в том, что по закону методы приватизации, в результате которых контроль над предприятием переходил его работникам, не могли использоваться в случае крупных предприятий. А именно такие предприятия могли стать базой для появления олигархии.
Неудавшаяся массовая приватизация
Во многих постсоциалистических странах олигархическая система развивалась на базе массовой (либо ваучерной) приватизации. Этот ее тип применялся , например, в Чехии, где в девяностые годы прошло несколько волн т. н. купоновки. В результате даже в 2020 году среди самых богатых чехов лидировали бенефициары ваучерной приватизации. В России также именно она позволила появиться зачатку олигархии: номенклатура (в широком смысле слова) массово захватывала предприятия, приобретая ваучеры и затем отнимая собственность у трудовых коллективов.
В Польше лишь в 1994 году была принята Программа массовой приватизации , в которую было включено 512 предприятий, по большей части среднего размера и очень ослабленных пребыванием в течение нескольких лет в предприватизационном «подвешенном» состоянии, а значит стоивших немного. Дело в том, что долгое время не было политической воли для проведения массовой приватизации — правительство не могло обеспечить большинство в Сейме для принятия соответствующего закона.
В результате реальный масштаб этой программы был небольшой , что не дало возможности аккумулировать значительный капитал, который мог бы дать начало развитию олигархических структур.
Специфика развития банковского сектора
В большинстве постсоциалистических стран , особенно в России, появление олигархов было связано с предшествующим развитием частного банковского сектора, часто поддерживаемого государственными чиновниками и спецслужбами. В Польше такой ситуации не было. В апреле 1988 года на базе существовавших ранее 430 отделений Национального банка Польши (НБП) было создано девять мощных государственных, но конкурировавших между собой коммерческих банков. Несколько лет спустя банковская система Польши широко открылась для приватизации с участием иностранного капитала.
Последующие правительства проводили в отношении банковского сектора последовательную и рациональную политику. После внесения поправок в закон о банковском праве в апреле 1992 года НБП заметно ужесточил правила лицензионной политики , что ставило в привилегированное положение уже существовавшие государственные банки. Одновременно в 1993 году началась приватизация этих девяти банков — через биржу, но, как правило, с участием стратегических инвесторов, которых выбирали из числа признанных западноевропейских финансовых институтов и банков.
Правда , несмотря на все это, истеблишмент прежнего строя создавал в 1988-1990 годах институциональное обеспечение для своей будущей деятельности в финансовом секторе — путем формирования собственных банков и прочих организаций, предоставляющих финансовые услуги, а также занятия ключевых должностей в государственных банках и страховых компаниях. Но эта группа с самого начала подчинялась требованиям рыночной экономики и не пользовалась никакими привилегиями или особым расположением власти. Благодаря этому, за исключением отдельных случаев, предпринимателям такого рода не удалось удержать собственность в своих руках и укрепить ее.
Банки , созданные прежней номенклатурой, оказались финансовыми однодневками, а их собственники не сыграли впоследствии никакой роли в польской экономике.
Вероятнее всего , главной причиной такого положения вещей стала «шоковая терапия» Бальцеровича: быстрый разрыв преемственности между старой и новой экономической системой, а также то, что госпредприятия и новые частные банки бросили в глубокую воду рыночной экономики, допустив при этом широкий масштаб банкротств и твердо решив, что никакие особые точечные действия по спасению разоряющихся предприятий предприниматься не будут. Это охладило пыл потенциальных олигархов и уже в зародыше разрушало те финансовые состояния, которые могли бы разрастаться лишь при государственной поддержке.
Как избежать олигархизации
В Польше после 1989 года именно в экономике наиболее явно была разорвана функциональная и институциональная преемственность между реальным социализмом и новым польским государством. В первую очередь это касается монетарной политики , банковской системы, высвобождения предпринимательства и функционирования госпредприятий. Экономические перемены рубежа 80-90-х годов стали выходом в неведомые воды рыночного капитализма. Такой ход начального этапа трансформации принес определенные негативные социальные последствия, однако предотвратил закрепление в экономике постсоциалистических структур. Это стало важным фактором, защитившим Польшу от олигархизации, с которой связаны негативные экономические и социально-политические последствия: чрезмерное неравенство, потеря социального единства и отсутствие у граждан доверия к власти. K. Sałach, M. Brzeziński, Political connections…, s. 2; J. Fidrmuc, L. Gundacker, Income inequality and oligarchs in Russian regions: A note, „European Journal of Political Economy” 2017, vol. 50
Одним из последствий стало также то , что в Польше много лет спустя после начала трансформации по-прежнему сохраняется весьма крупный сектор госпредприятий — их доля выше, чем в большинстве стран с подобным или более высоким уровнем развития. Этот факт широко критикуется либеральными экономистами, например, R. Trzeciakowski, Wciąż za dużo państwa w polskiej gospodarce, Forum Obywatelskiego Rozwoju, 9 vi 2016 (Analiza FOR, 8/2016). однако , признавая весомость этой критики, следует отметить, что, наряду с иными факторами, обширный сектор госпредприятий можно рассматривать как своего рода плату за отсутствие олигархии.
В целом экономическая трансформация носила шоковый характер , а рыночные механизмы вводились достаточно решительно, но при этом именно с приватизацией дело обстояло иначе.
Приватизация (особенно крупнейших госпредприятий) происходила медленно и под сильным контролем профсоюзов , а попытка сделать этот процесс массовым закончилась неудачей.
Поэтому в Польше не сложились условия для перехода государства в руки олигархов. P.Mihályi, I. Szelényi, Rent-Seekers, Profits, Wages and Inequality. The Top 20 %, 2019, Palgrave Macmillan, стр.19
С точки зрения теории поиска ренты (rent seeking) , обширный сектор госпредприятий является, как и значительные олигархические структуры, источником потенциальных политических рент. Политическая рента и неразрывно связанные с ней проявления коррупции и кумовства, а также снижение эффективности экономической системы, проявляются на стыке либо государства с олигархическими структурами, либо государства, госпредприятий и политических сил (например, партий).
Сложно однозначно сказать , которая из этих двух ситуаций менее вредна с социальной, экономической и политической точек зрения. Кроме того, крупный государственный сектор может сосуществовать с олигархической системой — это видно на примере Украины, где крупный государственный сектор используется олигархами в качестве источника ренты. Однако обзор того, как функционирует в последние годы экономика Польши в сравнении с более олигархизированными государствами, может породить гипотезу — подчеркнем, скорее интуитивного характера — о том, что в постсоциалистических странах обширный госсектор все же является меньшим злом, нежели развитые олигархические структуры. В то же время следует понимать, что способ проведения приватизации не был единственным фактором, от которого зависело возникновение олигархии.
Текст представляет собой частично измененную и сокращенную версию статьи «Oligarchia w Polsce — dlaczego jej nie ma?» , опубликованной в научном журнале Sprawy Międzynarodowe (2020, том 73, №4).
Перевод Владимира Окуня
